К столетию Юлии Борисовой

Александр БАЛТИН

100 лет назад, 17 марта 1925 г. родилась Юлия Борисова, советская российская актриса. Герой Социалистического Труда, народная артистка СССР, лауреат Государственной премии Российской Федерации и Государственной премии РСФСР им. Станиславского.

Вихри страсти, обжигая других, прожигая в их душах дыры, — затянутся ль? Закручиваются вокруг Настасьи Филипповны: победительницы, заострённо-красивой, онтологически играющей очами, в которых плещутся бездны… 

Ю. Борисова исполняла героиню сначала на сцене, — подмостки ставя выше кино-действа: ведь в театре всё здесь и сейчас — дубли невозможны… И не требовались ей, столь пропитанной актёрским мастерством. Будто знала коды его, расшифровала изначально, — учась в легендарной Щуке, во время учёбы дебютировав в театре им. Е. Вахтангова, и потом, поступив в труппу, став очевидной примой — быстро-быстро… В кино Борисова исполнила всего несколько ролей: но одной Настасьи Филипповны, сыгранной сложно, в красно-чёрном вихре было бы достаточно. Она многослойна: героиня Достоевского, так её и делает великолепная Борисова: за слоем слой, и обнажиться страдание, которого изведала с лихвой. Была ещё А. Коллонтай, словно отлитая из своеобразного живого металла: воля и интеллект, женственность и тайна мешались алхимически в сосуде роли. Конечно — Турандот; спектакль: визитная карточка театра, пьеса-рекордсменка, столько ставилась…

  
«Насмешливое мое счастье». В роли Настасьи Филипповны. «Принцесса Турандот»

И роль Борисовой — эталон, сердцевина бурлеска, великолепие тонких золотисто мерцающих нитей, словно оплетающих её восхитительной аурой, выплёскивавшейся в зрительские сердца. Сердца поколений бились на повышенных оборотах, когда играла Борисова… Геля-Гелена говорит по-русски с милыми ошибками, и Виктор, пытаясь выяснить, откуда она, постепенно втягивается в «Варшавскую мелодию», которую придётся слушать, трепеща и пересматривая жизнь, сверяя ритмы собственного бытия с теми, что представляет реальность.

Столько непосредственности было в Борисовой-Гелене, будто и игра не нужна: подмостки растворяются в душах зрителей, и естественность всего заставляет каждого соучаствовать в процессе постановки. Обычная мелодия любви. Обычная, трагичная, живописанная Л. Зориным с печалью и нежностью, разрывы в десять лет делают людей иными; но звучит, звучит «Варшавская мелодия», завораживая; кружится, будто вальс любви, и нежная Борисова улыбается… всем-всем…

Мария Тюдор в исполнение артистки словно сжимала не зримый жест власти, держа великолепную осанку надменной гордячки, легко владеющей миром, какие б каверзы оный мир не чинил. Клеопатра поражала. Она завораживала гранёной красотой и отсутствием страха перед смертью: словно знала — впереди века немыслимой славы, будто понимала, что смерть — не имеет особого значение, по крайней мере, для неё — Клеопатры… Борисова запускала фейерверки праздника — каждой ролью, сколь бы трагической та ни была. Она словно сама была праздником: в блеске эмоций, потрясая живою мимикой, словно вымпелы победы и счастья вспыхивали, трепеща, на щеках…
Гитель чарует. Качели раскачиваются, подражая маятнику, но это — маятник жизни. Гитель-Борисова из классической пьесы Гибсона «Двое на качелях» играет нервным напряжением и… скоростью жизни: один промельк. Где былое? Небесная корова языком слизнула, ничего не восстановить. Палитра Борисовой содержали краски всех эмоций. Не только их, казалось, но и — тончайшие оттенки чувств, ощущений, ведь чёрного и белого в чистом виде не бывает, всё переплетено волокнами, всё смешивается так сложно. Борисова играла сложность жизни. Но делала это — виртуозно, и даже надрыв порой давался стоически: всё можно преодолеть. Почти всё. Кроме смерти.

Но смерть актрисы, бывшей планетой, такая условность… Записи спектаклей, фильмы — всё растворено в крови культуры, в памяти поколений, всё живо, переливается, блещет красками, заставляя вновь и вновь пересматривать, каждый раз испытывая потрясение, переживая катарсис…

​