Как венесуэльский президент стал колумбийским главнокомандующим

ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Несмотря на то, что полное восстановление власти испанской короны над Венесуэлой продолжалось почти до конца 1814 года, ее, теперь уже можно сказать, бывший «освободитель» прагматично решил, что раз борьба все равно проиграна, — значит, и продолжать ее бессмысленно. Во всяком случае, лично ему — и при текущем раскладе сил.

Так что, как писал о тех событиях в своей статье Карла Маркс:

«Когда 17 июля 1814г Каракас был сдан испанскому полковнику Гонсалесу, Боливар эвакуировал Ла-Гуайру, приказал стоявшим в гавани этого города кораблям плыть в Куману и отступил с остатками своих войск к Барселоне. После поражения, нанесенного вождем «льянерос» Бовесом 8 августа 1814 г. повстанцам у Аргуиты, Боливар в ту же ночь тайно покинул свои войска, чтобы окольными путями поспешить в Куману, где, несмотря на гневные протесты Рибаса (своего дяди, популярного среди повстанцев генерала), он немедленно сел на корабль «Бианки» вместе с Мариньо и некоторыми другими офицерами.
Если бы Рибас, Паэс и другие генералы последовали за диктаторами в их бегстве, то все было бы потеряно. Встреченные по своем прибытии в Хуангриего — на острове Маргариты — генералом Арисменди как дезертиры, и получив приказание убраться, они отплыли в Карупано, но, принятые там подобным же образом полковником Бермудесом, направились оттуда к Картахене. Здесь, чтобы смягчить впечатление от своего бегства, они обнародовали оправдательную прокламацию, составленную в высокопарных фразах…»

С другой стороны: а чего этим беглецам (чтобы не сказать жестче) было вообще оправдываться? Известно ж, что подобно тому, как «начальство не опаздывает — начальство задерживается», начальство военное тоже «не отступает (или откровенно бежит), — но лишь «передислоцируется в поисках более выгодной диспозиции». А все попытки назвать вещи своими именами должны рассматриваться не иначе, как «лживая вражеская пропаганда». В любом случае, высокопарные фразы и пустые декларации, как и ожидалось, проигранной Боливаром кампании помогли не очень. Участие этого, хм, осторожного полководца в заговоре против наличных республиканских властей Картахены (впрочем, как водится, с обычным для тех времен диктатором по главе) тоже закончилось полным фиаско. Тогда «Наполеон отступлений» (как язвительно именовал его соратник по борьбе за независимость и конкурент в борьбе за власть республиканский генерал Мануэль Пиар, чуть позже казненный «Освободителем» в борьбе за оную) решил повторить сценарий своего триумфального реванша 1813 года. Для чего вновь заручиться поддержкой западных соседей-новогранадцев, современных колумбийцев. Те, в принципе, были не против помочь восточным соседям-венесуэльцам — особенно если эта «помощь» будет оказываться руками самих же разбитых на родине и бежавших в Новую Гранаду остатков венесуэльских бойцов, в лице прежде всего неплохо сохранившейся дивизии генерала Урданеты. 
Последний, вопреки ожиданиям (и, хм, хорошему примеру со стороны Боливара) благородно не «сдал» своего побежденного маршала испанцам — как это парой лет раньше сделал сам Боливар в отношении такого же проигравшего испанцам собственного командующего, генералиссимуса Миранды. И даже просто не «послал» его подальше под предлогом «ну, и чего я должен тебе подчиняться — если ты «прос…», сорри — «профукал» доверившуюся тебе страну и ее армию, а теперь требуешь какого то подчинения?!». Наоборот — Урданета добровольно уступил командование своему разбитому «главкому»! После чего тот мог общаться с новогранадскими политиками в роли уже не жалкого «сбитого летчика», — но, по крайне мере, «комдива» достаточно многочисленной, закаленной в боях и хорошо мотивированной боевой единицы.

***

Ну, правда, первым «боевым заданием» получившего «мандат» на свою очередную «освободительную миссию» от Конгресса Новой Гранады был почему-то… захват Боготы! То есть, в общем-то, исторической столицы этой самой Новой Гранады в бытность ее еще испанским вице-королевством. Но после начала патриотически-незалежных поползновений, в ходе которых желающих стать столь же незалежными не только от Испании, но и друг от друга президентов, не слишком от них отличающихся диктаторов и прочая, стало куда больше одного — Богота стала центром так называемой «Кундинамарки». Претендуя на жестко-централизованную власть в Новой Гранаде, исходящей из Боготы. 
Однако большинство остальных новогранадских провинций такого жесткого подчинения не захотели, — образовав федерацию Соединенных провинций Новой Гранады. И даже малость повоевали с боготцами в рамках первой в истории Колумбии гражданской войны, — впрочем, и, наверное, самой первой (но увы — далеко не последней) вообще на континенте. После наступления «патовой ситуации» ввиду отсутствия у обеих сторон решающего преимущества, Кундинамарка объявила себя независимым государством. А чуть позже даже заключила военный союз с Соединенными провинциями, — причем президент из Боготы Антонио Нариньо стал командующим объединенной армией, отправившейся на юг воевать с испанцами. 
Правда, полководцем он был не ахти — и вскоре попал к солдатам испанского короля в плен. Тут-то и оказалось, что так его союзники-новогранадцы являются таковыми больше в кавычках. Ибо тут же воспользовались устранением конкурента в борьбе за власть над всем экс-вице-королевством руками вроде бы общего и главного врага, — чтобы «наложить лапу» на территорию вокруг Боготы, ту самую Кундинамарку. Но поскольку большая часть собственной армии, что Кундинамарки, что Соединенных провинций либо попала в плен к испанцам, либо просто разбежалась, — орлиный взор новогранадских «титанов духа» пал на «бродячую дивизию» Боливара. От которого в качестве своего рода «вступительного экзамена» на профипригодность к командованию уже под новогранадским знаменем и потребовали вернуть «блудную дочь»-Боготу в теплые объятия «отцов нации» из руководства Федерации. 

*** 

Боливар упирался недолго, в конце концов мини — и не очень — гражданские войны между южноамериканскими патриотами (хоть и очень тянет взять это слово в кавычки в данном контексте) в этот период начали набирать все больший и больший размах. В Аргентине, например, после кратковременного единства, отдельные (и враждебные для соседей) правительство образовались едва ли не в каждой ее провинции. Можно сказать сразу — первое «боевое задание» на новогранадских землях венесуэльский многократный «Освободитель» выполнил на ура! Правда, практически без единого выстрела — ну, так разве не говаривали еще мудрые китайские стратеги и мастера «кунфу»: «Лучший бой — не начатый бой!» Как лаконично (хоть и не без ироничной язвительности) пишет об этой «славной кампании» Маркс: «Богота, столица недовольной провинции, была беззащитным городом. Несмотря на ее капитуляцию, Боливар разрешил своим солдатам грабить ее в течение 48 часов».
Что и говорить — добрейшей души человек! Дал своим бойцам всего-то двое суток на разграбление захваченного города, — хотя в обычаях тогдашних армий общепринятым сроком было, как правило, 3 дня. Столько, например, отвел своему 80-тысячному войску султан Мехмед II после удачного штурма Константинополя в мае 1453 года. С другой стороны, янычары, «спахии» и прочая «солянка сборная» воинства султана целых 53 дня под стенами Второго Рима не просто толпились, — а ходили в кровопролитные штурмы, за которые выжившим было принято давать хорошую «премию»!
А тут собственный южноамериканский город сдался без боя по первому требованию — за что тут вообще «премировать» победителей?! Разве что за «психическую атаку» в виде готовности штурмовать — если ультиматум о сдаче не будет принят… Но с другой стороны, солдаты-офицеры хоть воюют, хоть нет, — а кушать хотят всегда. Притом что денежно-продовольственное снабжение в войсках Боливара было не слишком образцовым даже в куда более благополучные периоды. Так что «на безрыбье — и рак рыба», и за неимением трофеев от побежденных «испанских извергов» пришлось их получать за счет собственных, хм, освобождаемых соотечественников. Не в первый и не в последний раз, кстати, — но об этом чуть позже… 
Любопытный факт — в то время как вроде бы все еще официальный глава неокончательно побежденной испанцами и их союзниками Второй Венесуэльской республики доблестно помогал новогранадским «политиканам» завоевывать непокорную столицу такого же, как и у них, независимого южноамериканского государства, в самой Венесуэле, несмотря на потерю столицы, Каракаса, все еще продолжалась неравная борьба защитников республики с роялистами.

Показательная цитата из биографии одного из самых опасных противников независимости, лидера «льянерос» Бовеса:

«Республиканцы под командованием генерала Хосе Феликса Рибаса (дяди Боливара, кстати) попытались организовать сопротивление. 16 октября 1814 Бовес одержал верх над войсками генерала Мануэля Пиара при Эль-Саладо близ Куманы, 9 ноября разгромил генерала Хосе Франсиско Бермудеса при деревне Гуанагуана в Монагасе. Остатки республиканских войск отступили в Ансоатеги. Бовес продолжал преследование. Его последний бой состоялся 5 декабря 1814 года. Предводительствуемые Бовесом льянеро вновь одержали победу, окончательно разгромив республиканцев».

Увы, главнокомандующий гибнущей венесуэльской армии в это время занимался делом поинтереснее (и однозначно побезопаснее) — воевал беззащитную в военном отношении Боготу. Добившись, хм, «блистательной победы» над городом 10 декабря 1814 года — аккурат спустя 5 дней после гибели своего самого опасного противника в битве, действительно окончательно решившей судьбу Второй республики… 

***

Так или иначе, — но впечатленный этой победой новогранадский Конгресс (ну как же — оказывается, Боготу можно было взять, лишь «погрозив пальчиком», — а они-то сами до этого и не додумались!) не просто рассыпался в благодарностях, — но даже назначил Боливара главнокомандующим своей армии! Предписав ему следовать к Картахене, на побережье Карибского моря, вблизи венесуэльских границ, с миссией двойного назначения — и защитить собственно Картахену от возможной экспансии колониальных войск, и при возможности выбить их из самой Венесуэлы.
Увы, на беду повстанцев «звезды для них опять стали не тем боком» — ситуация в Европе в целом и Испании в частности радикально изменилась. После поражения Наполеона прогнозируемо выяснилось, что его старший братец Жозеф в качестве испанского короля Хосе Первого без военной и политической поддержки брата младшего представляет собой почти классический «ноль без палочки». В силу чего и утратил испанский престол, вначале покинув Мадрид 27 мая 1813 года с остатками приданной ему оккупационной армии, — которую Веллингтон окончательно разбил уже 21 июня.

Бонапарту, в это время пытавшемуся «зализать раны» от катастрофического разгрома своей «Великой армии» в России (да уж, из прежних свыше 600 тысяч человек обратно сумели перейти Березину аж 16 тысяч), прогнозируемо было не до Испании. Так что пока еще император даже отпустил туда из почетной ссылки во Франции низложенного им же самим короля Фердинанда Седьмого. Не без основания полагая, что лучше уж иметь под боком относительно самостоятельного консервативного монарха — вместо республиканских «Кортесов»-парламента, настроенных антифранцузски (и проанглийски!) куда более, чем этот венценосец.
Правда, колониальными делами его величество Фердинанд занялся не сразу — надо было со внутрииспанской ситуацией вначале разобраться. В пользу себя любимого, конечно. Кортесы там разогнать, принятую ими в 1812 году Конституцию (резко ограничивающую монаршьи полномочия) отменить — ну, и все такое. Так что и генерал Монтеверде в 1812 году разгромил Первую Венесуэльскую республику больше на «подножном корму» и «здоровой наглости» — и Боливар отвоевал ее в 1813 году с помощью фактически тех же приемов, не преодолевая сколь-нибудь серьезного сопротивления со стороны массовых пополнений колониальных войск из Испании.
Но вот уже в 1814 году испанский король решил взяться за свои заморские колонии всерьез. Не просто назначив туда одного из своих самых талантливых и опытных маршалов — Пабло Морильо, — но еще и дав ему под командование 11-тысячный экспедиционный корпус! Сила для колоний на севере Латинской Америки просто колоссальная — особенно с учетом истощения из-за предыдущих неудач численности сил республиканских. Хотя и добирался бравый маршал, ставший «морпехом» в 13 лет, повоевавший с французами и в армии, и во главе партизанского отряда — немало, — достигнув южноамериканских берегов лишь в апреле следующего 1815 года. 

***

Боливар же в этом время находился вблизи Картахены — и занимался решением склок со своим вроде бы подчиненным, но не желавшим это признавать, — новогранадским военачальником Мануэлем Кастильо. Конфликт в январе 1815 года перерос в полноценную осаду Картахены войсками Новогранадской федерации. То есть де-факто людьми Боливара, — который к этому моменту уже довольно-таки слабо подчинялся политикам Конгресса, зачастую просто игнорируя отдаваемые ими приказы. 
Как знать, может быть дело бы закончилось относительно полюбовно (ну, как в Боготе — всего лишь двухдневным грабежом после неизбежной капитуляции), — но тут до штаба осаждающих стали приходить страшные слухи о прибытии к недалеко расположенному от Картахены острову Маргариты огромной (для колоний) армии маршала Морильо. Ну, правда, прибыла она туда 8 апреля, а радикальное решение Боливар принял лишь 12 мая… Но что ж тут поделать, «лишь через неделю индеец Зоркий Глаз заметил, что в камере, где его держали, нет четвертой стены», — видимо, разведка у пока еще «главкома» уже Новогранадской армии, была… ну на очень большой высоте.

Тем не менее решение сей главком принял вполне рациональное — хоть и, как часто бывало ранее (и позднее тоже), увы, не слишком «рыцарское». А именно — …подал в отставку! Правда, как обычно в подобных случаях, под благородным «соусом» якобы «нежелания продолжать междоусобицу с Кастильо ввиду появления у испанцев новых подкреплений — для эффективного им противодействия». Хотя, думается, с учетом уже накопленного немалого полководческого опыта Боливар просто понимал бессмысленность дальнейшего сопротивления при наличном раскладе сил. Недаром же его кумир (хоть и с оговорками) Наполеон цинично говаривал: «Бог на стороне больших батальонов…» А большие батальоны в то время были именно у маршала Морильо.
Интуиция не обманула теперь уже бывшего главнокомандующего новогранадской армии, — спустя считанные месяцы не только Картахена, но и практически вся Новая Гранада вместе с большей частью Тихоокеанского побережья Южной Америки оказалась под контролем испанцев. Картахенцы, кстати, оборонялись без оговорок героически — длительная осада, голод и пули унесли жизни минимум трети ее жителей… Но увы, «против лома нет приема». И возглавлял эту оборону уже не Боливар — он, отплыв из Картахены за считанные дни до высадки на континенте сил Морильо, начал готовить на Ямайке под английской юрисдикцией новые планы продолжения своей освободительной миссии. Уже более чем откровенно чем-то напоминающей компьютерную игру — с возможностью «сохранения жизни» игрока и «переигровки» проигранной ранее сессии.

*** 

Правда, совсем уж безбедной жизнь изгнанника-полководца на Ямайке не назовешь. Английские власти, как и раньше, не собирались «инвестировать» в уже «трижды сбитого (если считать и фактическое бегство из Картахены) летчика» — так что ему частенько приходилось жить впроголодь. А уж рассчитывать на защиту британских спецслужб не приходилось и подавно. Так что в одну не самую приятную декабрьскую ночь 1815 года Боливар, вышедший прогуляться по берегу, обнаружил в своем гамаке труп прилегшего туда отдохнуть друга, принятого за него самого подосланными испанцами убийцей. Тем не менее, как пишет Иосиф Григулевич, вскоре прежняя «черная полоса» в жизни эмигранта сменилась «белой»:

«Но свет не без добрых людей, и таких людей Боливар в конце концов нашел на Ямайке. Местный плантатор Максуэл Гислоп, сочувствовавший патриотам; Хулиа Кобье — креолка из Гаити с многочисленными связями на острове; и Луис Брион — человек неопределенной национальности, богатый негоциант и судовладелец, уверовавший в дело независимости испанских колоний: — протянули руку помощи Освободителю». 

Ну, насколько бескорыстной была помощь всех этих, хм, «добрых самаритян» и чем она на самом деле мотивировалась — вопрос другой. Но как бы то ни было — они ее оказали, а Брион даже стал адмиралом повстанческого флота. Позже определенную поддержку Боливар получил от президента (правда, хм, «пожизненного») Гаити — Александра Петиона. «Его превосходительство» (чтобы не сказать — «величество») явно не хотел усиления в Карибском бассейне позиций Испании, опасаясь, как бы в таком случае его страна, населенная преимущественно восставшими на рубеже 18—19 веков неграми-рабами, не пополнила список ее колоний. Потому тоже проникся — и помог некоторым количеством денег и оружия. Настоятельно попросив Боливара освободить венесуэльских рабов. Что и было обещано — и даже отчасти сделано, — правда, как говорится в известном анекдоте, «есть нюанс…». ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…