Последний император. Революция

Все ждали будущего, и оно настало

13 ноября 1908 года в резиденции князя Чунь жарили баранов. Так захотел хозяин — ну, то есть мать маленького императора. Отец находился по делам службы в Монголии, где тлело недовольство местных князей, а маленького императора готовили к важной церемонии. Его ждали сановники. Потом подали автомобиль и отвезли ребёнка в Новый Запретный город, в Чжуннаньхай.

Для современного Китая Чжуннаньхай — это то же самое, как Кремль для русских. Синоним высшей государственной власти. А в то время это был новый, недавно построенный дворцовый комплекс из семи зданий, ставший тюрьмой для прежнего императора Гуансюя. Гуансюй потерял власть в тот момент, когда в город Пекин входили войска европейской коалиции. Злой он был человек и циничный, но не в этом дело. Прежний император наслаждался своим величием взаперти, а теперь к нему привезли нового императора... Нет, не к «нему» лично. Он недавно умер от какой-то болезни. 
Маленького бога привезли в его покои. Когда машина остановилась в довольно облезлом Внутреннем парке резиденции, конное сопровождение в национальных китайских костюмах (с луками и стрелами, старинными пистолетами и разве ж только без огромных копий) передала императорам придворным евнухам. А евнухи начали таскать его как игрушку. Сначала показали ему кухню, потом пиршественные залы, далее — сортир, как обязательное место пребывания того, что подавали в пиршественных залах. И, наконец, прозвучала короткая команда, и ребёнка погнали (толкая сзади руками и коленями) в огромный зал с низкими потолками, где было полно народу. Там, окружённая ближними дамами, сидела Цыси — ещё живая. Но ей уже совсем мало осталось. Врач-американец Гораций Браун уже не готов был гарантировать её долголетие. Так и получилось: Цыси скончалась от дизентерии всего через три дня. А пока императрица предложила ребёнку засахаренные фрукты и сказала — даже с некоторым одобрением: "Какой непослушный малыш!"

Вдовствующая императрица Китая Цыси (1835—1908)

Малыш заорал во всю глотку, требуя, чтобы пришла няня, но его так толкнул один из евнухов императрицы, что у ребёнка потом нашли большой синяк на теле. При этом все вокруг стояли в позах умиления и сладко улыбались. В начале декабря того же года состоялось церемония восхождения ребёнка на престол. И все снова умилялись, будто лицезря котяток в коробочке. 
Пу И и без того «уже» был императором, а теперь он получил новые игрушки — саблю в огромных очень дорого украшенных ножнах, какие носили князья в Маньчжурии, получил в пользование относительно скромную на вид маньчжурскую корону-махала (так называемая «Утренняя корона») и особый жезл-жуи из сандалового дерева (он же жезл «соответствия желаний» или просто древняя чесалка для спины). И конечно, его самой лучшей игрушкой стал императорский Трон Дракона. Он был очень твёрдый, поэтому на нём нельзя было прыгать как на диване, и с него вечно куда-то исчезала драгоценная, шитая золотом жёлтая подушка, которую очень любила бабка Цыси, зато по трону можно было ползать — хоть туда, хоть сюда. Теперь Пу И официально пользовался титулом хуан-ди, как в его эпоху называли китайских императоров. Чуть позже евнухи объявили лозунг нового правления — «сюань-тун», что означает «всеобщее объединение». Пу И впоследствии смеялся, спрашивая: «И кого я должен был объединить?» И, практически не слезая с горшка, новый император выдал первый свой указ:

«Мы пользовались в нашем детстве любовью и вниманием Цыси, великой вдовствующей императрицы. Наша благодарность безгранична. Нам повелели унаследовать трон. Мы глубоко были уверены, что благородная вдовствующая императрица с ее энергией доживет до 100 лет, поэтому мы хотели лелеять надежду и быть рады почтительно получать ее указания до того времени, когда наше правительство утвердится, и государство станет сильным. Однако похоронный звон днем и ночью постепенно ослабил ее. Вопреки ожиданию, она на драконе взлетела в небо. Мы неистово сетовали и плакали. Мы узнали из ее последнего завещания, что время траура ограничено до 27 дней. Мы не можем быть удовлетворены этим. Полный траур должен продолжаться в течение 100 дней, а половинный траур — в течение 27 месяцев с тем, чтобы наша горечь могла быть полнее выражена. Чтобы сдержать и рассеять наше горе, на первое место следует поставить дела государства. Мы не осмелимся вместе с тем пренебрегать повелением Цыси. Мы будем стараться сдерживать наше горе и ублажать дух покойной императрицы на небе».

Как выглядела коронация? Да просто его усадили на престол лицом к югу, один из высокопоставленных евнухов вознёс молитву Небу и зачитал манифест от имени покойной Цыси, после чего текст манифеста вложили в рот склеенной из золотой бумаги птицы определённой формы, в этот момент все в зале махнули руками в широких рукавах и — всё, ты теперь — глава государства. И можешь прыгать на троне сколько тебе захочется. А ещё мы всем двором побежим искать твою подушку.

Золотая птица Феникс была личным символом императрицы

А трон ведь для того и создан, чтоб им пользовался император, правильно? Другое дело, что императору всего три годика, и ему хочется попрыгать туда-сюда, а то и — к няньке на ручки. О смерти своей бабки он даже и не думал. И — вот, уже спешит нянька Ван Чжэ, дочь крестьянина из провинции Чжили. Её старший брат был парикмахером в Запретном городе. Она — императору вместо матери, её — никому не заменить. Мать Пу И — императрица Юлань хотела отправить её назад в деревню, но у императора хватило власти, чтоб отменить её решение. Он просто ножкой топнул и заорал во всё горло, а евнухи и придворные дамы мигом поехали в дом Ван Чжэ и вернули её обратно... Всё-таки хорошо быть императором, правда? Сначала ты учишься говорить «нет» своим взрослым родственникам, а потом — уже всей стране. Ты же — император, ты — коронован.
Вообще с коронациями в Китае была определённая историческая сложность: единственным торжественно коронованным императором Китая был Цинь Жихуан (Шихуанди), который жил до нашей эры — он родился в 259 году, а умер в 210-м, притом перед смертью он официально упразднил свою должность. А был он изначально не императором, а царём (вангом) Китая. Цинь Жихуан объявил себя «дважды царём» — ванг-ди (ну, то есть «раз-царь и два-царь»), а официальный титул ванг-ди был учреждён позже, — сначала как временный, но потом он утвердился в качестве постоянного. Если кому интересно, то сообщаю, что Великая Терракотовая армия, которую откопали археологи под руководством Государственного управления культурного наследия Китая в 2007 году возле древнего некрополя в провинции Шанси, принадлежала ему, Цинь Жихуану. Для строительства этой армии, а ещё мавзолея и прочих сооружений некрополя понадобилось, по скромным оценкам, полмиллиона рабочих, однако наследника после себя этот великий строитель так и не оставил. Хотя бы поэтому Циня Жихуана считали не императором, а дорвавшимся до власти евнухом. А ещё его называли «крестьянским царём», однако факт есть факт: все правители после Цинь Жихуана не короновались, а восходили на престол в ходе церемонии назначения преемника. 

Кстати, первый император из таких преемников Цинь Эр Ши покончил жизнь самоубийством (другой вариант — придушили соперники во главе с евнухом Цы, тоже впоследствии убитым). А третий император Ин Цинь вообще не правил. Он просидел у власти всего 46 дней, и сейчас известен как Бог дверей в дворцах и храмах. Короче, это что-то типа домового. А ещё одним таким же «богом» в китайской истории стал маленький пупс Пу И. Ведь цинская монархия в Китае уже пошла ко дну. В трёх провинциях страны происходили беспорядки, а из Японии пароходами завозили оружие. Но пароходы из Японии представляли собой всего лишь продолжение экономической экспансии японцев на Маньчжурию и потери в связи с этим влияния маньчжурской знати на провинции с китайским населением. Русские в Маньчжурии не были такой большой проблемой, как японцы. Японцы буквально «резали по живому». Резали, резали и, в конце концов, зарезали. 
Сначала в Китае начались крестьянские волнения, потом снова поплыли пароходы с оружием, а 24 сентября 1911 года грянуло Уча́нское восста́ние (кит. 武昌起義), послужившее началом Синьхайской революции (1911—1913 годы). Всё началось с бунта в артиллерийском дивизионе в городе Аньцине. В организации бунта обвинили лейтенанта Сюн Чен-Цзы. Лейтенант состоял в некоем тайном обществе, о котором власти не имели представления. Бунт был подавлен, а лейтенант — погиб, но беспорядки не прекратились. Через месяц на территории провинций Хунань, Хубэй, Гуандун и Гуанси прошли аресты и обыски — искали вооружённых заговорщиков. Национальная полиция действовала как всегда палочными методами. И тогда начался большой бунт — в руках вышедших из повиновения солдат и младших офицеров нескольких подразделений оказался большой город Ухань в провинции Хубэй. О бунте доложили императору Пу И, но император был очень занят: ему неделей раньше подарили живого тигрёнка ... 

Вот тут и зашевелились активные противники маньчжурской династии — сектанты, аферисты, диссиденты и наркомафия. Буквально под дулом пистолета офицеры сапёрного и пехотного батальонов в Ухани заставили командира 21-й пехотной бригады генерала Ли Юаньхуна возглавить самопровозглашённое военное правительство провинции. Кто это был такой? Его отец был среди организаторов Восстания тайпинов — 1850—1864 годов. У Восстания тайпинов (по-китайски «чанмао» — длинноволосые) наблюдалось какое-то не вполне нормальное сектантское составляющее, и оно изначально как бы не было направлено против власти Пекина. Создавалось впечатление, будто тайпинами руководят какие-то непонятные филантропы. Но потом всё встало на свои места, лидеры тайпинов назначили сами себя князьями занятых ими территорий вдоль реки Янцзы, а после того как восстание было подавлено, — они стали богами и героями. Сын одного из таких «богов и героев» пользовался большим вниманием авторитетного чиновника Джан Джидуна и был направлен в Японию, где закончил военно-морское училище. Затем он принял участие в неудачной войне с Японией и был с флота уволен. Но политические связи помогли бывшему моряку хорошо устроиться на суше. Он стал офицером армии «нового строя» и оказался в конце концов начальником всех «революционных сил» в Ухане. 

Впоследствии бригадный генерал Ли Юаньхун будет два раза занимать должность президента Китая.

А гражданскую администрацию Ухани занял другой революционер — шэньши (учёный-книжник) Тан Хуалуном. Он был традиционным китайским правоведом. В войсках «нового строя» никто не носил косы, которые были символом верности маньчжурской династии. А теперь в знак освобождения от «тирании» маньчжуров революционеры торжественно резали свои косы «бянь-фа», хотя в Китае того времени человек без такой косы однозначно воспринимался как иностранец. Были, впрочем, и более оригинальные ассоциации на тему отрезания мужских косичек... Тем не менее отрезание косы многим в Китае понравилось, а знаток китайского законодательства Тан Хуалун объявил этот процесс «правильным» и «законным». Правительство направило против новоявленных тайпинов войска столичного гарнизона под начальством генерала Чжан Сюня, когда-то лично преданного Цыси, но из повиновения вышла вся Наньянская армия («Наньян» в переводе значит «Южный океан») вместе с командованием в городе Нанкине, и процесс подавления беспорядков перешёл в стадию радостного «братания» сторон. В этот момент половина страны превратилась в «чёрную дыру» революции, которая расширялась, расширялась, и расширялась до бесконечности. Государственная власть более не функционировала, а растерявшиеся мандарины тоже резали косы и прятались по домам. Тем временем одетые в строгие и практичные европейские мундиры выпускники Бэйянского военного училища («Бэйян» переводится как «Северный океан») создавали новую республиканскую армию Китая и новую систему военно-административного управления. 
И в этот момент как-то всё повторилось заново: как в 1900 году Цыси пошла на договор с бунтующими войсками и оказалась с точки зрения некоторой части «боксёров» легитимной правительницей, так и в ходе новой революции императрица-мать Юлань и князь-регент Цзай Фэн вынуждены были обратиться за помощью к лидеру одетых в европейские мундиры «бэйянцев» — генералу Юань Шикаю. А Юань Шикай — это был тот самый офицер, карьера которого начиналась с рекомендации близкого к Цыси генерала Джун Лу. Умный он был человек и не лишённый политических навыков. И вот, спустя шесть лет, Юань Шикай полностью заменил Джун Лу на всех должностях в государстве. 

А Джун Лу недавно умер...

В конце концов, революция захлестнула Пекин — чиновников в национальных костюмах уже нигде не было, солдаты митинговали вместе с офицерами, а князь-регент Цзай Фэн назначил Юань Шикая главой правительства. Прошло ещё немножко времени, и демократическая оппозиция во главе с Сунь Ятсеном предложила генералу стать президентом страны, а князь-регент удалился в отставку. Цзай Фэн обменял династическую должность на право быть очень богатым человеком. Он сохранил уважение во власти и в обществе, но весь немалый остаток жизни (дата смерти 1951 год) прожил в Пекине как частное лицо. А император Пу И официально получил статус «заморского принца» (Маньчжурия больше не входила в состав Китая и медленно становилась частью Японской империи). Но из Запретного города его не пока выселяли — народ не поймёт! Многие в Китае очень плохо восприняли революцию, и для них император всё равно остался императором. И впоследствии у Пу И даже появится интересный конкурент: генерал Юань Шикай скажет, что демократия не является частью китайского «политического сознания», и провозгласит себя императором под именем Хунсян. Повзрослевший Пу И посмотрит на этот фокус с «переобуванием» и только скажет «оп!!!» — прыжок как в цирке: был демократом, а стал императором ... Надо же, правда?! Щенку собаки захотелось стать белым тигром! Но генерал Юань Шикай много лет провёл при императорском дворе, и пост президента казался ему дешёвкой. А почему бы не стать императором, правильно? Ведь был же Наполеон во Франции! А я чем хуже?!

— Я ведь тоже знатного рода, — сказал своим адьютантам Юань Шикай. — Мы можем повторить опыт свержения в Японии власти сёгунов. Там тоже не обошлось без «всенародного участия» в преобразовании страны и системы государственного управления.

Его адъютанты все были из незрелой молодёжи, они никогда не служили императорам, поэтому не знали, что хозяин Японии микадо Муцухито был настоящим правителем страны, таким же как Пу И. И это Пу И должен был стать «императором прогресса», а не этот выходец из провинциальных феодалов, родители которого тоже когда-то были тайпинами. Но император Пу И был давно отставлен от власти. И рядом с ним оставалась только его няня Ван Джэ. Она, когда-то потерявшая ребёнка, практически усыновила последнего хозяина Китая. И научила его уважать людей. Этому тоже надо учиться.
Например, однажды добрый Пу И решил отблагодарить одного из евнухов, который что-то ему подарил. Император решил дать евнуху пирожное, а перед этим засунул в пирожное ружейную дробь. Конечно, евнухи были вполне официальными паразитами китайского двора, но среди них были люди и лично преданные императору и вообще — императорской власти. А кто сказал, что есть только люди, преданные революции?! Есть и другие люди, — преданные монархии, и не стоило бы «угощать» своих сторонников ружейной дробью, правильно? Когда Ван Чжэ увидела это, то убедила Пу И положить вместо дроби в пирожное засушенной чечевицы. Так и «шутка» удалась, и евнух не подавился. Все смеялись, как счастливые люди. А ведь ещё вчера все плакали вместе с этим генералом Юань Шикаем, Наполеоном китайских просторов. Генерал Юань Шикай принёс императрице секретное донесение:

«Армия и флот взбунтовались, и нет преграды, которая могла бы их остановить. Можно ли шестью дивизиями защитить Пекин и Тяньзинь? И отступать дальше некуда. Дружественные державы готовы способствовать урегулированию конфликта, если политика правительства будет изменена. Промедление грозит большими неприятностями, и отношение республиканской армии ко двору будет лишь ухудшаться. Примером может служить французская революция. Если бы монархия пошла на уступки, разве дети и внуки короля Людовика стали бы сиротами». — Донесение он сам написал.

Потом все сидели на европейских стульях и горько плакали: аккредитованный в России посланник Поднебесной Лу Чжэнсян «простукивал» по телеграфу основные европейские столицы, пытаясь узнать реакцию господ колонизаторов на установление в Китае республиканского правления. Некоторое время в Берлине, Париже и Лондоне дружно молчали, а потом в Петербург пошли телеграммы — колонизаторы ничего против не имеют. Вчера все громко плакали, а сегодня евнух откусывал большие куски от бисквита и все при этом громко смеются. А что касается юмориста Пу И, то он больше как бы не император — всё! Позже, после женитьбы, Пу И (уже частное лицо) разыскал свою кормилицу где-то в деревне и пригласил жить в своём доме. В период Маньчжоу-Го она жила в Чанчуне, столице государства, и пользовалась абсолютным покровительством императора.

Мы из Золотого рода

Императрица-мать с трудом подписала условия сложения полномочий. Император передавал власть «партии Юань Шикая» на таких условиях:

1. После отречения императора великой Цинской империи от престола за ним сохраняется его почетный титул. В дальнейшем Китайская республика будет относиться к нему с почетом, как к любому иностранному монарху.
2. После отречения императора великой Цинской империи от престола двору ежегодно будет выплачиваться 4 миллиона лянов серебра, или 4 миллиона юаней после денежной реформы. Данная сумма будет выплачиваться Китайской республикой.
3. После отречения императора великой Цинской империи от престола он временно может жить в императорском дворце. В дальнейшем резиденция императора должна быть перенесена в летний дворец Ихэюань. Его личная охрана может быть сохранена.
4. После отречения императора великой Цинской империи от престола храмы и гробницы его предков будут сохранены навечно. Их охрану станет осуществлять Китайская республика.
5. Строительство гробницы императора Дэцзуна (посмертное имя Гуансюя) будет завершено согласно намеченному плану. Церемония погребения будет произведена в соответствии с ныне существующим старым ритуалом. Все связанные с этим затраты возлагаются на Китайскую республику.
6. Весь обслуживающий персонал дворца может оставаться на прежних местах. Прием новых слуг и евнухов не разрешен.
7. После отречения императора великой Цинской империи от престола его личная собственность будет особо охраняться Китайской республикой.
8. Прежняя дворцовая охрана войдет в состав армии Китайской республики. Ее численность и размеры жалованья остаются прежними.

Условия всех устраивали, особенно — партию монархистов, а в Китае пока не запрещалось быть сторонником монархии. Это иногда приводило к конфликтам с республиканцами и коммунистами, но конфликты не заканчивались ничем, кроме коллективной драки палками. Самой главной фигурой в этой игре был простой народ. Ведь далеко не все крестьяне или мелкие торговцы, или кочевники были сторонниками Республики. Многим хотелось «добрых порядков старых Цин». 
Например, в Китае обязательно отмечали Цимин, Праздник чистого света. В один из дней с 4 по 6 апреля китайцы оставляли все дела и выезжали на природу, где обязательно сжигали ритуальные деньги — Деньги загробного банка с портретом Нефритового императора Юй-хуан шан-ди из династии Сун. При всех последующих династиях, включая Мин и Цин, Нефритовый император был почти под запретом, его имя упоминали как некое историческое недоразумение, но именно с его именем связано появление современного Китая. У Юй-хуан шан-ди нет даже приблизительной даты рождения и даты смерти — первые упоминания о нём относятся к шестому веку нашей эры, после чего Нефритовый хозяин навсегда переместился в даосскую литературу. Он хотя бы поэтому остался в народной культуре... А то, что его столетиями запрещали, сделало Нефритового императора только ещё более популярным в среде китайцев, придерживавшихся древних народных традиций. А в начале 20-ого века императоры вообще перестали быть хозяевами Китая и это привело только к ещё большему росту популярности когда-то запрещённого Нефритового императора. Парадокс? Да, парадокс, но так бывает. 
Праздник Цимин и сейчас является одним из главных китайских праздников, и он по-прежнему имеет определённое политическое значение: в 1976 году празднование Цимина превратилось в так называемое Первое выступление на площади Тяньаньмэнь, после которого у власти окончательно утвердился Дэн Сяопин, а Китай начал превращаться в «дракона» капиталистической экономики. Кстати, практика подсказывает, что где было два выступления, там обязательно и третье будет, и мы, к сожалению, не знаем, из-за чего оно начнётся и чем может закончиться. Китай страна не простая и непонятная.

Настоящие специалисты по китайской культуре говорят, что идеалы капитализма — это идеалы «триад» и коррумпированных чиновников, а настоящий Китай — это страна Нефритового императора, и неважно, какое он будет носить «любезное имя». 

В Китае 1924 года капитализма было сколько угодно, огромный китайский воз и маленькая тележка, а республиканцы были предельно продажны и шли во власть с лозунгами «свободной торговли», но люди требовали не торговли, они этим уже объелись. Нет, народ требовал справедливости. Торговли в Китае и так было — сколько угодно. Поэтому у маленького императора могло оказаться очень много сторонников «на улице», только вот организовать их было некому. В среде демократических лидеров людей, лояльных монархии, практически не наблюдалось — они и своего Юань Шикая терпеть не могли, — а из старых генералов и чиновников у власти оставался только Чжан Сюнь. Он командовал войсками, посланными в занятый революционерами Нанкин, и он отбил Нанкин у революционеров, а потом «чисто случайно» разграбил город и сжёг подчистую. Хороший он был человек, и республиканцы его уважают, но ему тоже доверять очень сложно. Мало того, что он — грабитель, так он и ещё и делает всё «напоказ». Когда умерла Цыси, он стоял на коленях и напоказ рыдал в Запретном городе. А когда к власти пришёл Юань Шикай, — он скакал от радости и всем жал руки. Ему бы актёром быть в спектакле по пьесе Хун Шэна «Дворец вечной жизни». Цены бы не было такому артисту. «Если уж искать поддержку, — понимал уже взрослый Пу И, — то, наверное, не в Национальной пекинской опере, правильно?»

До 1924 года Пу И пользовался всеми привилегиями главы государства, а в 1924 году у него внезапно отобрали самое главное — трон бывших императоров. И с этого момента Китай начал сваливаться в смуту. А тут ещё Юань Шикая не стало, самозваного императора. Юань Шикай был весьма авторитетным руководителем, его мнение звучало, как закон... но кто-то потом очень уж злорадствовал, зная обыкновение Юань Шикая обедать или пить алкоголь (а он иногда уходил в запои) под музыку оркестра или под грохот артиллерийских орудий. Картинка была примерно такая: налил водку в стакан — бабах из орудий, выпил — снова бабах, опять налил — опять бабах, выпил — дважды бабах, и так — «бабах-бабах», пока почки не отключились. Вот уж воистину: пей как он, и тоже сдохнешь. Но Юань Шикай — он всё же Личность. Он был глыбой на фоне мелких зверёнышей, которым мерещилась «реставрация режима Цинской монархии». И пока он был жив, этот смешной и пьяный император Хунсян, настоящему императору ничего не угрожало. Прямо поперёк текста «Льготных условий» генерал Юань Шикай когда-то собственной рукой написал:

«Политическая власть династии не могла быть сохранена. Остался лишь почетный титул императора, о чём до сих пор не забыто. Все разделы “Льготных условий” не подлежат изменениям ни при каких обстоятельствах и будут включены в конституцию. Зима четвертого года республики. Юань Шикай».

Вот, был Юань Шикай, а теперь его нету. «Самозанятый» император процарствовал восемьдесят три дня и помер под радостный вой мелких зверей из оппозиции. Древний императорский скипетр аккуратно вернулся в сокровищницу Запретного города, а заметно подросший Пу И внезапно оказался в центре внимания другой оппозиции, — которая «справа», и которой впору было в национальной опере выступать. Везде стали появляться жёлтые флаги с драконами, а некоторые китайцы стали носить декоративные косы, которые тут же и покупали в каких-то грязных лавках. Однако в стране стала формироваться военная диктатура — так называемая Бэйянская клика. Наступила «эра милитаристов». Об этом коротком периоде истории Пу И интересно написал в книге о самом себе — в автобиографии «Последний император»:

«Когда мне исполнилось шестнадцать лет, однажды из простого любопытства я попросил евнуха открыть хранилище возле дворца Цзяньфугун. Ворота хранилища были опечатаны и по крайней мере несколько десятков лет не открывались. Я увидел, что помещение до потолка сплошь заставлено большими ящиками, на которых были наклеены ярлыки, датированные годами правления Цзяцина. Что находилось внутри, сказать никто не мог. Я велел евнухам открыть один из них. В ящике оказались свитки надписей и картин и необычайно изящные антикварные изделия из нефрита. Позднее выяснилось, что это были драгоценности, которые больше всего любил сам император Цяньлун. После его смерти император Цзяцин приказал опечатать все эти драгоценности и заполнил ими множество хранилищ, расположенных вдоль дворца Цзяньфугун. В одних хранилищах находилась исключительно ритуальная утварь, в других — только фарфор, в третьих — знаменитые картины. В хранилище за палатой Янсиньдянь я обнаружил множество интересных коробочек с драгоценностями. Говорят, что они тоже принадлежали императору Цяньлуну.
Эти коробочки из сандалового дерева напоминали обычный ящик стола. В открытом виде они походили на маленькую лестницу, каждая ступень которой состояла из нескольких десятков ячеек. В каждой ячейке находилась какая-нибудь драгоценность. Например, маленькая вазочка из сунского фаянса; Четверокнижие размером в полтора вершка, написанное рукой известного каллиграфа-переписчика; великолепно выгравированный шар из слоновой кости; грецкий орех с вырезанным на нем текстом древней сказки; несколько арбузных семечек со стихами и рисунками на них; древняя египетская монета и т. д. Другая коробочка хранила в себе маленькие картины, золото, яшмовые, бронзовые и фарфоровые изделия, а также изделия из слоновой кости и т. д. Одних только малых коробочек насчитывалось несколько сот видов, а больших — не одна тысяча. Еще имелся специально сделанный из сандалового дерева маленький столик для кана со множеством секретных ящичков, в каждом из которых лежала драгоценность. Его я не видел, однако все обнаруженные мною коробочки (около 40 — 50 штук) перенёс в палату Янсиньдянь разложил на полу и начал по очереди открывать и рассматривать. Это какими же богатствами я, в конечном счёте, располагал? Я взял то, что увидел, а сколько ещё не видел и не взял? Как поступить с теми драгоценностями, которые заполнили целые хранилища и целые дворы? А сколько их украдено? И что надо сделать, чтобы остановить грабежи?

Мой английский учитель Джонстон как-то сказал мне, что на улице Дианьмэнь, где он живёт, открылось много антикварных магазинов. Часть их принадлежит евнухам, часть — чиновникам Департамента двора или их родственникам-купцам. Позднее другие наставники также высказались за необходимость принять меры ограждения и пресечения воровства. В конце концов кто-то решил устроить инвентаризацию, что привело к еще большим беспокойствам. Прежде всего, кражи участились. Кто-то сорвал замок с дверей хранилища возле дворца Юйцингун, и кто-то открыл заднее окно дворца Цяньцингун. Словом, — чем дальше, тем хуже. Исчез только что купленный мною большой бриллиант голландской огранки. Императорские наложницы приказали допросить евнухов, ответственных за эти хранилища, а если понадобится, подвергнуть всех пытке. Вор был среди них -наивный вор. Он думал, что я не узнаю. Пытки мы отложили, но обещания щедрых наград не возымели действия. Более того, едва началась инвентаризация хранилища дворца Цзяньфугун, как в ночь на 27 июня внезапный пожар уничтожил все дотла. 

Говорят, что первыми пожар обнаружили пожарные команды Дипломатического квартала, и в частности, итальянской миссии. Когда пожарные подъехали к воротам Запретного города и стали звонить, стража у ворот спала и ничего не знала. Пожар тушили всю ночь. Я тоже, весь мокрый, таскал вёдра вместе с солдатами. Тем не менее, большой участок около дворца Цзяньфугун, включавший множество дворцовых помещений, превратился в груды пепла. Именно в этих убитых огнём помещениях хранилось больше всего драгоценностей. Сколько вещей погибло, остаётся загадкой и по сей день. В наспех составленном списке, который потом опубликовал Департамент двора, было сказано, что сгорело и испорчено 2665 золотых Будд, 1157 свитков древних надписей и картин, 435 антикварных изделий 19-ого века, несколько десятков тысяч книг, унаследованных мною из глубокой древности. Кто знает, чем руководствовался Департамент двора, составляя подобный список».

И здесь же читаем:

«Чтобы иметь представление о размерах причиненного пожаром убытка, стоит рассказать о том, что было сделано с кучей мусора, оставшегося после пожара и его “тушения”. В то время я подыскивал место для строительства теннисного корта. В теннис меня научил играть доктор Джонстон (Реджинальд Джонсон, английский шпион и дипломат, приставленный к императору в качестве наставника, впоследствии колониальный администратор оного из владений в Китае), утверждавший, что вся английская знать играет в эту игру. Пожар как раз и сделал такую площадку. Даже не знаю, как отблагодарить.
Я приказал Департаменту двора быстро расчистить развалины. В кучах золы нельзя было найти оставшейся картины, и не было древнего фарфора, однако расплавленного золота, серебра, меди, олова осталось немало. Департамент двора пригласил представителей ювелирных магазинов Пекина, и один из этих магазинов за 500 тысяч юаней купил право на вывоз всей этой золы, из которой впоследствии было получено свыше 17 тысяч лянов золота (примерно 642 килограмма). Остатки золы Департамент двора велел собрать в льняные мешки и раздать своим служащим. Позднее один чиновник рассказывал мне, что его дядя преподнес ламаистскому монастырю Юнхэгун и храму Болиньсы по два золотых алтаря, имевших в диаметре и в высоте около одного чи (около 33 с четвертью сантиметра), они были сделаны из металла, сохранившегося в этих мешках с золой.
Истинную причину пожара, как и реальный ущерб от него, выяснить так и не удалось. Я подозревал, что был совершен поджог. Через несколько дней в одном из помещений Восточного двора, около палаты Янсиньдянь, загорелось окно. К счастью, пожар был обнаружен сразу и смоченный керосином комок ваты не успел разгореться. Мои подозрения усилились. Я понял, что существуют люди, которые не только устраивают пожары, чтобы скрыть свои преступления, но и замышляют этим убить меня».

После многочисленных краж в Запретном городе генералы сперва выселили Пу И в бывший особняк его деда, князя Чуня, притом императору буквально заявили, что это ты типа «сам воруешь и поджигаешь», а потом 5 ноября 1924 года ему предъявили новые «Льготные условия» взамен тех, на которых начертил своё слово теперь уже покойный генерал Юань Шикай. От императора потребовали отказаться от титула в обмен на право быть просто богатым помещиком — безо всяких амбиций. Или уехать за границу: «король в изгнании» — вот наилучшая судьба, правильно? Век шарахаться по отелям и жить в небольшом замке где-нибудь в Швейцарии, оставаясь при этом легитимным главой огромной державы. Военная клика предлагала ему через старого доктора медицины Ху Ши очень тихо и культурно поехать в Европу на учёбу, и там навсегда остаться... Тучи сгущались, надо было принимать решение. Теперь в распоряжении императора оставались только капиталы и собственность, принадлежавшие его деду, князю Чуню. А скоро и это отберут. Или вообще пришибут «при невыясненных обстоятельствах». 
И вот тогда настало время одного из знатных представителей оппозиции «справа» — Чжана Сяосюя. Кто это был? Когда-то чиновник при легендарном премьер-министре Ли Хунчжане, а потом такой же протеже видного китайского чиновника Джан Джидуна, как и бригадный генерал Ли Юаньхун, президент Китайской республики. А ещё Чжан Сяосюй довольно долго исполнял обязанности китайского консула в Японской империи — вот он-то точно был не из пекинской оперы. В Японии он работал в связке с иностранными дипломатами, и немало поднаторел в международных интригах. А ещё он был хорошо знаком с японской разведкой — хитрый был человек! Последние годы он жил у англичан в Шанхае и пил чай с китайским военным губернатором генералом Ци Сеюанем, служившим впоследствии у японцев. Генерал Цы Сеюань активно участвовал в междоусобицах внутри лагеря «милитаристов» (а Бэйянские милитаристы начали делиться на разные клики и партии, при этом жрали друг-друга как пауки в банке), поэтому занимал некоторое положение среди культурных людей и бескультурных. 

Связь с ним наладил младший брат Пу И — принц Пу Цзе, тоже фигура легендарная. Он был, правда, не совсем родным братом — его матерью была дочь Цыси от сожительства с князем Джун Лу (ну с «тем самым»), но при дворе он считался вторым после Пу И принцем цинской династии. В недалёком будущем принц Пу Цзе женится на дальней родственнице японской правящей фамилии и в чине полковника японской же армии возглавит императорскую гвардию государства Маньчжоу-Го. А сейчас он, имевший право свободного выхода из Запретного города, готовил вместе с дуайеном дипломатического корпуса в Пекине голландским посланником Удендайком побег за границу.
Кто такой Удендайк? Этот неглупый очкастый дядя написал небезынтересную книгу о международных тайнах и заговорах, которая называется «Обходные пути дипломатии». А прежде чем стать послом в Китае, он был с 1917 года главой голландской миссии в революционной России и призывал страны Запада приложить все возможные усилия для борьбы с большевиками и евреями. Евреи ему очень не нравились. В 1924 году он уже работал в Китае и продвигал на новом месте торговые интересы своей метрополии. Виллем Удендайк ван Витсенборг, сперва как типичный спекулянт алмазами из Амстердама, продал императору красивый бриллиант, который украли евнухи, а потом предложил Пу И поселиться в голландской Индонезии — в красивом доме и со всеми удобствами, включая туземных слуг и охрану. А в 1918 году он точно также предлагал большевикам депортировать на запад императрицу Александру Фёдоровну с дочерьми, и даже очень сердился, видя, что большевики не хотят с ним разговаривать. Наверное, страшновато было с ним связываться, зная его прежний опыт оказания услуг коронованным особам. 

Удендайк предложил бежать в масках, под покровом ночи, и с обязательным в таком случае форсированием рек и заборов. И чтоб было полнолуние, вам ясно? И чтоб волки выли, а рядом должен скакать верный друг Зорро... И чтоб следом гнались крокодилы. Ясно, да? Это ж таинственный побег императора, вы поняли? А без крокодилов это уже никакой уже не побег, миль-пардон! Однако случилось примерно следующее: готовившееся «таинственное» исчезновение императора было, благодаря евнухам, немедленно раскрыто и шкуры-евнухи подняли зверский крик. Ох, молчали бы, что ли? Но они молчать не умели. Республиканские власти Китая даже начали обсуждать вопрос об аресте Пу И и его брата, — а то ведь точно убегут, и получится скандал на всю Азию! Но в этот момент на юге Китая умер Сунь Ятсен, и в честь этого события «грохнул» очередной, третий по счёту военный переворот, с роспуском парламента и арестом президента. И в стране уже начиналось противостояние между политическими партиями, среди которых только Китайская национальная партия — «Гоминьдан» — могла вызывать какую-то симпатию. Но за спиной лидеров Гоминьдана прятались чекисты из России — это все знали. И уже не трёхлетний пупс, а взрослый молодой человек принял решение бежать любой ценой. А то завтра придут «крокодилы», и что ты с ними будешь делать? В такой ситуации бывшие принцы вообще не нужны. 

— Значит, нам пора, — произнёс Пу Цзе. — Иначе нас завтра к стенке поставят... мы уже целый день прожили, только благодаря удаче.
— Не надо удачи, — ответил Пу И. — Удача любит нищих и пьяных, а мы братья из золотого рода! Наш предок имел один меч и одного коня, а потом он стал императором. А мы с тобой больше не императоры...
— Два коня, — многозначительно подсказал принц Пу Цзы. — Ты найди два коня и если что, я — с тобой!
— The decision stands, — произнёс на английском Пу И, что на русском означает «договор в силе». Брат сказал то же самое, только на японском:
— 決定は有効です...

Братья выросли очень похожими и носили одинаковые круглые очки по тогдашней моде, только у Пу И внешность была заметно попроще, а у Пу Цзы рост — заметно пониже. И оба отличались удивительной любвеобильностью. Принц Пу Цзы встречался как простой смертный с маньчжурской девушкой из знатного рода Татара, которую звали Тан Шися. Её колоритным родственником был один из министров в правительстве Цыси — его звали Тан Жируй. Шися (а это её имя, а Тан — фамилия) состояла в какой-то политической «банде» и вечерами пропадала в партийном клубе, оставаясь при этом вполне настоящей молодой знатной дамой из древнего рода, имевшего прямое отношение к Золотой орде. Впрочем, она была младшая в семье. А Пу И в то время уже был женат, притом по любви. У брата-то ведь с этой племянницей Жируя брак не сложился, и ему потом пришлось разводиться и заново жениться на знатной японке. Ох он, бедолага! Как ему от этих женщин досталось! А Пу И был женат так счастливо, что никакими словами не передать. Её звали Гобуло Ваньжун, и происходила она тоже из знатного рода, только даурского. Впрочем, будучи уже женатым, он чаще проводил время с монголкой Ваньсю из княжеского рода Эрдэт — она была второй его супругой, с которой проблем было никак не меньше, чем с первой. А сколько проблем было у Пу Цзы с его «комсомолкой»? Целый воз и маленькая тележка. Для этих довольно бестолковых молодых людей из элиты общества менять подруг было делом вполне обыкновенным, однако своих жён и возлюбленных «золотые братья» в Пекине не оставили, нет. Они их взяли с собой... Бежать так всем вместе, правильно? На следующий день после беседы с финалом на двух языках произошла сцена, которую трудно придумать. Цитируем самого императора Пу И — из его книги о самом себе:

«Когда мы подъехали к главному входу Северной резиденции и я вышел из автомобиля, ко мне подошел Лу Чжунлинь, новый командующий моей гвардией (в книге он почему-то назван «президентом Китая»). Это была моя первая с ним встреча. Он пожал мне руку и спросил:
— Господин Пу И, вы намерены оставаться императором или хотите стать обыкновенным гражданином?
— Отныне я хочу стать обыкновенным гражданином.
— Хорошо! — засмеялся Лу Чжунлинь. — Тогда я буду охранять вас.
Он добавил, что, поскольку существует Китайская республика, бессмысленно сохранять титул императора, и мне, как гражданину, следует хорошенько служить стране.
— Вы теперь гражданин, — значит, у вас будет право избирать и быть избранным, — добавил Чжан Бинлинь (политик и специалист по культурному наследию Китая), — Вы даже сможете в будущем стать президентом!
При слове «президент» мне стало не по себе. Я прекрасно понимал, что должен отойти от общественной жизни и ждать удобного случая. Поэтому я сказал:
— Я давно уже думал отказаться от «Льготных условий», и их аннулирование совпадает с моим желанием. Я полностью одобряю ваши слова. Будучи императором, я был лишён свободы, теперь я ее получил».

Через некоторое время Пу И покинул Пекин вместе с братом. «Незачем оставаться» — аргументировал Пу И своё решение. Притом быстро бегать от крокодилов им не понадобилось. Братья воспользовались автомобилем — «Бьюиком» — модели «К-44». Персональные машины его величества носили номера «1361» (парадный «Кадиллак»), «1382» и «1383», остальные считались «общими». Ими пользовались все персоны высшего ранга, проживающие в императорской резиденции. Вот на одной из таких «общих» автомашин и пришлось выезжать из Запретного города — остальные с недавних пор стояли как всегда незаправленные. Недалеко от Запретного города в тихом и очень зелёном переулке Бяобэйхутун кто-то сдавал в аренду дом. Там на время остановились, и вышли из машины. Прогулялись, осмотрелись. Вроде, никого нет — всё безопасно. Полковник японской разведки Доихара, резидент в Пекине, гарантировал безопасность бывшего императора от момента, когда тот покинул Запретный город, и до момента, когда «Бьюик» остановился перед домом в переулке: «Что мы здесь делаем?» — спросил принц Пу Цзы, но и так всё было понятно: где-то сидит наблюдатель. Японцы хотели удостовериться, что это будет действительно побег, а не провокация. Неделей раньше в своём письме полковник предлагал встать во главе нового государства — суверенной Маньчжурии, и Пу И понимал, что он не может ему отказать. В записках «друга японской разведки» Чжэн Сяосюя так описаны последующие события:

«Я посоветовал его величеству поехать в японскую миссию, и он приказал мне переговорить об этом с японцами. Я посетил военного атташе полковника Такэмото и сказал ему о прибытии императора. Он поставил об этом в известность посланника господина Кэнтики Ёсидзаву. Такэмото просил меня немедленно пригласить императора в миссию. В тот день дул сильный ветер, воздух был наполнен желтой пылью, и в двух шагах уже ничего не было видно. Вернувшись в госпиталь, я посоветовал его величеству пересесть в мою коляску, боясь, что его шофёр может не подчиниться приказу.
Меня обеспокоила толпа людей, стоявшая у главного входа в госпиталь; они видели автомобиль у входа в миссию, поэтому японцы нас вывели чёрным ходом, и там нас ждала коляска. Император сел в нее вместе со мной и слугой. Расстояние между немецким госпиталем и японской миссией совсем не большое, и ехать туда можно было двумя путями. Первый путь пролегал через Посольский квартал с востока на запад, затем следовало свернуть на север; второй путь вдоль улицы Чанъаньцзе с последующим ёповоротом на юг. Второй путь был короче, и мы поехали по улице. Его величество встревоженно воскликнул: «Почему мы едем здесь? На улице полицейские». Коляска ехала быстро, и я сказал: «Мы будем на месте в одно мгновение. Никто не знает, что в коляске император. Пожалуйста, не волнуйтесь, ваше величество».

​ЧИТАТЬ МАТЕРИАЛ ПОЛНОСТЬЮ ПО ССЫЛКЕ: