Исповедь Победителя

Прошло двадцать лет. Наступил новый век, и даже новое тысячелетие. Но страна до сих пор не в состоянии ответить себе на вопрос — что же собственно произошло тогда в августе тысяча девятьсот девяносто первого года?

Споры продолжаются поныне и накал их ничуть не снизился. Оппоненты раскололись на несколько непримиримых лагерей.

Одни до сих пор искренне уверены, что в том далеком августе произошел контрреволюционный переворот, результатом которого стал развал великой и могучей страны.

Другие столь же искренне убеждены, что в августе имела место попытка свершения социальной революции, необходимость в которой тогда давно назрела, и которая была призвана вывести страну из глубочайшего нравственного и финансового кризиса.

Споры по этому поводу лишены всякого смысла.

Одной правды на всех нет и быть не может в принципе. Не может быть одной правды для олигарха и мелкого офисного клерка, для топ-менеджера нефтяной компании и работяги-нефтяника. Они принадлежат к разным мирам. Между ними — пропасть.

Но было бы глубочайшим заблуждением считать, что эта пропасть возникла только в последние десятилетия. В нашей стране она существовала, если не всегда, то, во всяком случае, очень долго. Не было и не могло быть одной правды у инструктора обкома и учителя, у начальника райотдела милиции и колхозного механизатора. Они точно также принадлежали к совершенно разным мирам.

Поэтому сейчас каждый может рассказать только о своей правде. Что в данный момент и собирается сделать автор.

Для кого-то эта правда окажется понятной и близкой, вызовет прилив теплых ностальгических чувств. Кому-то покажется бесконечно чуждой и враждебной, спровоцирует всплеск звериной злобы и ненависти.

Это, увы, естественно. Нас много, все мы разные, и бесполезно пытаться привести всех нас к общему знаменателю.

Для начала пару слов о себе. С одной стороны судьба автора не совсем типична. Но с другой по ряду причин ее все-таки можно считать типичной судьбой типичного россиянина.

Родился автор в Москве, но детские и юношеские годы у него были тесно связаны с Ленинградом. Учился он опять-таки в столице, потом, после службы,  некоторое время занимал престижную должность в одном из республиканских министерств. Но в двадцать пять лет по доброй воле и с радостью навсегда покинул родную Москву. Несколько лет прожил в крупном уральском промышленном центре, затем почти двадцать лет — в известнейшем на весь мир городе за Полярным Кругом. После возвращения на «материк», он сейчас вновь живет и работает в северной столице.

Поэтому без особой натяжки можно утверждать, что, будучи столичным жителем по факту своего рождения, автор в значительно большей степени, нежели подавляющее большинство москвичей и петербуржцев, знаком и нуждами и запросами «настоящей» большой России, коей, по определению, является именно российская провинция, а вовсе не сверкающие мегаполисы. Последние, напротив, имеют к подлинной России лишь очень косвенное отношение.

С этой позиции позволю себе высказать свое, безусловно, субъективное, но достаточно категоричное мнение.

Наблюдения за жизнью страны в семидесятые годы, предперестроечный и постперестроечный периоды позволили мне сделать следующие неутешительные выводы.

В течение практически всей второй половины двадцатого века нам выпало несчастье жить в лживой, авторитарной и несвободной стране. 

Вранье начиналось с наименований и лозунгов. Страна не являлась «советской», поскольку Советы не обладали в ней абсолютно никакой властью, даже ее подобием.

Кстати, вопреки расхожему мнению, не обладала властью и «правящая» партия. Об этом вам сегодня расскажет любой член средней руки парткома той поры. Он популярно объяснит, что на самом деле от него совершенно ничего не зависело.

Реальной властью обладал партийный аппарат, трансформировавшийся в шестидесятые — семидесятые годы из сталинского «ордена меченосцев» в кланово-мафиозную структуру. Эта структура стала предтечей будущего класса олигархов, в который она также благополучно преобразовалась, когда созрели соответствующие условия.

Из сказанного выше уже понятно, что в стране не было и никакого «социализма», помимо, естественно, пустой декоративной вывески. Построенное в стране общество не имело ничего общего ни с классическим социализмом Маркса и Энгельса, ни с ленинским учением, ни даже со сталинскими заветами. Точнее всего сложившийся строй было бы назвать «государственно-бюрократическим авторитаризмом», включающим в себя, правда, помимо всего прочего, достаточно сильную социальную составляющую.

Наверное, сегодня какой-нибудь приближенный к верховной власти чиновник смог бы назвать его «суверенным социализмом».

Большая ложь неизбежно порождала лавину неправды и лукавства, на которых строилась вся жизнь общества. Нам лгали, например, что весь мир сгорает от нестерпимого желания захватить Советский Союз и завладеть его богатствами. Мы же, якобы, являлись последовательными и верными «борцами за мир во всем мире». Между тем, в это самое время весь мир трясся от страха перед непредсказуемой и безумной советской военной машиной. Не зря, кстати, трясся — именно тогда, в семидесятые и восьмидесятые годы, престарелые генералы и маршалы разрабатывали (и претворяли в жизнь!) планы захвата чужих территорий и вотчин, в том числе, с нанесением ядерных ударов.

Нам твердили, что нет в мире больше страны, «где так вольно дышит человек». Но одновременно тысячи недовольных и несогласных оказывались в тюрьмах, лагерях и психушках только за то, что посмели усомниться в «правильности линии партии». Нам четко и недвусмысленно указывали, что следует читать, смотреть и носить. Вольнодумство каралось жестко и незамедлительно.

Страна находилась в жесточайшем кризисе, который был очевиден любому здравомыслящему человеку. Система загнала себя в угол. Она должна была или сгинуть навеки (очевидно, вместе со всем человечеством), или видоизмениться.

Похоже, что после долгих и мучительных раздумий отдельные властители, не пожелавшие становиться самоубийцами, выбрали второй вариант. Но об этом речь пойдет немного ниже.

Будем справедливы. Перемен хотели далеко не все. Значительную часть населения страны сложившееся положение вполне устраивало. Они верили, что живут в стране бесплатного образования и здравоохранения. Достаток их был скромен, но у большинства друзей и знакомых он был точно таким же. Экономные и бережливые могли позволить себе приобрести нехитрую мебель и примитивную бытовую технику, а самые экономные и удачливые — дачу и автомашину. Они видели и знали немного, но совершенно не ощущали потребности видеть и знать больше. Они были несвободными, но не знали этого, поскольку понятия не имели о том, что такое свобода. Они полагали, что живут в самом справедливом «социалистическом обществе», поскольку не знали никакого другого. Они были счастливы. Но это было их собственное счастье, точнее, их собственное представление о счастье.

Самое обидное, что страна-то была действительно великая, и люди в ней жили действительно замечательные! Они бы горы могли свернуть и заслуженно встать вот главе цивилизованного мира, не захвати власть в стране какие-то уроды, внушившие всему населению мысль о том, что жить нужно только так и никак иначе.

Автор этих строк, как и значительная часть людей из его окружения, считает себя последовательным русским патриотом.  Поэтому ему больно было смотреть на то, как бюрократы и мздоимцы гробят великую державу.

Сразу оговорюсь — ни автор, ни его друзья никогда не считали себя последовательными борцами с режимом или диссидентами. Мы просто старались честно выполнять свое дело и работать на благо России. Но нам было душно и противно в стране, которую нам насильно навязали, лживо назвав «советской» и «социалистической». Ибо мы знали, что такое настоящий социализм, и что такое настоящая власть Советов, то есть, парламентская демократия и подлинное местное самоуправление.

Мы выступали (и многие из нас выступают до сих пор) за социализм и советскую власть. Но мы хотели читать интересные нам книги, смотреть интересные нам фильмы, свободно ездить по миру, слушать рок и джаз, выбирать себе руководителя не в виде одного ходячего полутрупа, а из нескольких здоровых достойных кандидатов.

Разве это какие-то запредельные желания? Но моему поколению и в этом было отказано!

Словом, страна ждала перемен.

В августе девяносто первого нам на мгновение показалось, что мы этих перемен дождались.

Возможно, своей следующей фразой я вновь вызову шквал возмущений и праведного гнева. Но не сказать не могу — по моему глубокому убеждению, август девяносто первого подарил всем нам прекрасное десятилетие надежды и ожидания рассвета.

К сожалению, это ожидание оказалось напрасным. Рассвет так и не наступил.

Но само ожидание, было, повторяю, прекрасным.

Сейчас принято в лучших советских лживых традициях клеймить «лихие девяностые».

В этом тезисе есть, наверное, две составляющие.

Первая, как я только что говорил — лживая уловка постсоветского агитпропа, призванная убедить население в верности курса «новой правящей партии», зомбировать россиян в духе безусловной нерассуждающей преданности новым диктаторам.

Вторая же составляющая носит более сложный характер.

Дело в том, что стенания по поводу бед и лишений «лихих девяностых» приходится чаще всего слышать от жителей столиц и мегаполисов. Это естественно — они побойчее, их голоса звучат громче, да и с выходом в Интернет у них попроще, нежели у жителей провинции.

Зато вот провинция-то как раз, чаще всего, помалкивает. Поскольку слишком несопоставимыми были «стартовые условия». В период «развитого социализма» в столицах было, если не все, то почти все. Иначе говоря, москвичи и ленинградцы жили, если не при «коммунизме», то наверняка в «предбаннике» коммунизма. Поэтому, когда уровень их жизни несколько понизился, то многие восприняли это чуть ли не как катастрофу.

Но ведь в провинции в предперестроечные годы не было вообще ничего. Появление «хоть чего-то» здесь было воспринято, почти как дар небес. Отсюда  - принципиальная разница в отношении жителей столиц и провинции к перестройке, ее лидерам и последствиям.

Многим провинциалам — знаю на своем опыте — перестройка виделась совсем не так, как их согражданам с берегов Невы и реки Москвы.

В провинции, то есть, фактически в самой России, видели не только и не столько расцвет грабительской приватизации и мафиозного государства (чего, естественно, не выкинешь из истории), сколько расцвет возможностей и путей самореализации для талантливого русского человека.

Действительно, в стране зачастую останавливались производства и вымирали целые города. Но обычно это происходило тогда, когда конечным продуктом на этих производствах были изделия, совершенно не нужные потребителю, и не находящие спроса ни в России, ни за рубежом. Или же тогда, когда столь любимые народом «красные директора» и «преданные коммунисты» нарочно «валили» и банкротили родные заводы, чтобы затем скупить их за бесценок и стать полноправными хозяевами.

Но жители русской провинции могут привести и другие примеры. Когда зажигались простаивавшие с начала восьмидесятых печи металлургических заводов, оживали шахты и караваны судов с рудой и металлом вновь устремлялись от родных причалов к далеким берегам и надежным потребителям российской продукции. За гневными обличающими речами многие как-то забыли, что автозаводы, выпускающие машины, на которых сегодня ездит добрая половина российских автолюбителей, были, как один, построены именно в «проклятых девяностых». Что именно в девяностых годах прошлого столетия были созданы автомобили, которые сейчас называют «высочайшим достижением отечественного автопрома» - все эти «приоры», «калины», «гранты» и «фабулы». Что именно в «лихие годы», и никак не раньше и не позже, «встали на крыло» авилайнеры, составляющие сейчас основу нашего среднемагистрального парка, были созданы уникальные самолеты для полярников и спасателей.

Я не говорю уже о том, что многие уважаемые и известные сегодня россияне (не из числа олигархов и предпринимателей), которым в «советские» годы карьерный рост по разным причинам был заказан, именно в девяностые годы сумели продемонстрировать свои уникальные способности и таланты, достигли пика в своей карьере и принесли немало пользы стране.

Сказанное вовсе не означает, что девяностые годы были приятными и благостными для подавляющего большинства населения России. Конечно, нет. Это были годы определенных ограничений в привычном комфорте, даже лишений и тягот.

Но, вспоминая об этом, нельзя выносить за скобки период, который в то время переживала страна. Она находилась на переломе истории. Такое время вполне может быть сравнимо с военной порой, когда лишения приходится терпеть всем, в том числе и гражданскому населению. Но в военное время никому не приходит в голову сказать, что эти лишения напрасны. Страна объединяется для победы над врагом. Нечто подобное произошло и в России в девяностые годы. Тяготы, выпавшие на долю «мирного» населения, стали следствием непримиримой борьбы сил, условно говоря, будущего, желающего обновления и грядущего величия России, и сил прошлого, не желающих сдавать свои позиции.

К сожалению, сегодня можно сказать, что лишения и тяготы оказались пока напрасными. Силы прошлого одержали победу. Будем надеяться, что временную.

Начнем с того, что именно силы темного прошлого, а отнюдь не пресловутые «демократы» стояли, судя по всему, за событиями августа 1991 года.

Вспомним, что ни один «демократ» (в кавычках или без кавычек) после тех событий не получил реальной власти. Логично предположить, что народным недовольством вовремя воспользовался так называемый «второй эшелон» - вторые и третьи секретари обкомов (вместо первых), начальники районных отделений милиции (вместо руководителей областного и республиканского ранга), плешивые полковники и подполковники вместо генералов и маршалов.

Они поняли, что настал их час, когда можно под шумок, якобы, «народной революции» объявить о смене в стране политического курса, что позволит им, с одной стороны, легализовать подпольно и неправедно нажитые богатства, а с другой – точно также, как и ранее, остаться при власти, при постах и при должностях.

Именно партийные бонзы, бездарные «красные директора» и неприметные тупые старшие офицеры и стояли за событиями августа 1991 года, а вовсе не упомянутые выше мифические «демократы». Зато на последних сегодня можно смело валить все свои неудачи и провалы, утверждая, что страной по-прежнему правят «демократическая власть».

Еще одна ложь, умело заимствованная у «советской» системы.

Имена настоящих авторов августовского переворота, мы узнаем только сегодня. Они не сходят с колонок официальной хроники федеральных газет и страниц журнала «Форбс».

Конечно, всего этого не знали тогда защитники Белого Дома. Они были уверены, что добились «свободы» сами. Они забыли азбучную истину, которая гласит, что революции задумывают гении и осуществляют фанатики только затем, чтобы к власти потом пришли подонки.

В двадцатом веке России было дано неполных десять лет относительной свободы. Которую, впрочем, мало кто оценил, и которая мало кому была нужна в нашей несчастной стране.

По прошествии этого десятилетия закулисные кукловоды августовских событий решили, что «инкубационный период» прошел, таиться больше незачем и народ вновь готов к беспрекословному подчинению. Из запасников были вновь вынуты партбилеты и «краткие курсы», подновлены камеры в изоляторах, заменена износившаяся колючка лагерных заграждений и выданы новенькие «демократизаторы» послушным «солдатам правопорядка».

Власти не слишком ошиблись в прогнозах насчет всеобщей покорности. Народ действительно оказался в целом готов к новому рабству. Пусть и без особых восторгов, но и без лишних роптаний он принес присягу на верность новым тиранам.

Ошиблись они в другом. Время в двадцать первом веке вернулось внешне на ту же точку, только расположенную на принципиально новой, более высокой исторической отметке. Это означает, что страна уже никогда не будет прежней.

Даже покорному народу сейчас сложно навязать то, что ему следует читать, смотреть или носить. Тем же, кто придет на смену ныне живущему поколению, сделать это будет и вовсе невозможно. Даже намек на подобную попытку приведет к непредсказуемым и очень неприятным для нынешних властителей последствиям.

Вот тогда-то те, кто станет у руля новой великой России вспомнят с благодарностью «штурмовавших небо» в далеком от них августе 1991 года.  Тех, кому выпало на веку всего-то неполных десять лет относительной свободы. Их вновь назовут победителями.

Тогда все произошедшее за эти двадцать лет предстанет совсем в ином свете. С этой точки зрения нашим потомкам останется только жгуче позавидовать очевидцам и участникам событий, случившихся в начале последнего десятилетия двадцатого века..

Недаром великий поэт и большой русский патриот Федор Тютчев утверждал, что «блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые».

Юрий Гладыш

http://http://www.e-epos.info/publ/1-1-0-426

.