Олег Царев: Мир на Украине станет серьезным испытанием для России

Пока еще рано швыряться шапками в ВСУ — но думать о будущем уже пора

На фото: председатель парламента Новороссии Олег Царёв. (Фото: Зураб Джавахадзе/ТАСС)

Алексей Песков

Мир на Украине обязательно наступит, раньше или позже — это зависит от многих обстоятельств. Но уже сейчас надо быть готовым к миру. После «Штык в землю!» всеобщее счастье если и наступает, то не сразу. А сразу будут две части одного народа, каждая из которых еще вчера отчитывалась, сколько врагов поубивала — и вдруг надо как-то жить вместе.

И главная ответственность за то, как в дальнейшем сложится судьба людей, живущих на Украине, включая и тех, кто сейчас на фронте, будет лежать на России. От этого нам никак не отвертеться.

Собственно, этому и был посвящен наш разговор с известным украинским и российским политиком Олегом Царевым.

«СП»: Идут разговоры, что вот-вот фронт обрушится, ВСУ побегут. Но если в том или ином виде украинская оборона посыплется, готовы ли мы к этому? Это не 6−10 пленных в сутки, как сейчас, там другие цифры будут…

— В данный момент времени ситуация, которую вы описываете, все-таки еще нереальна. У Украины дальнобойных беспилотников, даже по данным российского Министерства обороны, все еще больше, чем мы запускаем «Гераней». На линии фронта малые украинские беспилотники по-прежнему доминируют, это тоже приходится признать. Да и темпы наступления у нас в последнее время снизились. Потому говорить, что вот прямо сейчас фронт рухнет, нельзя.

Ну и надо понимать — в России все-таки до сих пор шапкозакидательство превалирует. Когда я в своем тг-канале пытаюсь дать объективную картину, получаю в ответ в комментариях «Вы, политологи, всё врете. На самом деле там воевать никто не хочет, всех силком на фронт волокут. И автоматы у них ржавые!»

Но почему мы тогда вот уже сколько времени не можем освободить Курскую область? Слава богу, в последнее время там серьезные подвижки наметились. Но мы до сих пор не освободили Донецкую область, и с нынешними темпами нам ее освобождать придется очень долго. Когда люди свою картину мира формируют по новостям, у них такие вопросы не возникают.

Но к победе, тут вы правы, нужно тоже быть готовым. В свое время Советский Союз справлялся с куда большими проблемами и вызовами. Подумаешь — фильтрацию устроить…

«СП»: Справлялся, но ситуация другой была. Когда в 1945 году миллионная Квантунская армия Японии попала в плен, японцев просто отправляли в тайгу с топорами — мол, сами стройте себе лагеря. Накануне зимы. Историки пишут, что тогда пленные умирали тысячами. Но тут же все иначе, «мы — один народ», и это не я сказал…

— Согласен. И мы видим, два сформированных из военнопленных ВСУ подразделения хорошо воюют в составе российской армии, очень успешно и самоотверженно.

Мне доводится периодически общаться с военнопленными, и я уже неоднократно слышал весьма неожиданную просьбу.

Разные люди — кто из Донецка, кто из Днепропетровска, говорят примерно одно и то же: «Мобилизовали, отправили на фронт. Я военных преступлений не совершал, сдался в плен при первой же возможности. Но я же всю жизнь работал! А тут я второй год сижу без дела — ну никогда в жизни такого не было. Дайте нам возможность работать. Мы готовы восстанавливать разрушенное, готовы делать, что скажут — мы ж не враги, а сидим в тюрьме, проедаем государственные харчи, а могли бы пользу приносить».

И действительно, смотрю — мужики, работяги, они устали от безделья. Мне кажется, нужно только приветствовать их желание работать, даже находясь в плену.

«СП»: Но ведь кто-то со всеми этими пленными работягами должен разбираться, всё выяснять, определять степень вины или ее отсутствие. Не будут же это делать парни с передовой, которые только что в них стреляли…

— Я думаю, что для фильтрации есть соответствующие органы, обученные и знающие, как это делать. Но и риск, что при большом наплыве задержанных всех начнут стричь под одну гребенку, не исключен — есть такое в наших традициях.

«СП»: Убежденный нацист из тербата, весь в свастиках — и насильно мобилизованный токарь или инженер, как-то мало верится, что к каждому подойдут индивидуально и «воздадут по грехам его». Какой выход?

— Давайте вспомним, как было в советское время. Разговаривал я с одним генералом, принимавшим участие в Великую Отечественную в освобождении наших оккупированных территорий.

Тогда как раз начинались майданы на Украине, и мы разговаривали про бандеровцев, про партизан… Он говорит — вот освобождаем мы территорию какую-то, а там, если говорить строго, практически все работали на Вермахт. Заводы, фабрики работали, сельское хозяйство — но люди годами жили в этой ситуации, им надо было на что-то жить, детей кормить и себя.

Вот поэтому они работали, а не «на немцев», как порой говорят. И после прихода наших основная часть населения просто продолжила работать. По его словам, где-то 2 процента пошли в полицаи и, как он нетолерантно отметил, как правило, этнически это были украинцы.

И такой же примерно процент населения шел в подпольщики. Они не смирялись с немецкой властью — клеили листовки, устраивали диверсии, помогали партизанам. Их расстреливали, вешали — и в основном, сказал он, это были русские.

Потому всех наказывать, всех в тюрьму — не было такого, и даже те, кто были полицаями, но не замарали себя кровавыми преступлениями, сидели год-другой и выходили на свободу.

Не буду называть фамилии, но многие партийные руководители на Украине, внезапно всплывшие с начала независимости, были как раз из той среды. Некоторые, отмечу, сейчас в России находятся.

Казалось бы, после всего, что народ пережил в ту войну, люди должны были озлобиться, но тем не менее вопрос с бывшими врагами решался главным образом гуманно.

Наверное, и в этот раз надо в первую очередь думать о гуманизме.