Дорожный бес

Я поцарапала чужую машину. Сильно. Специально. Я ехала по Мясницкой в тягомотной пробке. Какой-то умник припарковался посреди улицы, и автолюбители, чертыхаясь, принялись перестраиваться в мой ряд. Я пропустила двоих — дерганого кавказского аксакала на «Ладе» и квадратный гроб-внедорожник — и тронулась, но из правого ряда высунул нос Mercedes-Benz Е-класса. Движение замерло, пару минут мы стояли в такой позиции. Он был черный, сияющий и стоил дороже моей машины раз в двадцать. Наконец тронулись. Я проехала вперед. Он проехал вперед и влево. Я открыла окно. Он открыл окно. Я сказала: «Сейчас моя очередь». Он сказал: «Иди на х…». Снова тронулись. Теоретически я все еще проходила, но он ловко прижал меня справа: теперь, если я двинусь вперед, поцарапаю себя и его. Он победно ухмыльнулся и поднял стекло. И тогда в меня вселился дорожно-транспортный бес.

«Все равно у меня машина покоцанная», — я дала по газам. Раздался звук — визгливо-скре­же­­щущий звук заживо сдираемой автокожи. Он показался мне музыкой. По сияющей темной поверхности «мерина» от передней двери до задней растянулась мятая рана. Водитель взвыл так, словно я полоснула его ножом, выскочил из машины и метнулся ко мне. Я включила блокировку дверей. Он молотил кулаками по стеклам, дверям и капоту, пока я улиткой ползла по Мясницкой. Потом пробка вдруг рассосалась, и я рванула к Лубянке.

«А если бы у него была травматика? — возмутился муж. — Ты глупо себя повела. Признай». Я признала. Но тут же вспомнила тот скрежещущий звук, и во мне колыхнулось щекотное, как пузырьки газировки, чувство победы. Мой муж не водит машину. Он рассуждает здраво, разумно. Он не понимает, что происходит с водительским разумом на мос­ковских дорогах. Ты можешь быть хладнокровным, рациональным и кротким — неделю, месяц, год, три. Но обязательно наступит час Ч — в тебя вселится дорожный бес.

Лет десять назад, когда я села за руль, автовладельцы подчинялись тоталитарным, но понятным законам джунглей.

Границы дозволенного зависели от статуса: альфа-самец на дорогом крупногабаритном авто едет первым; бета-самец на дорогом, но поменьше — вторым, все остальные опущенные подчиняются ПДД. Потом вроде была какая-то «оттепель» — все малость цивилизовались, стали пристегиваться, а под настроение даже пропус­кать пешеходов на зебре. Это продлилось недолго. Вернулись джунгли, но теперь не простые, а кишащие нечистью.

Мы все одержимы. В нашей дорожной ситуации всегда участ­вуют отморозки и психи. Вопросы статуса выродились сегодня в чистую биологию (у кого «яйца крепче») и клинику (у кого ширма быстрее падает). Вот у меня, типа, эти несуществующие органы крепче — и я сознательно въезжаю в нахального «мерина». А у него, к примеру, ширма упала — и он из травматики мог бы застрелить меня в глаз. Наши дороги — клубок коллективного бессознательного. Здесь само­утверждение, ненависть, бесовщина. Садясь за руль, мы сразу проваливаемся в логику параноидального сна. Беснуйтесь, психи, я вижу вас в зеркалах: вон слева истеричка на «вольво», справа контуженый водитель «газели», в зеркале заднего вида состязаются псих на спорткаре и смертник на мотоцикле.

…«Мерин» гнался за мной до Лубянки. Он подрезал меня то справа, то слева, но, опасаясь новых царапин, трусливо отскакивал. Как ни удивительно, меня от него спас гаишник. Он остановил нас обоих и спросил: «Что творите?» Водитель «мерина» требовал оформить мою вину в ДТП и бил себя в грудь, как макака. Я говорила, что была в своем праве и что меня достали уроды. Гаишник был молодой, явно совсем новичок, он выслушал нас обоих внимательно. Потом сказал мне: «Продолжайте движение». И, наклонившись к окошку, едва слышно добавил: «Я его минут на пять задержу».