Ползарплаты за музыку: как покупали и как «доставали» грампластинки в СССР

Почему в СССР запрещали мировых музыкальных звезд? Зачем отчаянные советские меломаны тратили ползарплаты на музыку? Какие грампластинки в эпоху социализма можно было купить, а какие только «достать»?

Что означают «ребра» и «кости», «плиты» и «дерибас» – ныне забытые словечки из советского молодежного сленга? И как из-за грампластинок можно было стать фигурантом уголовного дела?

Фото из открытых источников

Советский дефицит – феномен, совершенно непонятный россиянам до 45 лет и младше. И частенько забываемый людьми постарше. Те, кто по сей день с ностальгией вспоминает про самый вкусный в мире пломбир и колбасу по 2.20, видимо, забыли километровые очереди за этой самой колбасой и людей, обвешанных рулонами туалетной бумаги наподобие пулеметных лент.

Впрочем, я сейчас не о хлебе насущном и бытовых мелочах, а о духовной пище. А если конкретнее – о музыке. А еще конкретнее – о настоящих качественных зарубежных пластинках.

Автор статьи – брянский журналист Алексей Хотяновский. Статья специально написана для публикации на дзен-канале «В ЖИЗНИ И В КИНО».

Дефицита на них не было по той простой причине, что этих самых грампластинок не было вообще. Нет, конечно же, в СССР была «Мелодия» - единственная на всю страну и старейшая фирма звукозаписи. Продукция ее экспортировалась за границу и пользовалась там определенным спросом. Но все дело в том, что если иностранцы имели возможность прикоснуться таким образом к русской культуре и восхититься голосами Зыкиной или Магомаева, то наша молодежь практически не имела доступа к современной зарубежной эстраде.

Нелегко жилось меломанам в нашей стране. На какие только ухищрения не шли! Не обошлось, естественно, без знаменитой русской смекалки.

У меня где-то на антресолях по сей день лежат две-три так называемые пластинки «на костях». Что это такое – помнят читатели постарше. Народные умельцы использовали для записи старые рентгеновские снимки, как правило, грудной клетки. Поэтому такие миньоны называли еще «ребрами».

Фото из открытых источников

Дырку в центре прожигали паяльником, дорожки нарезали при помощи переделанного граммофона. Главное, чтобы во время процесса в помещении была полная тишина, все посторонние звуки были потом слышны на пластинке. Для записи использовали маленькие студии под названием «Звуковое письмо» - были такие почти во всех городах.

Ну, конечно, ни о каком качестве речи не могло быть. Тем не менее, кустарные «ребра» расходились в народе, как горячие пирожки. Цены были разные. Например, запрещенный Петр Лещенко шел по трояку, а за песенку «Хиппи-хиппи шейк» просили пятак. Власти тоже не обошли вниманием предприимчивых граждан, их преследовали, некоторые даже получили реальные сроки лишения свободы. Вменяли им не только распространение «мерзкой буржуазной музыки», но и использование для этой цели государственного имущества, то есть студийной аппаратуры.

Позже произошел качественный скачок. Наши люди стали ездить в туристические поездки. Там, экономя буквально на всем, можно было исхитриться и приобрести пластинку-другую. Кроме того, фирменные диски привозили водители «Совтрансавто» (в народе их называли «софиками»), наши моряки из дальних плаваний, дипломаты, желающие потрафить своим чадам.

Конечно же, эти ручейки никак не могли утолить музыкальный голод, но, по крайней мере, молодежь получила возможность иметь представление о том, что творится на западной сцене.

Фирменные пластинки среди меломанов именовались «пластами» или «плитами». Цены на них варьировались в зависимости от исполнителя, состояния диска и страны-производителя. Если диск был запаян в целлофановый пакет, то есть ни разу не прослушан, стоимость его возрастала.

Например, свежий запечатанный альбом групп вроде Deep Purple, Queen или Led Zeppelin у нас в городе мог стоить 70-75 рублей. Для рядового советского инженера сумма неподъемная, практически ползарплаты. Пластинки в идеальном состоянии, без всякого «дерибаса», то есть без сколов и царапин, обходились в 60 рублей.

Фото из открытых источников

Подешевле стоили диски, изготовленные в соцстранах, например, в Югославии: за 35-40 рублей можно было приобрести вполне приличную перепечатку. Правда, виниловая масса там была не очень высокого качества, и через некоторое время пластинка начинала поскрипывать.

А что же наша «Мелодия»? Нет, фирма вовсю функционировала, продукцию выдавала, что называется, на-гора, но, как правило, вся она пылилась на прилавках магазинов. Ну, кому, на милость, понадобятся записи речей на очередном партийном съезде или сборник песен под общим названием «Любовь, комсомол и весна»?

Крайне редко появлялось что-нибудь стоящее, типа альбома Тухманова «По волне моей памяти», дисков «Песняров», «Цветов», или прибалтийского «Зодиака». Все это доставалось по блату, из-под прилавка и расхватывалось мгновенно.

Справедливости ради упомяну, что «Мелодия» порой отваживалась издавать маленькие пластинки с парой-тройкой «буржуйских» песен. Зачастую при этом названия групп умалчивались, а на миньоне TheBeatles было стыдливо написано: «Музыка и слова народные».

Фото из открытых источников

Помню, смотрел фильм Шахназарова «Исчезнувшая империя» про советскую молодежь 70-х годов.

Обратил внимание на момент, когда какой-то студент влетает в комнату в общаге с криком восторга:

- Чуваки, я новый диск Малежика записал!

Ох, Карен Георгиевич, тут вы явно не в теме. Такого добра, как «Самоцветы», «Пламя», Вячеслав Малежик и прочее у нас всегда хватало с избытком. Кто-то их, конечно, покупал, но человек, прикоснувшийся к лучшим образцам «забугорной» музыки, уже не мог заставить себя это слушать. А уж тем более записывать для коллекции.

Кстати, о записи. Иметь фирменные диски далеко не все могли себе позволить, поэтому широкое распространение получили магнитофонные ленты, или попросту «бобины». Оптимальный ее размер – 525 метров, на такую кассету влезало две пластинки. Запись с диска стоила 5 рублей за один альбом. В общем, сплошные траты…

Фото из открытых источников

Хорошая бытовая техника – тоже проблема. Те, у кого водились деньжата, могли себе позволить какой-нибудь «Шарп», «Сони» или «Пионер». Ну, а остальные довольствовались нашими проигрывателями – «Электроника», «Арктур», «Эстония» или «Вега», которые начали выпускаться в 80-е годы. Ну, а если ты стал обладателем такой техники, то надо задуматься о приобретении дисков. Тут ты либо идешь к местным фарцовщикам, либо едешь в ту же «Мелодию», то есть в фирменный магазин на проспекте Калинина в Москве.

Именно здесь личности сомнительного вида предлагали тебе запретные плоды. Именно здесь можно было купить заветную пластинку по сравнительно сходной цене. Были минусы – ты не мог послушать то, что приобретаешь и оценить состояние диска. А еще тут периодически устраивались облавы. Ну, и, помимо всего прочего, тебя могли просто-напросто «кинуть».

Я один раз так попался. Увидел в руках у одного паренька сборник песен Элтона Джона. Пластинка польская, приценился, тот отдавал за 40 рублей. Хотел достать ее из конверта.

- Да ты что, вон же менты!

Сунул ему деньги, тот быстро растворился в толпе. А я вышел на улицу, и обнаружил в конверте …пластинку Софии Ротару.

Бывало и такое.

Фото из открытых источников

Слушал я как-то радиостанцию «Немецкая волна»: мы частенько узнавали о музыкальных новинках из всех этих «голосов». Наткнулся на интервью с Джеймсом Ластом, знаменитым западногерманским композитором и дирижером. Его оркестр исполнял известные шлягеры, был у нас весьма популярен и как раз вернулся с гастролей в СССР.

Ласт рассказал, что в Москве к ним был приставлен соглядатай, который ходил за ними по пятам в течение всей поездки. Постепенно оркестранты к нему привыкли, назвали его по имени – Коля. Был он неулыбчив, одет традиционно во все серое, ни с кем не общался, но дело свое знал туго. Что называется – шаг влево, шаг вправо… Улыбнулся он только один раз, когда на прощание музыканты вручили ему диск со своими последними записями.

- Я себе представляю его лицо, - закончил свой рассказ Джеймс Ласт, - когда он поставит эту пластинку на проигрыватель и услышит запись речи Брежнева на последнем съезде партии…

Помимо всего прочего, власть вела борьбу с распространением записей отдельных исполнителей. Эти запретные списки были доведены до всех управлений культуры. Зарубежных звезд запрещали за пропаганду религии, насилия, секса и прочее. Под раздачу попали вполне невинные группы, типа «Чингиз Хан» и «Бич бойз», на дискотеках нельзя было крутить песни Майкла Джексона и Тины Тернер.

Фото из открытых источников

Досталось даже шведскому квартету ABBA. Как-то раз известный лондонский ди-джей Сева Новгородцев (некогда эмигрировавшей из СССР) пошутил в своей программе, заявив, что название их новой песни «SuperTrouper» переводится, как «Отличник боевой и политической подготовки». Чиновники сходу запретили ансамбль. А спустя некоторое время выяснилось, что речь идет всего-навсего о ярком сценическом фонаре…

В известном эстрадном монологе Александра Филиппенко «Козел на саксе» герой рассказывает, как когда-то их ансамбль гоняли за исполнение джазовой композиции «Чаттануга Чу-чу». А много лет спустя он узнал, что в этой песенке парень на вокзале спрашивает у кондуктора: «Скажите, а этот поезд идет до Чаттануги?» И все… И за что гоняли?..

Все изменилось в конце 80-х годов. Как-то очень быстро выяснилось, что кока-кола – это обычный лимонад, а джинсы – удобная повседневная одежда. Музыку у нас стали издавать любую, на самый притязательный вкус. Хочешь легкую – вот тебе Smokie. Хочешь серьезную – пожалуйста, KingCrimson. Нужен тяжеляк – получай AC/DC.

Оглядываясь назад, я порой задаю себе вопрос: зачем? Зачем и кому понадобились эти запреты? Что такого страшного было в тех песнях, что из настоящих звезд у зарубежья у нас в период застоя побывал один Элтон Джон?

Фото из открытых источников

Те, кто по-настоящему интересовался музыкой, все равно находили возможность ее услышать. И слушали. И ничего – нормальными людьми выросли. Почему-то не подействовало на них «тлетворное влияние Запада».

Я, честно говоря, не знаю ответа на этот вопрос…