СТАЛИН: ГУБИТЬ ИЛИ БУДИТЬ?

                            

В теме сталинизма различаются четыре течения: 1) троцкизм, представленный ангажированными Вашингтоном троцкистскими группами Манделя, Ламберта, тремя осколками группы Морено, двумя сколками группы Джерри Хили и т.п. 2) Ангажированные Вашингтоном российские либералы. 3) Сам Вашингтон вкупе с Европой. 4) Сталинисты.

Верный ученик Сталина Хрущев был занял внутрипартийной борьбой, во-вторых, ему нужно было победить растущие антисталинские протесты, для этого он их возглавил - путем обвинения Сталина. Потому заявленные им 20 млн репрессированных невозможно отнести ни к какому течению.

Все первые три указанные течения сходятся, что Сталин уничтожил 60 млн человек (Авторханов), 110 млн (сын Антонова-Овсеенко), «полстраны за колючей проволокой» («яблочник» Лукин), «вся страна за колючей проволокой» (пермский поэт Ю. Асланьян). На самом деле демографический подсчет дает 5 млн уничтоженных. В т.ч. 2 млн – во время голода 1933 года. Сталинисты вообще отрицают убийство Сталиным невиновных, т.е. отвергают очевидное. Все четыре течения всеми силами игнорируют марксистский анализ сталинизма, т.е. анализ в марксистских категориях.

Но кроме категорий политэкономии существует еще и литературоведение.

  

***

 

Многие из второстепенных и третьестепенных поэтов старались льстить Сталину.

Александр Вертинский, тот самый, который жеманно пел светской публике: «В бананово-лимонном Сингапуре… пуре…» Читаем:
 … И в седые, холодные ночи, / Когда фронт заметала пурга,
 Его ясные, яркие очи, / До конца разглядели врага.

 

Особенно очи разглядели врага, когда Сталин проворонил нападение Германии, киевский котел, два харьковских котла и пр.

 

Конечно же, Лебедев-Кумач:

… В дальних зимовках, покрытых снегами, / В светлых дворцах академий наук —
 Всюду он зримо присутствует с нами, / Вождь и учитель, товарищ и друг.

 

Угу. Вместе с Лысенко.

 

Разумеется, Александр Жаров:

Продолжаем мы поход / Славной Первой конной. 

Имя Сталина несёт / Корпус наш червонный.

 

Создателя Первой Конной Думенко Сталин расстрелял. 

 

И уж ясное дело – Алексей Сурков:

Шуршит по крышам снеговая крупка. / На Спасской башне полночь бьют часы. 

Знакомая негаснущая трубка, / Чуть тронутые проседью усы.

 

Негаснущая! Всё время курил.
 

Михаил Исаковский:

… И потому я с радостью большою, / друзья мои, заветной даты жду.
 И потому всем сердцем и душою / голосовать за СТАЛИНА пойду.

 

Попробовал бы он проголосовать против!

 

Твардовский, увы :

… будет мир желанный в силе / И нас с детьми переживет, –
 Недаром Сталин и Россия / Его надежда и оплот.

 

Сталин в 1948-м поддержал Израиль в войне против арабов, а перед этим заставил ОН признать Израиль.

 

Ох, ты - Владимир Высоцкий:

… Я иду, чтоб взглянуть поскорей / На вождя дорогого чело...
 Жжёт глаза мои страшный огонь, / И не верю я чёрной беде…

 

Бежит скорее глянуть на труп!

 

Имя им легион. Писали тысячи, писал неизвестный поэт в газету «Правда» 1938 года:

По-иному светит солнце на земле, / Знать, оно у Сталина побыло в Кремле.

Нет предела холуйству… тьфу ты, всенародной любви! Ликом своим калиф Сталин затмевал Солнце, затылком – Луну… Он мог сравниться даже с лучезарным и наимудрейшим Ким Ир Сеном!

А сколько холуев писало хвалебные песни о Сталине, ставило о нем фильмы, оперы, искажало историю в угоду Сталину.

 

Панегирики в честь Сталина писали и выдающиеся поэты и прозаики. Скажем, пьеса Булгакова «Батум» основана на эпизоде из юности Сталина. Первая редакция «Пастырь» закончена в середине июля 1939 г.

21 декабря 1949 года, в день рожденья Сталина, Анна Ахматова посвятила гению всех времен и народов следующие стихи:

 

Пусть миру этот день запомнится навеки…
 Легенда говорит о мудром человеке,
 Что каждого из нас от страшной смерти спас.
 
 Ликует вся страна в лучах зари янтарной…
 И древний Самарканд, и Мурманск заполярный,
 И дважды Сталиным спасённый Ленинград
 
 В день новолетия учителя и друга
 Песнь светлой благодарности поют, —
 …
 И вторят городам Советского Союза
 Всех дружеских республик города…
 
 Какой дважды спасенный Ленинград, каким местом Сталин спас каждого от смерти – когда подписывал все расстрельные лимиты, устроил киевский и два харьковских котла? Как могут вторить городам Советского Союза дружеских республик города, когда они сами в Советском Союзе? Стихотворение откровенно дурацкое, бездарное.

Как могла поэтесса такое настрочить, если сама в 1935-м писала:

 

Это было, когда улыбался
 Только мертвый, спокойствию рад.
 И ненужным привеском качался
 Возле тюрем своих Ленинград.
 

И когда, обезумев от муки,
 Шли уже осужденных полки,
 И короткую песню разлуки
 Паровозные пели гудки,
 

Звезды смерти стояли над нами,
 И безвинная корчилась Русь
 Под кровавыми сапогами
 И под шинами черных «марусь».

 

А еще – в 1962-м - «Защитникам Сталина»:

Это те, что кричали: "Варраву
 Отпусти нам для праздника", те,
 Что велели Сократу отраву
 Пить в тюремной глухой тесноте.
 
 Им бы этот же вылить напиток
 В их невинно клевещущий рот,
 Этим милым любителям пыток,
 Знатокам в производстве сирот.

 

А вот где причина: в 1935-м ее сына Льва Гумилева арестовали. Затем выпустили, Ахматова писала прошения Сталину с просьбой. Освободили, Сталин лично приказал Ягоде.

Однако в 1938-м снова арестовали по обвинению в терроризме и антисоветской деятельности и дали 5 лет в Норильсклаге. По окончании срока в 1944 г. Лев Гумилев ушел на фронт и всю оставшуюся войну прошел рядовым. В 1945 г. он вернулся в Ленинград, восстановился в ЛГУ, поступил в аспирантуру и спустя 3 года защитил кандидатскую диссертацию по истории. В 1949 г. его снова арестовали и без предъявления обвинения приговорили к 10 годам лагерей.

Гумилёв рассказывал, что прокурор, участвовавший в работе следствия, так объяснил ему смысл приговора: «Вы опасны, потому что вы грамотны».

Лидия Корнеевна Чуковская рассказала в своих «Записках»: «Когда в 1950 году Ахматовой намекнули «сверху», что, если она напишет стихи в честь Сталина, это может облегчить участь сына, она сочинила целый цикл стихотворений о победе, в котором прославляется Сталин… Это унижение было для нее одним из самых тяжких в жизни».

Как только мерзости не сделаешь ради сына. Но добрые люди понимали и не корили Ахматову.

 

В 1946-м газета «Правда» поместила выдержки из «Постановления ЦК ВКП(б) от 14.8.1946», в котором Ахматова разоблачается как «типичная представительница чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии», «аристократка», «декадентка», жрица «искусства для искусства, литературная блудница, сочетающая в себе распутство и монашество». Ее исключили из союза советских писателей, перестали издавать произведения, лишили карточек, что означало страшный голод.

Ну, уж если быть последовательными, так нужно объявить, что про «дважды Сталиным спасенный Ленинград» настрочила литературная блудница.

 

Осип Мандельштам в первых числах февраля — в начале марта 1937-го писал:

 

Если б меня наши враги взяли
 И перестали со мной говорить люди,
 Если б лишили меня всего в мире:
 Права дышать и открывать двери
 И утверждать, что бытие будет
 И что народ, как судия, судит,—
 Если б меня смели держать зверем,
 Пищу мою на пол кидать стали б,—
 Я не смолчу, не заглушу боли,
 Но начерчу то, что чертить волен,
 И, раскачав колокол стен голый
 И разбудив вражеской тьмы угол,
 Я запрягу десять волов в голос
 И поведу руку во тьме плугом —
 И в глубине сторожевой но́чи
 Чернорабочей вспыхнут земле очи,
 И — в легион братских очей сжатый —
 Я упаду тяжестью всей жатвы,
 Сжатостью всей рвущейся вдаль клятвы —
 И налетит пламенных лет стая,
 Прошелестит спелой грозой Ленин,
 И на земле, что избежит тленья,
 Будет губить разум и жизнь Сталин. 

 

Сталинисты настолько обнаглели в своем холуйстве, что в интернете слово «губить» заменили словом «будить».

Словечко глупое - как разбудить жизнь, не знаете?

Но в оригинале – «губить». Именно так напечатано, например, в книге «Осип Мандельштам. Стихи». Пермское книжное издательство. 1990. С. 261-262.

Да и как по-другому-то мог высказаться Осип Эмильевич, если еще в 1933-м он писал:

 

Мы живем, под собою не чуя страны,
 Наши речи за десять шагов не слышны,
 А где хватит на полразговорца,
 Там помянут кремлёвского горца.
 Его толстые пальцы, как черви, жирны,
 А слова, как пудовые гири, верны,
 Тараканьи смеются усища,
 И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей (намек н Молотова, Б. И.),
 Он играет услугами полулюдей.
 Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
 Он один лишь бабачит и тычет,
 Как подкову, кует за указом указ —
 Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
 Что ни казнь у него — то малина
 И широкая грудь осетина.

 

А после 1933 года последовали массовые убийства большевиков, а в 1937-м, когда было написано стихотворение «Если б меня наши враги взяли» - начался большой террор. Как же «будить», когда многократно усилилось «губить»?!

 

Арестовали Мандельштама в 1934-м, он был приговорен к 3-м годам ссылки в Чердынь Пермского края. Ехал вместе с женой. Их временно поселяются в больнице, из окна которой вскоре выбросился Мандельштам.

В середине июня 1934 года Осипа Мандельштама вызвали к районному коменданту в Чердыни Попкову для выбора нового города высылки. Комендант потребовал, чтобы город был выбран немедленно, в его присутствии. При этом запрещалось селиться в двенадцати важнейших городах, включая те населённые пункты, где у поэта уже были налажены дружеские или рабочие связи (Москва и область, Ленинград и область, Харьков, Киев, Одесса, Ростов-на-Дону, Пятигорск, Минск, Тифлис, Баку, Хабаровск и Свердловск. Супруги Мандельштамы выбрали Воронеж.

Утверждают, что дело решила фраза Сталина: «Изолировать, но сохранить».

 

В январе-марте 1937 года, находясь в ссылке, Осип Мандельштам написал панегирик Сталину. Комментируя этот поступок, он объяснял в письме к К. Чуковскому в апреле того же года:

«То, что со мной делается,— дольше продолжаться не может. Ни у меня, ни у жены моей нет больше сил длить этот ужас. Больше того: созрело твёрдое решение всё это любыми средствами прекратить. Это — не является «временным проживанием в Воронеже», «адм-высылкой» и т. д. Это вот что: человек, прошедший через тягчайший психоз (точнее, изнурительное и острое сумасшествие), — сразу же после этой болезни, после покушений на самоубийство, физически искалеченный, — стал на работу. Я сказал — правы меня осудившие. Нашёл во всём исторический смысл. Хорошо. Я работал очертя голову. Меня за это били. Отталкивали. Создали нравственную пытку. Я всё-таки работал. Отказался от самолюбия. Считал чудом, что меня допускают работать. Считал чудом всю нашу жизнь. Через 1 1/ 2 года я стал инвалидом. К тому времени у меня безо всякой новой вины отняли всё: право на жизнь, на труд, на лечение. Я поставлен в положение собаки, пса… Я — тень. Меня нет. У меня есть одно только право — умереть. Меня и жену толкают на самоубийство. В Союз писателей — не обращайтесь, бесполезно. Они умоют руки».

 

Ахматова: «Убить поэта – это пустяки. Это самое простое. Сталин был умнее. Он хотел добиться большего. Он хотел заставить Мандельштама написать другие стихи. Стихи, возвеличивающие Сталина».

Мандельштам понял намерения Сталина. (А может быть, ему намекнули, помогли понять.) Доведенный до отчаяния, загнанный в угол, он решил попробовать спасти жизнь ценой нескольких вымученных строк. Он решил написать ожидаемую от него «оду Сталину».

 

Вот как вспоминает об этом вдова поэта, Надежда Мандельштам: «У окна в портнихиной комнате стоял квадратный обеденный стол, служивший для всего на свете. О. М. прежде всего завладел столом и разложил карандаши и бумагу… Для него это было необычным поступком – ведь стихи он сочинял с голоса и в бумаге нуждался только в самом конце работы. Каждое утро он садился за стол и брал в руки карандаш: писатель как писатель… Не проходило и получаса, как он вскакивал и начинал проклинать себя за отсутствие мастерства: «Вот Асеев – мастер. Он бы не задумался и сразу написал!..»

В результате была-таки написана «Ода»:


 Я б рассказал о том, кто сдвинул мира ось,
 Ста сорока народов чтя обычай…
 Знать, Прометей раздул свой уголек,—
 Гляди, Эсхил, как я, рисуя, плачу!
 …

И в дружбе мудрых глаз найду для близнеца,
 Какого не скажу, то выраженье, близясь
 К которому, к нему,— вдруг узнаешь отца
 И задыхаешься, почуяв мира близость.
 И я хочу благодарить холмы,
 Что эту кость и эту кисть развили:
 Он родился в горах и горечь знал тюрьмы.
 Хочу назвать его — не Сталин,— Джугашвили!
 
 … Не огорчить отца
 Недобрым образом иль мыслей недобором,
 Художник, помоги тому, кто весь с тобой,
 Кто мыслит, чувствует и строит.
 Не я и не другой — ему народ родной —
 Народ-Гомер хвалу утроит.
 Художник, береги и охраняй бойца:
 Лес человечества за ним поет, густея,
 Само грядущее — дружина мудреца
 И слушает его все чаще, все смелее.
 
 Он свесился с трибуны, как с горы…
 Могучие глаза решительно добры,
 Густая бровь кому-то светит близко,
 И я хотел бы стрелкой указать
 На твердость рта — отца речей упрямых,
 Лепное, сложное, крутое веко — знать,
 Работает из миллиона рамок.
 Весь — откровенность, весь — признанья медь,
 И зоркий слух, не терпящий сурдинки,
 На всех готовых жить и умереть
 Бегут, играя, хмурые морщинки.
 …
 Я уголь искрошу, ища его обличья.
 Я у него учусь, не для себя учась.
 Я у него учусь — к себе не знать пощады,
 Несчастья скроют ли большого плана часть,
 Я разыщу его в случайностях их чада…
 …

Он все мне чудится в шинели, в картузе,
 На чудной площади с счастливыми глазами.
 
 Глазами Сталина раздвинута гора
 И вдаль прищурилась равнина.
 Как море без морщин, как завтра из вчера —
 До солнца борозды от плуга-исполина.
 Он улыбается улыбкою жнеца
 Рукопожатий в разговоре,
 …

… Его огромный путь – через тайгу

И ленинский Октябрь – до выполненной клятвы.

Правдивей правды нет, чем искренность бойца:

Для чести и любви, для доблести и стали.

Есть имя славное для сильных губ чтеца —

Его мы слышали и мы его застали.

 

Какая гора, какие счастливые глаза, и почему поэту уж так охота назвать Сталина Джугашвили? И, наконец, чему поэт научился у Сталина?? «Могучие глаза решительно добры» - откровенная чушь.

Задача Мандельштама была нелегкой: чтобы Сталин не понял, что стихотворение – дерьмо, липа. Чтоб эта чушь собачья была-таки похожа на стихи Мандельштама, на его манеру.

 

«С другой стороны, казалось бы, расчет Сталина полностью оправдался. Стихи были написаны. Теперь Мандельштама можно было убить. Что и было сделано».

В мае 1938 последовал арест Мандельштама. 27 декабря 1938 года. Не дожив совсем немного до своего 48-летия, болезненный Осип Мандельштам скончался в пересыльном лагере под Владивостоком. Паралич сердца и атеросклероз. Тело Мандельштама до весны вместе с другими усопшими лежало непогребённым. Затем весь «зимний штабель» был захоронен в братской могиле. Местонахождение могилы поэта до сих пор точно неизвестно.

Однако Сталин ошибся. Да, Мандельштам написал стихи, возвеличивающие Сталина. И тем не менее, Сталин потерпел крах в своей затее. Эти нелепые стихи мог написать и бездарный школьник.

 

Но эта ода - совершенно другое стихотворение, это не «соберу десять волов в голос». В том же году, в то же самое время, в феврале-марте, Осип Эмильевич пишет противоположное: «губить!»

И это стихотворение с «губить» - настоящее, это именно высокая поэзия.

 

Но представьте себе степень холуйства сталинистов.

 

15.12.2025