БЕЗБОЖНЫЕ РУССКИЕ

Борис Ихлов

 В последнее время часто можно встретить такие характеристики, которые дают себе люди: убеждения социалистические (коммунистические), мировоззрение православное (католическое, мусульманское и пр.). Как болезнь какая-то.

Дело в том, что социалистическое (коммунистическое) учение базируется на диалектическом и историческом материализме, которые отвергают религию. Одно из трех: либо человек не знает, что такое социализм (коммунизм), либо он не знает, что такое православие, т.к. марксизм-ленинизм – враг любой религии, это знает любой священник, либо человек не знает ни того, ни другого.

Большевик Богданов объясняет: у религии есть гносеологические (познавательные) и социальные корни. Гносеологические корни – в безграмотности, социальные корни – в классовой структуре общества, любая религия есть отражение в общественном сознании общественной иерархии. Бог – это олицетворение стоящего над обществом царя, хана, генерального секретаря КПСС, капиталиста.

Официальная пропаганда муссирует тему о религии как о культуре и о церкви как об истории Руси. Согласно официальной точке зрения большевики-атеисты отняли у русского народа духовность. Так ли это было на самом деле? Обратимся к русскому фольклору.

Социально-бытовая сказка

Социально-бытовая, или новеллистическая, сказка предназначена не только для читателей младшего, но для любого возраста. Поэтому множество моментов в сказке непонятно младшим.

В связи с этим в 60-80-е гг. ХХ в. (когда прекратилось доминирование дидактических сказок о труде, верности и т.п.) читатели младшего возраста максимально увлечены волшебной сказкой, бытовые сказки в сборниках пропускаются, игнорируются. Ребенок не вовлечен в процесс покупки подарка, он возникает как бы ниоткуда, порождается его мечтой, волей мамы или папы, подарок дарят Дед Мороз, фея, добрый волшебник и пр. То, что родители вовлечены в производственные отношения, оттуда берут деньги и на них покупают в магазине товар, скрыто от ребенка. Для него волшебство – его внутренний мир, его восприятие эзотерическое. Он – стихийный идеалист, форма идеализма – созерцательная.

В новое время стихийный идеализм переходит в иную форму – практицистскую, когда вместо фетиша в виде подарка, обладающего какими-то интересными качествами, фетиш в виде идеального товара – денег, не обладающего ни одним подарочным свойством, но вбирающим в себя все эти свойства; предмет для него – не носитель какого-то качества, а довлеющий над ним групповой миф. Ребенок – свидетель не только производственного процесса, но и семейных сцен, он иногда сам участник производственного процесса. В массовом детском мировоззрении произошел возврат в 19 в. – 20-е годы 20 в., когда деревенские дети, как Павлик Морозов с братьями, работали в поле с 5-7 лет. Т.е. в то время, когда преобладали социально-бытовые сказки и пользовались большим успехом у детей, нежели волшебные. Ныне вовлечение детей в вещное производство заменилось вовлечением в спекулятивный сектор. 

Помимо стандартной темы старой социально-бытовой сказки, как мужик, солдат, батрак, ремесленник ставят в смешное положение, наказывают барина, барыню, царя, боярина и прочих высокопоставленных особ, в фольклоре присутствует особая идея. А именно: как мужик, солдат, дровосек побеждают лешего, черта, как они хитростью избегают ада. В татарских сказках абый, джигит, бабай побеждают шурале, лешего. Смысл таких сказок, как и сказок о мужике и священнослужителе – антиклерикальный. Герои не крестятся, не осеняют себя крестным знаменем и не взывают к всевышнему – они действуют сами, не передоверяя высшему существу (царю, президенту, генсеку, начальнику вообще) думать за себя; их яростное желание – думать собственной головой, поступать сообразно собственным мыслям и представлениям. 

 «… Наше духовенство, - писал В. Г. Белинский, - находится во всеобщем презрении у русского общества и народа… Про кого русский народ расскажет похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочку и попова работника. Кого русский народ называет: дурья порода, колуханы (попирающие ими же декларируемые идеалы, Б. И.), жеребцы? Попов. Не есть ли поп на Руси для всех русских представитель обжорства, скупости, низкопоклонничества, бесстыдства?... По-вашему, русский народ самый религиозный в мире: ложь! Основа религиозности есть пиэтизм, благоговение, страх божий. А русский человек произносит имя божие, почесывая себе зад. Он говорит об образе: годится — молиться, а не годится — горшки покрывать. Приглядитесь попристальнее, и вы увидите, что это по натуре глубоко атеистический народ. В нем еще много суеверия, но нет и следа религиозности. ... Религиозность не прививалась в нем даже к духовенству, ибо несколько отдельных исключительных личностей, отличающихся такою холодною аскетическою сознательностью, ничего не доказывают. Большинство же нашего духовенства всегда отличалось только толстыми брюхами, схоластическим педантством да диким невежеством. Его грех обвинять в религиозной нетерпимости и фанатизме, его скорее можно похвалить за образцовый индифферентизм в деле веры. Религиозность проявилась у нас только в раскольнических сектах, столь противоположных, по духу своему, массе народа и столь ничтожных перед нею числительно» (ПСС, т. Х, М., 1956, с.215). 

Служители культа в русских сказках – сословие невежественных, лицемерных господских слуг, крестьянских захребетников. 

Герцен в «Колоколе» пишет: «О, если в слова мои могли дойти до тебя, труженик и страдалец земли русской!.. как я научил бы тебя презирать твоих духовных пастырей, поставленных над тобой петербургским синодом и немецким царем… Ты ненавидишь помещиков, ненавидишь подъячего, боишься их – и совершенно прав; но веришь еще в царя и архиерея… Не верь им. Царь с ними, и они его». 

Еще бы, еще бы, как не ненавидеть, как не бояться, ведь родился – заплати попу, женился – заплати попу, умер – заплати попу. 

Марийский крестьянин был обязан зарезать последнюю корову в дар богам. Индийский крестьянин должен последнюю рупию отдать брахману – на обязательный обряд или жертвоприношение. В средневековой Европе почти половина крепостных крестьян должна была отрабатывать барщину на землях принадлежащих церквям, считалось, что крестьяне таким образом работают на бога. В древних царствах крестьяне, ремесленники трудились на жрецов.

Как только редакция «Колокола получала известие о происшествиях, как, например, крепостной крестьянин убил помещика за покушение на честь невесты, Герцен добавлял в «Колоколе»: «И превосходно сделал!»

Несколько примеров бытовой сказки о священниках.

Жадный поп хочет, чтобы работник съел разом завтрак, обед, полдник и ужин, чтобы расходовать еды меньше. Работник не прост и после ужина идет не в поле, а спать, на следующий день всё повторяется.

«Не прелюбодействуй», - говорит поп с амвона, но сам вместе с дьяконом и пономарем нарушает эту заповедь. Чтобы приманить жену мужика, выходит на двор и ржет по-жеребячьи. Муж научил жену, она позвала попа, мужик вернулся, а поп был вынужден залезть в сундук с сажей, который мужик продал барину за большие деньги, якобы там черт.

«Не лжесвидетельствуй», «не укради», «не убий» - все эти заповеди нарушает поп, захотевший убить своего батрака, но обманутый батраком, топит попадью.

В сказке «Как поп работников морил» священник упросил батрака совершить убийство человека и откупается от наказания деньгами, лжет на каждом шагу.

Сказочники  настойчиво внушают своим слушателям, пишет В. П. Аникин («Русская народная сказка», М., «Просвещение», 1977) что поп – лицемер, ханжа, не верит ни во что, а его служба – способ обогащения. У старика со старухой был козел – единственное богатство. Нашел козел золотой клад, стали старик со старухой жить богато. Потом козел захворал и издох. Старик со старухой захотели устроить козлу пышные похороны, как людям. Пошел старик к попу. Блюститель веры, узнав, зачем тот пришел, осерчал, начал таскать старика за бороду по избе: «Ах, ты, окаянный, что задумал!» Но вот мужик помянул о завещанных козлом попу двухстах рублях. Поп оставил мужика, ткнул его пальцем в лоб: «Не потому я тебя за бороду таскал, что хочешь козла хоронить, а потому, что не дал мне знать о его кончине. Дьячок тоже сначала рассердился, но, получив деньги, говорит: «Надо было раньше сказать мне.» Кинулся на колокольню, принялся «валять во все колокола». Всех лицемернее – его преосвященство, архиерей. «Безбожники! - накинулся он на попа и мужика. – Как смели хоронить козла?» Но, получив тысячу рублей, архиерей говорит: «Эх, ты, глупый старик! Не за то я тебя сужу, что козла похоронил, а за то, что ты его заживо маслом не соборовал.»

В сказке «Отец Пахом» в одном приходе не было священника, миряне выбрали попом Пахома. Прихожане, как обезьяны, повторяют то, что делает Пахом, которому за голенище из кадила упал уголек. Вышел один мирянин, другой навстречу: «Отошла ли служба? – Нет, не отошла, топанье-то отошло, а теперь ляганье.» Сказка о Пахоме – одна из лучших, максимально обобщающая.

Лейтмотив сказок о духовенстве: нет разницы между светскими и церковными барами – ведь церковь является крупнейшим землевладельцем. Но также лейтмотив - ненависть, великая ненависть. Она ставится на последний план, затемняется юмором, но ее выдает исключительная порой жестокость наказания, которая, без сомнения, порождена исключительной жестокостью высшего сословия.

В свою очередь, церковь – вместе с властями, представляющими интересы бар - нещадно преследует сказителей, их разыскивают, ссылают, сажают в острог, казнят. Об этом свидетельствуют обвинительные материалы в судебных документах XVIII в. Церковь воюет и с остатками язычества – образами Деда Мороза и Снегурочки, домового, духов ветра, солнца, дождя, грома. В сказках языческие силы противостоят служителям культа, они – орудие наказания. 

Например, в одной сказке поп наряжается чертом, надевает козлиную шкуру с рогами, приходит к мужику, который нашел клад, пугает его и отнимает клад. Но козлиная шкура прирастает к попу.

Но слабая концовка – редкость, в основном, в бытовых сказках народ наказывает священнослужителей своими руками. Так, в сказке о Шабарше вор Шабарша одевается в архиерейское платье, приходит к архиерею: «Я-де ангел божий. Велено-де тебя на небеса взять. – Разве-де я умолил? - Умолил-де, архиерей божий!» Завязал Шабарша архиерея в мешок и всячески наказал.

Русская литература

Пушкин в сказке «Гаврилиада» подвергает сомнению и сами возвышенные, но оторванные от жизни, не вырастающие из жизни идеалы, привносящиеся в темные низы церковью, как в бестолковую, косную, инертную материю рабочего класса – идеалы просвещенной КПСС. 

Ныне тенденция всех явно не религиозных ученых, писателей, поэтов представлять противниками материализма, глубоко верующими. Не избежал этой участи и Пушкин. На самом деле Пушкин, конечно же, был глубоко неверующим

Из «Гаврилиады»:

«С рассказом Моисея / Не соглашу рассказа моего:

Он вымыслом хотел пленить еврея, / Он важно лгал, - и слушали его.

Бог наградил в нем слог и ум покорный, / Стал Моисей известный господин,

Но я, поверь, - историк не придворный, / Не нужен мне пророка важный чин!»

Уже не в сатирической, но максимально острой форме отрицают религиозные идеалы французские энциклопедисты, Достоевский («Братья Карамазовы»), Толстой («Воскресенье» и особо «Война и мир»), далее - Бабель (рассказ о постоянно беременной бабе, которой бог послал ангела, а она его задушила в объятиях), Марк Твен («Письма с Земли»), Бернард Шоу, Джон Голсуорси, Стейнбек, Фолкнер. 

Новиков-Прибой в романе «Цусима» так описывает набожность матросов военного корабля во врем обедни: «Для  матросов  самым   нудным делом было - это стоять в  церкви. Они начали шарахаться в разные   стороны,   прятаться  по  закоулкам  и отделениям, словно в  щели тараканы, когда  их  внезапно осветят огнем. А унтеры гнали их с криком и шумом, с зуботычинами и самой отъявленной  бранью… В церкви было жарко. Я слушал обедню и думал: кому и для чего нужна эта комедия? Офицеры,  как образованные люди, не верили во всю эту чепуху. Мне известно было,  что  они сами в кают-компании издевались над священником. А теперь они  стояли  чинно перед алтарем и крестились только для того, чтобы показать пример команде.    Не могли и мы верить в то, что будто бы через  этого  грязного,  вшивого, протухшего и глупого человека, наряженного в блестящую ризу, сходит  на  нас божья благодать. Нас загнали  в  церковь  насильно,  с  битьем,  с  матерной руганью, как загоняют  в  хлев  непослушный скот... По словам попов, у праведных православных жизнь не одна, а две. Одна мимолетная и тяжкая тут, а другая, прекрасная и вечная, там. Эту жизнь они живут ради той, другой, потому что именно она настоящая. Если люди действительно верят в то, что сразу после смерти они попадут в рай, то тогда зачем им давить других людей на трапах? Зачем отнимать от тонущих спасательные круги, когда можно прямо сейчас оказаться в обителях христа? Неужели они не хотят попасть в рай?.. Теперь рассмотрим другую половину команды — тех, кто избегал посещения церкви. Как вы думаете — неужели они не ходили в церковь ради того, чтобы попасть в ад, где их целую вечность будут варить в котлах и жарить на сковородках? Найдется ли человек, который пожелает себе такого зла? Если нет, то тогда напрашивается вывод, что они так же просто не верили…»

Но предоставим слово самой церкви.

Церковь о религиозности, власти, частной собственности

«Русский народ ничего не понимает в своей религии... он смешивает бога со святителем Николаем и последнему готов даже отдать преимущество... Догматы христианства ему совершенно неизвестны» (Миссионерское обозрение, 1902, т. II)
 «У нас не только простой народ, но сплошь и рядом даже в образованном обществе не могут различить в религии существенного от несущественного, догмата от обряда и обычая» (Странник, 1904, № I)
 «Наш простолюдин… порою ничего не понимает ни в исповедуемой вере, ни в совершающемся пред ним богослужении» (Церковный голос, 1906, №46)

Из письма священника: «На собраниях нас ругают, при встрече с нами плюют, в веселой компании рассказывают про нас смешные и неприличные анекдоты, а в последнее время стали изображать нас в неприличном виде на картинках и открытках... О наших прихожанах, наших чадах духовных, я уже и не говорю. Те смотрят на нас очень и очень часто как на лютых врагов, которые только и думают о том, как бы их побольше «ободрать», доставив им материальный ущерб» (Пастырь и паства, 1915, № 1).
 «Наше общество, не только в верхних, но и в нижних слоях заметно отчуждается от церкви» (Руководство для сельских пастырей, 1902, № 1).

«Интеллигенция наша в подавляющем большинстве относится к религии или совершенно безразлично, или даже отрицательно» (Странник, 1905, №3).

«Самым большим заблуждением, ярко бросающимся в глаза пережитком, является мнение, что современное село чтит рясу. Нет, эта стародавность миновала… И на селе теперь (за редкими исключениями) научились критике, и здесь умеют «переоценивать ценности», и сельчане часто не чтут не только рясы, но и того, что в рясе» (Христианская жизнь, 1906, №5).

«Не подлежит ни малейшему сомнению, что огромная часть нашей светской молодежи и даже часть (и весьма немалая) воспитанников духовно-учебных заведений поражена религиозным индифферентизмом, а иногда и прямым неверием в смысле отрицания главнейших догматических оснований религии. Об этом свидетельствуют более чем равнодушное отношение к церкви, небрежность в исполнении церковных обязанностей, полное нежелание хоть сколько-нибудь считаться с уставами церкви» (Странник, 1905, № 3).

«Замечено, что по мере развития у нас «просвещения и образования» обратно пропорционально уменьшается число людей, с любовью преданных святой вере и церкви. Если такое явление признается характерным и типичным даже для русского крестьянства, то, следовательно, наше просвещение и образование, находясь в непримиримом противоречии с началами религиозной жизни, должно считаться ненормальным, а потому — и неполезным» (Руководство для сельских пастырей, 1909, № 2).

«Духовенство не протестовало ни против петровых насилий, ни против бироновщины, ни против аракчеевщины, ни против кнута, шпицрутенов и виселиц, ни против крепостного права, ни против взяточничества и бессудья. Духовенство тщательно сторонилось от ужасов народной жизни и всему провозглашало многая лета» (Странник, 1905, № 5)

«Исторически сложившаяся печальная известность православного духовенства как тушителей всякого общественного движения, имеет для себя достаточное основание в составлении такого взгляда на духовенство» (Православный путеводитель, 1905, № 7).

«Тот факт, что мамона в наше время — предмет преимущественного поклонения в наших монастырях... У нас 697 монастырей имеют около полумиллиона десятин земли, причем некоторые монастыри в отдельности имеют угодья, измеряемые большими тысячами десятин... Монастыри строят помещения специально для аренды мирян, которые снимают эти помещения под лавки, магазины, жилые квартиры и даже под трактиры, не говоря уже о гостиницах для богомольцев, которые тоже дают монастырям большие доходы» (Церковно-общественная жизнь,1906, №42).

«Господу угодно устроить в человеческом общежитии так, чтобы одни были богаты, другие бедны» (Душеполезное чтение, 1906, ч. I)

«Неравномерное распределение земных благ между людьми служит свидетельством премудрости провидения» (Руководство для сельских пастырей, 1906, № 37)

«Неравенство людей в пользовании земными благами не прекратится до скончания мира» (Вера и разум, 1914, №1).

«Неравенство, необходимо и желательно в интересах самого же человечества, чтобы привести его к солидарности» (Православный собеседник, 1911, т. 1).
 «Равенство немыслимо, бессмысленно и пагубно» (Кормчий, 1907, №11)
 «Равенства никогда быть не может» (Свет печерский, 1913. №1)
 «Равенство есть только на кладбище» (Церковность, 1913, № 345)

«Человек, при самом сотворении вместе с образом божиим получил от бога право собственности» (Вера и разум, 1912, №3)

«Напрасно, мы стали бы искать в евангельских повествованиях хотя одно выражение, одно слово, которое можно было бы привести против частной собственности... Частная собственность признается и освящается евангелием» (Православный собеседник, 1909, №9).
 «Иисус Христос, ни одним словом не отвергал частной собственности, не почитал ее воровством или грабительством и не называл собственников, людей богатых, преступниками только за то, что они были богаты» (Христианская жизнь, 1906, №9).
 «Право собственности каждого, по учению христианства, — составляет святыню для всех неприкосновенную» (Духовная беседа, 1917, №12).

В 1906 году Синод русской православной церкви издал специальный указ, обязывавший подведомственное ему духовенство «проповедовать в церквах о неприкосновенности частной собственности» (Церковный вестник, 1906, №28).
 «Право собственности вечное понятие! Оно никогда не потеряет силы. Уничтожить это право - значит пойти против божеских и человеческих законов» (Руководство для сельских пастырей, 1910, №31-32).

«Истина самодержавия православных царей, т. е. поставления и утверждения их на престолах царств от самого бога, так священна, что по духу учения и законоположений церковных она возводится некоторым образом на степень догмата веры, нарушение или отрицание которого сопровождается потерею спасения» (Душеполезный собеседник, 1907, №10).

«Самодержавие составляет главный пафос православия, душу его, существо самой мистики его» (Церковный вестник, 1913, №15).

После Февральской революции РПЦ принялась служить Временному правительству:

«открыто и прямо осудить то учение о якобы «божественном» происхождении царского самодержавия на Руси, которое от имени церкви веками публично, в проповедях с церковного амвона преподавалось, официально предписывалось и всеми мерами утверждалось носителями царской власти как богооткровенное» (Богословский вестник, 1917, №6-7).
 «Мы не могли представить себе столь глубокого равнодушия народных масс к судьбам монархии» (Церковность, 1917, №339).

Ну, а с какой радостью население России вернулось к религии, в лоно церкви, можно судить по выдержке из архиерейского Отчета Священному Синоду за 1913 год: «Беседуя с верующими старушками, я показываю на изображение распятого Христа и спрашиваю известную мне постоянную богомолку: «Акулина! Ты знаешь, кто это распят на кресте? - Это, Владыко, Господь наш Иисус Христос, - отвечает. - А знаешь, за что Его, Господа нашего Иисуса Христа распяли? - продолжаю расспрашивать я. Немного помешкав, старушка отвечает: - Знать, было за что, Ваше Высокопреосвященство». Ничего не напоминает?

Народная мудрость

Вернемся к народному творчеству. Не отстает от русского фольклор других наций. Так, в латышском анекдоте католический пастор напился пьяный, упал в канаву. Идет мимо прихожанин, пастор оправдывается: «Лютеранские священники - богачи, плавают по морю. А я, бедный, в канаве».

Устное народное творчество – это носитель вековой (а то и тысячелетней) житейской мудрости этноса. Часть фольклора – пословицы и поговорки.

- Попы да черти одной шерсти. - Попу да вору всё впору. 

- Напал, что поп на бабу. - Поп смирен духом, да велик брюхом.

- Ряса просит мяса.- - Не строй семь церквей, роди да пристрой семь детей. 

- За богом пойдёшь - ничего не найдёшь. - Паши не для Иисуса, а ради хлеба куса. 

- Где страх, там и бог. - Сковородный звон лучше колокольного. 

- Бог беззубому дает орехи. - Бога просить — что решетом воду носить. 

- Попа да дурака в один угол сажают. - Не строй семь церквей, да пристрой семь детей.

- Монастырщина что барщина. – Келья гроб – и дверью хлоп. – Вчера с кистенем, сегодня с четками.

–  Монах — он умом не ах.

Украинские пословицы: «Богу поклоны, а попам миллионы». «Бойся попа, как черт ладана».

Белорусская: «Кому – мертвец, а попу – деньги в ларец».

Мордовские: «Большие поповские глаза, да не боятся греха.» «Бог много обещает, да ничего не дает».

Армянская: «Одной рукой за крест держится, другой ворует».

Удмуртская: «Поп, как ворон: к покойнику спешит».

Молдавская: «С крестом в руках и камнем за пазухой».

Чувашская: «Ради одной копейки поп пойдет за семь верст».

Латышская: «Бог для всех один, но всё тому, кто господин».

Калмыцкая: «Вор с одним грехом, бай со многими грехами».

Узбекская: «Сначала привяжи осла, а уж потом поручи его аллаху».

Лезгинская: «Бог смотрит не на сердце, а на имущество».

Татарская и ногайская: «Надеющийся на бога останется ни с чем».

Татарские: «С пустым карманом к мулле не ходи». «От муллы бешбармака (картофельного пирога, Б. И.) не дождешься». «У кого нет еды, соблюдает пост. У кого нет дела, читает намаз». «Мулла не любит давать, он любит брать». 

А есть еще коми-пермяцкие, ненецкие и другие пословицы и поговорки. Есть еще изумительные антирелигиозные татарские и т.д. народные сказки.

И, разумеется, частушки:

Говорят, Адам и Ева

Грешный плод сорвали с древа.

Мы с милёночком вдвоем

Только делаем, что рвем.