"Протопи ты мне баньку по белому. Я от белого света отвык."

      Судя по преобразованиям и так называемым реформам, которые сегодня происходят в сфере умирающего с шумом, и скандалами ЖКХ, эпохе "коммунального рая", наследию последнего периода СССР развитого социализма, приходит неминуемый конец. Но ещё живы, несмотря на другие, не менее судьбоносные реформы нынешней власти(денежная, пенсионая, здравохранения), те уже немногие, кто помнит то время, когда все эти казались бы уже привычные блага для большинства нас, были фантастической мечтой. Тогда наличие в кране горячей воды круглые сутки, возможность помыться у себя дома, в любое время суток под душем или в ванной, справить, извиняюсь, свои естественные потребности не бегая в морозную ночь к зияющей чёрной дыре или в ведро, а в тепле, в белоснежный унитаз, всё это и многое другое, что сегодня мы начинаем потихоньку терять, тогда было мечтой. 

     Но речь не об этом, а о том, что являлось неотьемлемой частью жизни и быта, большинства советских людей. Тех, кто жил тогда, особо не задумываясь о несправедливости жизни, в бараках, в деревяшках, частном жил.фонде, в коммуналках. О бане! Об общей городской бане, как принято было её называть. Хотя в классическом понимании "общая", как это было на Руси в старину, когда мытьё в общем помещении бедного и простого люда, абсолютно незнакомых друг другу и обоих полов, подразумевать нельзя. Это сегодня только плати и пожалуйте в сауну хоть с дамой, хоть с любимой собакой или конём. Тогда для большинства всё это было неведомо, во всяком случае для живущих в городах. Были женские и мужские отделения. Если у бани были более скромные возможности, то устанавливались женские дни, в которые её могли посещать только представительницы женского пола.

      Причём порой люди, переехавшие в последствии, в благоустроеное, отдельное жильё, как мои родители, всё равно продолжали посещать баню. Не было тогда не соляриев, не фитнес клубов с саунами и бассейнами, джакузями, не такого множества частных саун. Поэтому и была баня в то время своеобразным клубом, где человек мог расслабившись, или говоря проще - разговевшись, после хорошей парной с веником, помывки горячей водой, которой было в достатке и не надо было греть, таскать, замотав своё бренное тело в простынь, неспеша пообщаться с приятелями, соседями, коллегами по работе, за кружкой пива, бывало и с "прицепом". Это было одно из немногих общественных мест в тамошнем гос-ве, где человеку не парили мозги, а можно было просто попариться от души, обиходить тело грешное веничком ароматным да жгучим. 

       Это сегодня, когда речь идёт о посещении сауны, у многих это вызывает тут же ехидство, сальные намёки на разврат и прочее паскудство. Тут же появляются ассоциации картин с дегенеративными братками, неестественно накачеными, чиновников, депутатов, прокуроров, с женоподобными телесами. Которые находясь в свинском, это далеко не в нетрезвом, состоянии, резвятся в окружении проституток. Я не ханжа, но когда это становится неотьемлемым атрибутом власти, тут задумаешься, кто же нами руководит? Буквально в 60-х,70-х годах прошлого века, такое и на ум не могло прийти. Самый большой разврат, что можно было представить, так это из чтения запрещённого в то время рассказа А.Толстого "Баня", да пожалуй кадры помывки девушек, из замечательного фильма "А зори здесь тихие". Это потом появилась "Ирония судьбы или с лёгким паром!", где бане была предана некая романтика. Выпивать конечно и тогда выпивали, бывало народ и довольно "тёплый", но телесно чистый при этом, уходил. Но каких то разборок, драк и прочих казусов, что было характерно для других заведений, как то не помню. 

       Самые первые мои воспоминания от посещения бани из далёкого ныне моего детства, когда я ходил туда с дедом или отцом, если он был на берегу дома между рейсами. Вобщем то, если не щипание глаз от мыла, попавшего, когда безжалостные мои пращуры намыливали мне шею и голову, в полном смысле этого слова, поймав драили мочалкой, то мероприятие мне нравилось. Как правило было много моих сверстников, с которыми мы вволю плескались, пускали мыльницы вместо корабликов в тазах, пока наши старшие блаженствовали в парной, делая не по одному туда заходу. Конечно с нынешними аквапарками, их атракционнами, горками, пенными дискотеками, турецкими хамамами или финскими стирильной чистоты саунами, в которых в последствии, уже будучи взрослым, приходилось бывать, не сравнить. Но для нас, тогдашних 5-7 летних сорванцов и это было шикарным развлечением.

     В бане в то время, мы начинали видеть и нечто другое, предвидя сальности и ехидство, сразу говорю, речь о другом.

       Скинув свою неказистую, однобразную одежду советского человека, наши деды, у кого отцы, представали перед нами, своими жилистыми телами в шрамах, "синеве", как некая телесная исповедь прожитой жизни, со всеми её ошибками и трагедиями. Ну, а что мог ответить мне мой дед, на вопрос семилетнего сорванца?

- Дед, а дед, а почему у дяди Серёжи две дырки в спине и "канава" в боку, да ещё Ленин со Сталиным на груди нарисованы?

      Не рассказывал он мне тогда, так как это не вязалось с тогдашней "правдой", да и я только из под стола вылез, что дядя Серёжа, проработавший не один десяток лет токарем, имеющим золотые руки, по вечерам мирно играющий в домино с мужиками во дворе, и втихаря от настырной супруги, принимавший дежурный стакан, что в 42 году, будучи 20 летнем пацаном, выходил из окружения, где словил свою первую пулю. Но чудом остался жив, не угодил в плен, но зато после госпиталя угодил в штрафбат на 3 месяца. Где словил в первых же боях уже вторую пулю и опять остался жив, смыв кровью свою первую судимость. Где тогда и набил ему на грудь бывший зк и тоже штрафник, сосед по госпиталю, профили Сталина и Ленина. Что будучи демобилизованым и вернувшись домой, где его встретила жена, а вернее молодая старуха с четырёхлетним рахитом на пороге, которая ждала его все эти годы, хотя предыдущая семейная жизнь, состояла всего из нескольких месяцев, до его отправки на фронт. Что пахала она по 12 часов в сутки и при этом ещё смогла противостоять сытой морде участкового, который все эти годы пытался "штурмовать" её, пока дядя Серёжа на фронте пули ловил и по госпиталям валялся. Что не сумев сдержать себя, он начистил по полной морду участковому и отхватил за это уже вторую судимость, уже в мирное время, пятерик на нос и это ещё по Божески, учитывая тогдашнею реальность. И что "канава" на его боку, это след от заточки при разбороке в лагере. 

       Сколько их было тогда таких дядей Серёж, Лёш, Саш, Паш, чьи изувеченые тела, знавшие и сапог НКВДэшника, и пулю фашиста, и лагерную заточку, с профилями вождей, с лагерной нательной живописью, выжившие вопреки всему и сумевших дать жизнь своим потомкам, не обозлиться на весь белый свет, не озвереть, остаться просто нормальными людьми, заплатив за это право годами ада войны и лагерей. 

      Так что баня, помимо помывочных услуг, играла довольно своеобразную нравственную роль, где мы видели наших дедов не с орденскими планками или "иконостасами" на пиджаках, одеваемых раз в году на День Победы, но и реально какой ценой дались эти награды.

      В наши дни, вернее уже в моей самостоятельной жизни, с баней и у меня связан, запомнившийся мне казус. Надеюсь, что я не утомил, имевшего неострожность читать этот очередной мой "шедевр" в ЖЖ, случайно имевшего неосторожность забрести сюда, читателя. Раннее в своём опусе в ЖЖ, "Телефоное право", я рассказывал о своём приятеле молодости, ныне уже давно покойном, художнике Саньке и об одной из обитательниц питерской коммуналки, в которой я обитал во время своих межрейсовых наездов в Питер. 

      Конечно если описать галлерею портретов её тогдашних обитателей может оно и интересно, каждый человек по своему неповторим и исключителен. Но был там ещё один обитатель, имеющий довольно своеобразный и отличительный колорит. Звали его, если офицально Андрей Егорыч, за глаза же по ряду внешних причин и с опаской, чтобы он не слышал, "Велосипед". Данная кличка ему, судя по всему, была дана за его жилистую фигуру и всегда чисто выбритый, до синевы череп, напоминавший велосипедную фару. Было ему тогда, думаю, далеко за полтиник. "Велосипеда" боялись и в тоже время уважали, причём даже участковый с опаской и подчёркнуто вежливо офицально, относился к нему. Человек он был не многословный будучи трезвым, занимал одну из многочисленых конур в коммуналке. Слухи про него ходили самые разные, начиная от самых зловещих, о якобы его душегубском прошлом, шипела тётка Любка, до рассказов, о его связях с тогдашней уголовной элитой Питера.

       Вообщем человек он был авторитетный, жил довольно неприметно, изредка случалось даже выпивал с нами, но вопросы ему не задавались, чем он занимался было тоже не ясно. Внешне в его поведении не было ничего явно агрессивного, но когда он выходил утром из так называемой, ванной комнаты, на десяток конур с их обитателями, выбритый и в руках с опасной бритвой, в майке, где проглядывалась довольно серьёзная нательная лагерная живопись, взглядами было лучше не встречаться. К нам относился снисходительно и величал босяками, Санёк даже как то обращался к нему с просьбой разрулить возникшую конфликтную ситуацию с фарцовщиками коллегами у гостинки. Не помню уж в чём её суть, но вопрос был решён быстро, при появлении "Велосипеда" на галёрке около "Гостинного Двора", где клубилась вся эта публика. 

      В один из дней, когда до вечера было ещё далеко, а утро уже заканчивалось, "Велосипед" видимо находясь в хорошем расположении духа, пригласил меня и Санька, составить ему компанию в баню, где с его слов у него работал баньщиком знакомый фраер. Вообщем время позволяло и мы согласились. Баня находилась не далеко от площади Восстания и имело название Мытнинские бани. Обыкновенная городская, общая баня для широкого круга поситителей. По дороге туда, так как времена были антиалкогольные, середина 80-х, на буфет при бане надежды не было, мы прихватили в ближайшем магазине у знакомой продавщицы "Велосипеда" пива и "прицеп" к нему. Как говорится, каждый ведь знает, что приятное с полезным лучше совмещать слегка нетрезвым. 

       В бане, знакомый "Велосипеда", хоть и народа было не так уж и много, засуетился, завидев его и отвёл, по его мнению, в более пристижные места для раздевания, около окна. принёс тут же заботливо простыни и стаканы. Раздевшись по быстрому и замочив веники, мы на "сухую", как принято, пошли в парную. Торс "Велосипеда" представлял собой довольно изысканую и видно сразу, мастерски набитую картинную галерею, на это даже Санёк, как человек имеющий непосредственное отношение к живописи, обратил внимание. На спине был набит довольно схожий внешне со "Спасом на крови", собор с многочислеными куполами, грудь же слева и с права, украшали портреты Сталина и Ленина.

      Зайдя в парную мы увидели довольно презабавную картину, на верхней полке сидели без веников, в ряд, внешне абсолютно похожие друг на друга, четыре щюпленькие, маленькие, прищуреные, можно сказать "обезьянки". Внешне даже трудно было понять кто это, китайцы, вьетнамцы, киргизы или чёрт его знает кто?

     Появление "Велосипеда" из клубов пара с портретами вождей на своей груди, привело их в шок, что было заметно по их лицам. Картина была примерно, как появление Ка перед Бандерлогами в "Маугли". Заметив это он добродушно им рявкнул: "Не ссыте хлопкоробы, хватит щурится, правильные люди париться пришли, не обидим и не стесним!" Что ещё больше их привело в ступор.

       В следующий заход в парную, уже с вениками, мы застали опять эту компанию словно на ветке лианы, мирно сидящих на верхнем полку. "Велосипед" видимо решил преподать урок этим представителям другой культуры и ментальности. Урок, как надо парится в русской бане и поддав на камин, решительно взяв в руку оба веника, полез к ним. Вручив одному из них веник, он жестами стал объяснять, что надо делать. Но "ученики" парного дела категорически отказались хлестать веником по святым ликам вождей и лишь испугано тыкая пальцами, бормотали: "Ленин! Нельзя! Плохо!". Плюнув на такую глупость, было приказано леч им на живот и испытать все прелести парится веником. Тут "Велосипед" показал конечно класс. Не знаю уж в каких лагерных банях он это научился делать, но веником он не просто хлестал, а творил чудеса, о которых я и не подазревал раннее. Вообщем "обезьянки" вылетели из парной окрылёными.

       Попарившись от души, помывшись мы перешли к завершающей стадии банной традиции - к пиву. Позвали и наших парных знакомых, желая их угостить нашим "сакэ", но те в ответ лишь улыбались и твердили, как болванчики "Спасибо!".

      Одевшись и идя на выход из банного отделения, настала наша очередь быть шокироваными, когда мы столкнулись с приветливо нам улыбающимися, нашими "обезьянками". Все они были, как мимниму, в военной форме высшего офицерского сотава, а может и генералов, судя по величине звёзд на погонах. Как выяснилось в короткой беседе, они вьетнамцы и приехали в Питер для учёбы. толи на курсы, какой то там военной академии. Пришли в баню, по совету приятелей, чтобы понять одну из сторон быта русского человека. Думаю они поняли баню основательно, попав под веник "Велосипеда".

         Так что пословицы - Банный веник и царя старше, коли царь парится! и В бане генералов нет! Невзирая на чины, в нашей бане все равны! Как оказалось вполне актуальны в жизни.