Чиновники воровать не закончат: Впервые правда о коррупции от человека системы. Настоящая СВО ещё не началась

Андрей Пинчук  

Настоящая антикоррупционная СВО в России не началась. Сколько бы ни было приговоров, нашу страну и её развитие (что на самом деле самое страшное) это не спасёт. Проблема не в тонущем в украденном золоте чиновнике, а в самой системе. Она плодит этих обезумевших от богатств депутатов, губернаторов, судей и другие винтики механизма. Так что это за система такая и кто стоит за сохранением её функций? 

Вместо предисловия. "В Мордовии прокуратура продолжает безуспешные попытки вернуть в собственность государства акции крупных региональных предприятий. А принадлежат они семье и окружению экс-главы региона Николая Меркушкина. Оказалось, что в период губернаторства Меркушкина многочисленные предприятия были записаны на его родственников, друзей и номинальных владельцев. Сейчас стоимость активов, принадлежащих семье Меркушкина, составляет 117 млрд рублей.

В 2012 году, когда Николай Меркушкин ушёл с поста губернатора Мордовии, госдолг и дефицит бюджета республики достигли максимальных значений – 19,8 млрд и 4,4 млрд рублей соответственно. И что же? А ничего. Экс-губернатор спокойно живёт в регионе, не арестован".

В период губернаторства Меркушкина многочисленные предприятия были записаны на его родственников и друзей. Фото: Nikolay Titov/Global Look Press

И в очередной раз звучат риторические вопросы:

Когда это закончится? Зачем им столько?

На эти вопросы существуют простые, хоть и неприятные ответы.

Первый. Когда они закончат воровать? Правильный ответ: никогда. Коррупция – процесс велосипедный. Сел – будешь крутить педали, пока не упадёшь. Перестанешь – упадёшь ещё быстрее. А без коррупции на велосипед не сядешь ­– будешь отбракован.

Второй. Зачем им столько? "Кто любит серебро, тот не насытится серебром" (Екклезиаст). Эту жажду Тантала нельзя насытить. Стоп-слово "хватит" – для лузеров.

Борьба с коррупционерами – тупик

При этом можно смело утверждать, что любые из озвучиваемых цифр и ресурсов являются лишь вершинами айсбергов.

Для этого достаточно побывать на VIP-аэродромах и взглянуть на частные самолёты, на маринах восхититься красавицами-яхтами, проехаться по элитным посёлкам Москвы и других крупных городов, полюбоваться дворцами, "ролсами" и "бентли".

Но проявления коррупции – это не только частные самолёты, эскортницы и виллы. Есть и более важные признаки.

О коррупции говорят не только частные джеты или яхты, но и дома в элитных посёлках Москвы. 

Это дрянная киноиндустрия, некачественное строительство с человейниками без инфраструктуры, проблемы ЖКХ, серые схемы "параллельного импорта", недостаточное обеспечение армии, мутные банковские кредитные линии, недостроенные корабли и самолёты, обрывы линий электропередач и негазифицированные сёла, неудачи в космосе, невозвратные внешние инвестиции, кризис промышленности, науки и образования, заграничная зависимость сельского хозяйства, незаконная миграция, трудности медицины и ещё много раз так далее. За всем этим стоят бизнес-чиновничьи коалиции, схемы распила и подстроенные под это нормативные базы.

Версия, что для полноценной борьбы с коррупцией нужно просто бескомпромиссно привлекать выявленных взяточников и прочих бюджетных крадунов к уголовной ответственности, предполагает, что в стране существует определённое количество коррупционеров, которых просто нужно извести.

Причём сделать это достаточно устрашающе, чтобы в ужасе от тяжести наказания (желательно смертной казни) не появились новые.

Версия эта романтическая и не соответствующая реалиям.

Такую версию можно было бы выдвигать, к примеру, в отношении агентов иностранных спецслужб. Хотя и здесь есть проблемы.

Но к сожалению, работа контрразведки и антикоррупционные кампании – не синонимы. Коррупция порождается не целенаправленной работой противника – хотя такие факты тоже бывают. Коррупция – это состояние общественной системы в целом. Коррупция, несомненно, является содействующим фактором для иностранных спецслужб. Однако ситуация намного сложнее.

В этом смысле мы имеем не некие отдельные чужеродные вкрапления. А сплошной поток разнонаправленных, многоуровневых, объединённых в разнообразные подсистемы процессов, формирующих в итоге повседневную жизнь общества.

Главная проблема коррупции не в изъятиях в свою пользу общенациональных ресурсов.

На это можно было бы закрыть глаза – страна богатая.

Проблема в том, что для коррупционного удобства создаётся неэффективная система, в которой потребляются уже не текущие национальные богатства, а потенциал будущего развития.

Так случилось, к примеру, с различными программами импортозамещения и цифровой экономики, проектами космоса, науки и технологий.

У нас любят рассуждать про импортозамещение, но если проанализировать конкретные цифры, а не слова, то ситуация окажется весьма далёкой от бравурных реляций. Скриншот программы "Сухой остаток"

В итоге проблемы, с которыми столкнулась в последнее время страна в области промышленности, состояния армии – это именно отложенный эффект от действий коррупционеров в прошлом.

Средний класс опасен – следовательно, не нужен

В руках условных коррупционеров сконцентрирована значительная часть национального богатства.

Почему условных? Рассуждения о том, что один заработал, а другой украл, означают лишь, что один получил "согласование по правилам", а другой нет.

В итоге оба едят из одного корыта, но обществу предлагается осуждать лишь того, который не по правилам.

Различать надо иначе – по тому, с чего воруют: с прибыли и достижений или с убытков и особенно с потенциала завтрашнего дня, с будущего наших детей и внуков. Такой взгляд позволяет куда более объективно взглянуть на корпорации, чиновников и прочую административную элиту.

Потому что история, когда коррупционер просто создаёт некие схемы и "ест в одно лицо", очень ограниченна. На определённом уровне он неизбежно столкнётся с более организованной и мощной конкурирующей средой. Далее он либо вливается в неё, либо его сминают.

И когда нам говорят, что представители корпораций могут быть миллиардерами, а чиновники нет ("хочешь денег – иди в бизнес, хочешь служить Родине – иди в чиновники"), то это чистой воды лукавство.

Потому что между большинством крупных чиновников, вплоть до губернаторов, министров, руководителей ведомств, и крупным бизнесом сохраняются гантельные взаимозависимые связи лоббистов, "аватаров" в неконкурентном, корыстном, а значит, вполне коррупционном формате.

Просто на этом уровне нет нужды обходить нормативы и правила – здесь их можно писать под себя и партнёров.

И когда нам говорят, что представители корпораций могут быть миллиардерами, а чиновники нет ("хочешь денег – иди в бизнес, хочешь служить Родине – иди в чиновники"), то это чистой воды лукавство. Скриншот Царьграда

Кроме этого, самые доходные корпорации – зачастую государственные. Формально корпорации – это лишь выделенные для более эффективной хозяйственной самостоятельности ресурсы государства.

Однако это не останавливает всевозможные корпоративные структуры от сверхпотребления.

Большие структуры демонстрируют роскошь и огромные финансовые возможности, вовлекая в свою орбиту чиновников-лоббистов, что начинается уже на стадии спонсирования неких спортивных клубов и заканчивается миллиардными счетами, виллами, яхтами, самолётами главы корпорации и его окружения.

Они же частники, корпоративщики – значит, наверное, им можно.

Факт принадлежности к такой форме собственности должен давать лишь право большей хозяйственной самостоятельности.

Но самостоятельность эта на практике ведёт к наращиванию децильного коэффициента – расслоения между сверхбогатыми и бедными, близкого сейчас к зоне общественной дестабилизации. Хотя если уж совсем откровенно, то в этой среде существует и противоположное мнение: что все революции делает средний класс. С молчаливым продолжением силлогизма "а значит, от него следует избавиться".

В этой версии социальное расслоение на бедных и богатых в отечественных условиях (вопреки идеям Социнтерна и III тома "Капитала") скорее способствует устойчивости – при условии устранения дестабилизирующих лидеров и организаций.

Деприватизация не поможет

Те, кто для борьбы с коррупцией призывают к огосударствлению форм собственности, не понимают, о чём говорят.

Для корпоративщиков принадлежность к государству – большое благо. Риски перекладываются на государство. Под флагом "государственности" получаются госзаказы, кредитные линии, льготы по налогам, проводятся реструктуризации, а на самом деле списания задолженностей.

Но при этом строятся схемы по выводу огромной прибыли, ресурсов и активов.

Огосударствление пугает лишь понижением самостоятельности, встроенностью в более сложную, неповоротливую конструкцию. Но это страх руководителей, а не угроза общественному благу.

В итоге риски – на государстве, а профит – в свой карман. Кому вершки, а кому корешки. Поэтому деприватизация сама по себе – не выход. Меняться должна система, а не её отдельные механизмы.

Если же говорить о крупных частниках, взаимодействующих с госструктурами, то не так давно эти частные структуры тоже были государственными – других ресурсов в нашей стране просто не было.

Как мы знаем, назначения олигархами зачастую производились "по договорняку", в административном порядке, а не в ходе объективной конкуренции. Ресурсы из государственных фондов выдавались на оперативное управление тем, кого в силу разных причин назначили олигархами и миллиардерами.

Именно коррупция стала основной коммуникативной и организующей средой новой системы.

Именно коррупция стала основной коммуникативной и организующей средой новой системы. Коллаж Царьграда

Более того, некоторые "олигархи" были привлечены в качестве так называемых номиналов-ресурсосберегателей. За личную шикарную жизнь они должны были присматривать за нарезанным под себя активом от большого чиновника. Некоторые чиновники оставляли посты и сами переходили в нувориши (Потанин – первый заместитель председателя правительства России, Авен – министр внешних экономических связей России, Алекперов – первый заместитель министра нефтегазовой промышленности СССР и др.).

Некоторым из номиналов повезло, когда их сюзеренов-чиновников съела внутренняя борьба. Другие перезагрузились в качестве самостоятельных собственников на новых партнёрских началах. Третьи всё ещё остаются скрытыми номиналами-менеджерами.

Поэтому для фундаментальной борьбы с коррупцией необходимо в первую очередь изменить систему общественных отношений.

Меньше "пить" не будут

"Назначенные олигархи" не имеют никаких объективных прав для потребительского беспредела. Особенно в период ведения непростых боевых действий. Особенно на фоне последовательных усилий Запада по истощению России, что приводит ко всё большему общественному напряжению.

При этом очевидно, что сами по себе природные ресурсы страны никакими санкциями истощиться не могут.

А это значит, что в напряжении находится так называемая институциональная часть – то есть зона ответственности чиновников и бизнеса, под гарантии эффективности управления которой они и получили общественный пропуск к ресурсам.

Констатируя проблемы, чиновник признаётся, что не справился, но предлагает почему-то последствия своей непригодности переложить на общество.

Даже во время санкций и борьбы с Западом потребительская составляющая коррупции и олигархии не уменьшается. Достаточно взглянуть на заявления и действия чиновников по повышению налогообложения, как официального, так и скрытого: "Цену на водку подняли. Папа, ты будешь меньше пить? Нет, это вы теперь будете меньше есть".

Естественно, такая ситуация обостряет внутривидовые конфликты по доступу к ресурсам, как следствие – посадки и отставки. Но это точно не означает реальную борьбу с коррупцией.

Именно этим и объясняется общественное недоверие к очистительным процессам. Настоящая борьба должна основываться на принципе неотвратимости, отсутствии неприкасаемых. Иначе народ понимает, что очередному арестованному чиновнику "просто не повезло".

Как известно "у верблюда два горба, потому что жизнь – борьба", поэтому проводимые антикоррупционные меры в данном случае – скорее повседневная жизнь в допустимом для элиты коридоре, без критических угроз устойчивости.

Смена системы или козлы отпущения

Настоящая борьба с коррупцией означает не посадки, а перестройку системы.

Потому что "борьба с коррупцией" – не синоним репрессий и посадок. Бытовой пример – МФЦ.

Пока их не было, год за годом в тюрьму отправлялись паспортисты, работники ЖКХ и различных социальных фондов вместе с их начальниками. Сопутствующая смена кадров ни на что не влияла.

Но появились МФЦ с принципом одного окна, оценкой оказанных услуг, быстрыми автоматическими алгоритмами – и мгновенно низовой коррупции почти не осталось. Вот это и есть настоящая борьба с коррупцией.

Иначе это лишь внутривидовое противоборство, конкуренция, одёргивание зарвавшихся, назначение козлов отпущения.

Кстати, о козлах. Этот термин возник в древности, когда в пустынных посёлках священник в назначенный день в присутствии жителей селения приводил двух козлов.

Одного резал в жертву богам. Над другим возносил руки и говорил, что все грехи собравшихся переносит на козлика.

После чего животное нетронутым отпускалось в пустыню.

Это к вопросу о традиции беспрепятственного отпуска некоторых персонажей за пределы родины. Они уносят чужие грехи.

Такая обстановка определяет и последующую логику кадрового подбора.