Силовые сильфоны Даниила Гранина

На модерации Отложенный

Полторак С.Н. «Гранин». — М: Издательство «Кучково поле», 2019. — 448 с.

Так получилось, что Даниил Александрович не оставил ни воспоминаний, ни дневников. Оправдываясь, дескать: — берясь за мемуары, он регулярно  «соскакивал» со строгих шере́нговых рельсов в… Необузданное сочинительство, придумку приключений не в частную копилку, а — для совершенно других персонажей — с гораздо более закрученной биографией, сюжетными интригами-фиоритурами.

Тем самым оставляя, забывая себя, писателя Гранина, — далеко в стороне. Пристрастным наблюдателем чьей-то чужой жизни… Отдавая приоритет захлестнувшим фантазию узорчато-витиеватым — не своим и не про себя: — образным сюжетам, типажам и мизансценам. 

Всё началось в 2017 году, когда автор представляемой книги — историк, профессор СПбГУ (бывший институт связи ЛЭИС) Сергей Николаевич Полторак написал статью на уход Гранина. Показав текст старому самарскому приятелю проф. Ипполитову, Полторак принял от последнего моральный (и очень тогда нужный) толчок к рефлексии над рекомендуемым публике мемуарным трудом. Подготовка, безбрежные архивы (академические — в университете Петра Великого; производственные — из Ленэнерго; технические — из ЛЭТИ). Референции, характеристики, изучение инженерных аспектов Гранина как выпускника ленинградского политеха. Встречи с соратниками писателя, реальными свидетелями его жизни. [Автор и сам дружил с Граниным около 20 лет. Общался с ним, беседовал не раз. Указывает, что Даниил Александрович тепло любил его книгу «Разведчик Кент».]
Проведена грандиозная консультативная работа с зарубежными изданиями. Также с членами редакций и публикациями великолепных журналов «История Петербурга», «Клио». К которым автор имеет непосредственное отношение. Рекуперация краеведческих материалов: Москва, Старая Русса, Новгородчина, Саратов. Да и элементарно сбор читательских впечатлений: обыкновенные горожане, спортсмены, учёные, врачи-юристы-корреспонденты. 

…Мир, в общем-то, непонятен по существу, по природе. Как непонятен он был вроде бы такому всезнающему, всеобъемлющему, прошедшему по судьбе родной страны сотни тяжёлых дорог — Д. Гранину. Что и подтолкнуло к совместному с читателем «новейшему» открытию этого неизвестного мира. Сквозь призму одного из четырёх петербуржских, российских интеллектуальных столпов — вкупе с Д. Лихачёвым, А. Петровым и Ж. Алфёровым. Мало того что Гранин не ведал, по его выражению, жизни. Её экстракта, скажем по-твардовски: соли… состоящей из пены дней. Он и себя-то толком не знал. Оттого своих литературных героев наряжал в «злодейский» сюртук всевозможных ипостасей личности… самого́ писателя. Помещённых в пестроту временны́х континуумов. В квинтэссенцию полифонии непредсказуемых ситуаций.

Гранин, подобно упомянутому выше Твардовскому, неизменно занимался скрупулёзным самокопанием, — эксплицируя нерв, высокое напряжение психологического душевного накала: — в произведения. Собственные же перипетии, буйство андреевских красок, неугомонность-неумолимость духа — у него начались с момента появления на свет… Так, к генеалогическим корням семьи Германов подобраться оказалось неимоверно сложно. Это и «непонятки» с днём, датой рождения матери Даниила — Анны Захарьевны. Разночтение её отчества: то Захаровна, то Бакировна. Это и разночтение даты знакомства с будущим мужем etc. 
С отцом тоже всё не просто. «Еврей», «украинец», «русский» (а ведь в анамнезе родословной есть ещё и немцы, и поляки!) в документах, — в зависимости от социальной погоды в СССР. Бесконечные переселения с места на место: Кингисепп, Старая Русса, разъезды Кислицы, Рогавка. Блестяще описанные в автобиографических повестях «Обратный билет», «Всё было совсем не так». Это заставило окунуться в глубоко зарытые «ссыльные» архивы.

Отец был арестован, сослан, — по смутным видениям детства Гранина. Сведения о причине ареста также крайне отличаются. Вплоть до… фальсификации. Напряжённые изыскательские поиски выяснили суть событий… 

А. Герман (отец) репрессирован в 1926 г. (сыну — 8 лет). Но поскольку выслали его в административном порядке (за финансово-кредитные нарушения), что широко практиковалось в конце 1920-х — начале 30-е гг., НЭП-то — кончался; посему подтверждений в картотеках ФСБ и внутренних дел — попросту нет: так как нет уголовной(!) судимости. Биографических неточностей исследователь встретил сонмы.

Толкуются они довольно тривиально: проповедовавшее на всех углах идеи интернационализма советское государство лицемерно гнобило нацменьшинства, не вписывающиеся в практику коммунистического строительства. Игнорируя их, обманывая. Обволакивая страшными бюрократическими тенётами. Да и сам Гранин, честно говоря, вообще не заботился о точности журналистско-личностной информации.
Трепетно относясь к достоверности изложения исторических фактов в литературе, — про «себя любимого» в прессе, СМИ он не интересовался абсолютно. Отсюда — путаница в биографических данных (ото дня — до места рождения) в разных изданиях. Часто растиражированных с ошибками. Что Полторак тщательнейшим манером разбирает, раскладывает по полочкам. Выходя из путаниц экзотических легенд — на вполне фактологическую концепцию. Отсюда — множество белых пятен в архивных формулярах. Как, например, отсутствие даты женитьбы Д. Германа и Р. Майоровой, супруги писателя. Отсюда — некомпетентное (может, кстати, и политически аргументированное, что уже из разряда конспирологии) опоздание на год с президентским «увековечиванием» и празднованием 100-летия Гранина.

До 1930 г. биографических свидетельств будущего писателя — нет вовсе. Ленинградская же картина жизни — разнокалиберна и насыщенна. 

Школа (знаменитое бывшее Тенишевское училище). Друзья, в недалёком грядущем прославленные учёные. Семейное гнездо 1930-х на углу Пестеля и Литейного. Отец, — беспокойный лесной скиталец, — навещавший наездами. Не желавший переезжать в пыльный каменный мешок. Последние вялые капли прикрытого жёсткой рукою НЭПа… Места силы, повлиявшие на всю дальнейшую жизнь. Спасо-Преображенский собор с трофейными турецким пушками. Центр города: Невский, Садовая — с блатными песнями, отзвуками героики недавней гражданской войны. Лиговские гоп-компашки. Барахолка на Обводном. Первые танцзалы. Вертлявые мальчонки-разносчики «Вечерней Красной газеты». Дачные Сестрорецк и Тарховка.
Ни метро, ни троллейбусов, естественно, — а только деревянные дома кругом. Разобранные вскоре на вожделенные дрова в ледяном дыхании блокады: времени поражений и побед. Времени конца юности. Времени — солженициевском «красном колесе». Двинувшем долгое взрослое бытие Даниила Александровича — в направлении большого писательского чуда, откровений и находок. Невероятных предвидений и пророчеств. Дошедших до наших дней. Предопределивших этическую, гуманистическую ориентации исключительно на глобальный, вселенский культурный опыт, несмотря на обскурантизм десятилетий миллениума. Объяснивших колоссальный объём общественных, национально значимых идей и помыслов. Также социальный феномен быстро модифицирующейся новейшей истории  России. 

Страдая и переживая. Постоянно меняясь, трансформируясь личностно, творчески. Не обращая никакого внимания на не всегда лестные мнения, критику, — Д. Гранин оставался по-солдатски подтянутым, стойким, прежним, словно белка в «собственном дупле». Об этом — книга. 

 

Примечание

«Силовые сильфоны» (герметизирующие, чувствительные, силовые элементы в промышленности) в названии — тема кандидатской диссертации Гранина поры обучения в аспирантуре секретного НИИ-49 (конец 1940-х). Причём в архивном док-те сильфоны ошибочно названы «сильфинами», по прим. автора книги. [Аспирантуру Д.Гранин не закончил.]