А была ли дружба народов? Статья 3.

...И вот произошла величайшая геополитическая катастрофа ХХ века, «распалась цепь  великая», распалась и ударила: одним концом – по «имперскому народу», другим – по народам, которые считали себя придавленными, даже угнетенными «русским империализмом».

Лучше, кажется, не стало никому. Но у народов бывших союзных республик – точнее, у не лучшей части этих народов – была хоть какая-то компенсация за снижение жизненного уровня, экономический кризис, рост преступности, социальную напряженность: возможность: возможность возместить на «своих, здешних» русских те унижения, действительные и мнимые, которые были испытаны от «диктата Москвы».  Местные националисты почувствовали себя на коне, пребывали в эйфории от сознания, что «теперь мы никому не подчиняемся, теперь всё наше».

У русских такого утешения не было. В СССР – странная империя! - русские жили не лучше большинства братских республик (из Ростовской области люди ездили в соседние Донецкую и Луганскую: те снабжались, наверное, по другим нормам, там колбасу можно было купить без всякой очереди!). Россия снабжала Закавказье дешевыми энергоносителями, покупая субтропические фрукты несообразно дорого. Россия фактически субсидировала «дружбу народов», т.е. почти бескорыстной эта дружба была только со стороны Старшего брата, братья же меньшие доили его по мере возможности, при этом еще и поругивая его (сразу два удовольствия!). Русские не получали никаких особенных выгод от своего положения «государствообразующего народа», кроме возможности со всеми говорить на своем родной языке (языке межнационального общения), ну и, конечно, скромной гордости -  ощущения себя главными, старшими, столпом и осью Великой Державы.

Помню, в начале девяностых многие в глубине души надеялись, что вот-вот эти хохлы, прибалты, азиаты приползут на брюхе и начнут вымаливать прощения и слезно добиваться возвращения в семейное лоно. «А мы посмотрим, принимать их или нет!»

Получается, сдали свою империю, не получив абсолютно ничего! Мало политического, экономического, социального  кризиса, ужасающего всеобщего одичания и падения нравов, так еще и горечь от предательства бывших братьев, потянувшихся в «агрессивный блок НАТО».

«Раньше они нас любили, а теперь за что-то возненавидели, вот сволочи!» и "Они, сволочи,  всегда нас ненавидели, но притворялись!» - две эти равно патриотические, но, казалось бы, взаимоисключающие представления прекрасно уживаются в одной отдельно взятой голове.

Дружба народов СССР, как мы уже говорили, во многом была фальшивой и лицемерной. Но что лучше – насквозь фальшивая и лицемерная корректность или откровенное, искреннее, из глубины души идущее размашистое хамство?

Советская цивилизация, объявившая себя интернационалистской, обращало на внешность, видимость, на соблюдение приличий огромное внимание. Начальник мог ближайшему вернейшему сотруднику пожаловаться на «соленого армяшку, который достал уже своими прожектами», на «проклятую татарву», «косоглазых чурок», но как член партбюро он проголосовал бы за строгое взыскание подчиненному, который позволил бы себе подобное проявление национализма и великодержавного шовинизма. Лектор из горкома партии, гневно изобличив происки Тель-Авива и кровавую израильскую военщину, намекнув, что «все они такие», тут же произносил ритуальное: «Но подавляющее большинство советских евреев – честные труженики и патриоты нашей страны,  отвергающие  расистскую идеологию сионизма».

Мне представляется, что фальшь и лицемерие в данном случае играли вполне положительную роль. Человек (и общество), начав с вежливости притворной, приходят к вежливости настоящей, привычной. В истории вообще-то враждебное, неприязненное, подозрительное отношение одного народа к другому имеет гораздо более древние и прочные корни, чем взаимное уважение, тем более - взаимная симпатия. Межнациональную доброжелательность воспитать гораздо труднее, чем вызвать ненависть к чужакам. И при отсутствии искренней приязни на худой конец сгодится пресловутая политкорректность - умение скрывать за учтивыми формулами свое подлинное отношение к представителю другой расы, другого этноса, другой культуры, другого образа мыслей.

И желание избежать того, что может обидеть, оттолкнуть этого другого.

В этом находит (упрощенное) отражение золотое правило нравственности: чего себе (своему народу) не хочешь, того другому человеку (народу) не делай. А еще – русская пословица: как аукнется, так и откликнется. Научись прощать другим их недостатки, дабы другие прощали твои недостатки. Отказывай себе в удовольствии назвать кого-то оскорбительной кличкой или врезать в рожу «понаехавшим тут», чтобы не давать повода кому-нибудь в ближнем или дальнем зарубежье оскорблять и бить твоих сородичей и соплеменников.

Кажется, просто!?

Советская цивилизация, как всякая цивилизация, обуздывала и подавляла «естественные», «природные» ксенофобские и шовинистические инстинкты и наклонности – но внешним образом. Обуздать и подавить их «изнутри» должна была культура. Обуздать удалось до такой степени, что русские и другие народы совершенно искренне стали считать себя исключительно терпимыми интернационалистами.

   И действительно, пока все шло более или менее благополучно, деление на своих и чужих и отторжение последних проявлялось главным образом на бытовом уровне, в формах мягких, в виде якобы беззлобных насмешек, подначек, поддразнивания «нацменов».

(Чем объяснить мирный и спокойный, в отличие от СССР и Югославии, «развод» чехов и словаков? И мирное, поистине братское содружество немецкой, французской, итальянской и ретороманской общин в капиталистической Швейцарии? А возьмем канадских французов и бельгийских фламандцев, значительная часть которых недовольна нынешним положением и хочет добиться независимости и национального суверенитета. Почему борьба так, что как-то удается обойтись без взрывов и убийств, в отличие от Палестины,  Страны басков, Северной Ирландии и Курдистана? От уровня культуры это зависит или от экономического благополучия? И не зависит ли второе от первого?)  

 …Когда пришла беда и наступил кризис, когда все конфликты обострились, - здесь привычки, выработанные советской цивилизацией, дали сбой. Здесь понадобилась высокая культура межнациональных отношений.

А культурки-то и не хватило всем бывшим «братским» народам! Поперло наружу  темное мутное, дикое естество, очень искреннее, открытое, прямое.

Некоторые русские люди перестали отказывать себе в невинном удовольствии чистосердечно сказать, что они «на самом деле» думают о жидах, чурках и чучмеках. И по-детски наивно удивляются,  слыша в ответ такие же чистосердечные признания. Впрочем, все же знают: мы их - справедливо критикуем, они нас – отвратительно оскорбляют и на нас клевещут.

Недавно прочитал жалобы гайдпарковки Аллы Мироненко: эти гадкие евреи нахамят и вносят бедненькую Аллу в «черный список», чтобы не могла достойно ответить. Алла Мироненко, видимо, искренне считает свои высказывания о евреях не мерзким хамством, не клеветой, а чистейшей правдой!

Шовинисты хотели бы присвоить только себе право безнаказанно обижать и право обижаться на оскорбления.

Я был свидетелем такого разговора:

- За что они нас так не любят? – чуть не плакала некая дама.

- А вы их разве любите? – засмеялся собеседник?

- Вот еще! Почему это я должна их любить?! – возмутилась дама.

Требовать от «них» любви – это инерция и наследие советской цивилизации и дружбы народов.

Считать чем-то нормальным и законным собственную нелюбовь «к ним» - это идет от человеческой дикой природы, от дикой природы российского якобы либерального якобы рыночного якобы общества.  

И последнее замечание. Шовинизм и ксенофобия у народа страдающего, бедствующего, считающего себя униженным и потерпевшим незаслуженное поражение, выглядят не столь отталкивающими, как шовинизм победный, ликующий и торжествующий. Нельзя забывать, однако, как легко национализм «защитный» переходит в национализм наступательный, агрессивный