«Это были тяжелые времена» Почему в 1990-е тысячи россиян ушли в криминал и как они возвращаются к нормальной жизни?

Это стало неприятной новостью для советских граждан: как оказалось, с 1967 года уровень криминала в стране постоянно рос — примерно на 40 тысяч преступлений в год. А еще выяснилось, что криминальная среда постоянно молодела, ведь в поисках легких денег в нее вливалось все больше молодежи. Так в стране появлялись банды, которые позже назовут «организованной преступностью». А социально-экономические потрясения конца 1980-х стали для них благодатной почвой.

Как в СССР появилась организованная преступность

Рост преступности в СССР в конце 1980-х начался по весьма прозаичной причине: уровень жизни в стране стремительно падал. Советская экономика уже не могла соперничать с Западом в гонке вооружений и одновременно удовлетворять потребности своих граждан. Старшее поколение хорошо помнит мебель из ГДР, индийские джинсы и болгарские овощные консервы — своеобразные символы достатка советской семьи.

Отечественные аналоги отличались ужасным качеством, да и нечасто появлялись в продаже. Слово «дефицит» в те годы было самым точным и емким описанием жизни в Советском Союзе. За импортными товарами выстраивались огромные очереди (мебельный гарнитур можно было ждать и полгода, и год) или за них нужно было переплачивать спекулянтам. Чтобы обеспечить своей семье приличные условия жизни, нужны были и приличные деньги — совсем не те, что получал средний советский труженик.

За насущными проблемами мало кто обращал внимание на то, как в «качалках» (маленьких спортзалах, обустроенных в подвалах) и районных дворцах спорта формировалась новая и достаточно многочисленная социальная группа — их называли «спортсмены». Крепкие молодые парни — живущие, как правило, по соседству — собирались в компании и при помощи грубой силы устанавливали в районе свои правила. Так начинали формироваться те самые организованные преступные группировки (ОПГ), которые через несколько лет стали силой, бросившей вызов не только традиционному криминалу во главе с ворами в законе, но и всей советской власти.

Воры в законе и их роль в экономике преступного мира

Настоящий расцвет преступности начался после распада СССР, когда в стране появились частное предпринимательство и свободный рынок: милицию буквально завалили заявлениями о вымогательстве, которое стали называть иностранным словом «рэкет». Жертвами рэкетиров в первую очередь становились кооператоры и мелкие коммерсанты — люди, которые в те сложные времена начали зарабатывать приличные деньги. Правоохранительные органы оказались к этому не готовы.

По словам бывшего сотрудника уголовного розыска и участника преступной группировки, ныне петербургского журналиста и исследователя Евгения Вышенкова, МВД и Федеральная служба контрразведки (сейчас — Федеральная служба безопасности), как и вся государственная система начала 1990-х, находились в какой-то растерянности и просто «проиграли улицу» — упустили тот момент, когда спортсмены из качалок превратились в большую проблему для всего общества.

Молодые крепкие парни, прозванные в народе «братвой», быстро захватывали города, делили их на зоны влияния и подминали под себя буквально все, до чего могли дотянуться. Двадцать лет спустя социологи назовут это «силовым предпринимательством». А тогда вся страна узнала о существовании ОПГ (организованных преступных группировок) и выучила названия наиболее одиозных из них: Люберецкая, Солнцевская, Ореховская, Слоновская, Тамбовская, Братская. Все они не задумываясь расправлялись с теми, кто не хотел жить по их правилам, в том числе с бандитами из конкурирующих группировок.

Государство стало слабым — Советский Союз развалился вместе со всеми его законами. И поскольку государство выпустило власть из рук, кто-то должен был ее взять. Это сделала братва

Евгений Вышенков, журналист, исследователь преступного мира

Преступность росла пугающими темпами. Если в 1990 году в стране произошло 2,8 миллиона преступлений, то в 1991 году — уже на 210 тысяч больше.

Почему государство не могло справиться с организованной преступностью

Братва чувствовала себя относительно спокойно в первую очередь из-за того, что внутри силовых структур проблем было не меньше, чем на улице. На подразделения МВД и особенно на местные отделы, которые работали «на земле», обрушился вал преступлений: помимо рэкета и бандитских разборок, им, как и прежде, приходилось разбираться с «традиционной» преступностью — хулиганством, кражами, пьяной поножовщиной, которых тоже заметно прибавилось.

Следователи и оперативники буквально жили в отделах, в лучшем случае на несколько часов выбираясь домой, чтобы помыться, переодеться и повидаться с семьей. При этом зарплаты милиционеров практически не индексировались, и те счастливчики, кому позволял график, подрабатывали охранниками или вышибалами, а кто-то просто увольнялся и устраивался в службу безопасности какой-нибудь фирмы. А еще не хватало радиостанций, о видеонаблюдении и сотовых телефонах можно было только мечтать, а из транспортных средств на весь отдел в лучшем случае были видавшие виды жигули и уазики.

«На жигулях мерседес не догнать», — горько шутили опера, описывая условия своей работы. Как вспоминает бывший оперативник Центрального регионального управления по борьбе с организованной преступностью (ЦРУБОП) МВД России Михаил Игнатов, нередки были случаи, когда сотрудники вступали в сговор с членами ОПГ.

Группировки прибирали к рукам вороватых чиновников, недобросовестных сотрудников милиции, прокуратуры, судов. Их задабривали подарками и взятками, а потом использовали в своих интересах: заключали выгодные для себя контракты, отмазывали своих подельников и выведывали ценную информацию

Михаил Игнатов, бывший оперативник ЦРУБОП МВД России  С особым усердием ОПГ опекали подразделения тех районов, которые они контролировали: каким-то сотрудникам предлагали деньги за помощь, других — более принципиальных — шантажировали. «К 1993 году стало ясно: ОПГ имеют достаточно сил и влияния, чтобы противостоять милиции, — говорит Игнатов. — Они пытались засунуть своих людей в министерства и ведомства, проникнуть в финансовые структуры, во все органы власти запускали свои щупальца».

Но не только «спортсменами» и уголовниками пополнялись ряды организованной преступности. Программа приватизации, начатая в июне 1991 года, дала стране первых олигархов-миллиардеров, но вызвала волну увольнений на приватизированных предприятиях. Лишившись работы, люди оказались в сложном положении, а стремительная инфляция всего за несколько месяцев полностью обесценила их сбережения. В итоге вчерашние честные труженики готовы были идти на преступления ради выживания, объясняет пенитенциарный психолог Алена Ленковская.По ее словам, люди шли в банды за тем, чего им не хватало в повседневной жизни, — за защитой, поддержкой и деньгами, а затем очень быстро привыкали и адаптировались к новому укладу, причем довольно романтизированному.

В 1990-е подростки на вопрос «кем ты хочешь быть?» отвечали однозначно: бандитом. Считалось, что это простой и легкий заработок, что бандитом быть круто, потому что у них много денег и их все боятся. Как отмечает правозащитница Ева Меркачева, член Совета при президенте России по правам человека (СПЧ), многие члены ОПГ в недавнем прошлом были образцовыми пионерами и комсомольцами, росли в приличных семьях, кто-то имел работу, но все они остались не у дел. В итоге для многих молодых людей вступление в ОПГ становилось чем-то вроде социального лифта.

Это были тяжелые времена. Кто-то только пришел из армии, кто-то в органах служил, огромное количество спортсменов — деньги нужны, а устроиться некуда. А тут бандиты красиво живут: ездят на иномарках,одеваются в дорогие кожаные куртки. 

Ева Меркачева, правозащитница, член СПЧ

По оценкам Евгения Вышенкова, большая часть его окружения — как «спортсмены», так и сотрудники правоохранительных органов — в 1990-е годы так или иначе имели отношение к преступным группировкам. Сам Вышенков днем работал в уголовном розыске, а по вечерам тренировался с братвой в спортзале.

В какой-то момент у меня началось какое-то раздвоение личности — и я сделал выбор. Стереотип поведения братвы мне был ближе

Евгений Вышенков, журналист и исследователь преступного мира

Он примкнул к одной из группировок, однако буквально через год его и еще нескольких членов ОПГ задержали за вымогательство.

Бывший оперативник в 1993 году получил шестилетний срок, но вышел из колонии досрочно в 1996 году. Это был пик войны группировок. Он вспоминает, что каждый четвертый из его знакомых по прежней жизни погиб в бандитских разборках. Вышенков, оказавшись на свободе, мирно вышел из преступного сообщества и начал новую жизнь.

Как удалось переломить ситуацию

Власть пребывала в шоковом состоянии до 1992 года, и лишь когда пришло понимание, что организованная преступность представляет угрозу национальной безопасности, начались аресты. Сначала брали мелкие банды, потом — те, что покрупнее, а к 1994 году взялись за серьезные ОПГ, которые успели обрасти связями в милиции и органах власти.

Криминальный репортер и расследователь Игорь Надеждин отмечает парадоксальный факт: в середине 1990-х в борьбу с группировками включились не только правоохранительные органы, но и крупные оргпреступные сообщества (ОПС). Объяснялось это очень просто: к тому времени они накопили достаточно стартового капитала, чтобы от незаконного промысла перейти к абсолютно легальному бизнесу.

Игорь Надеждин, криминальный репортер и расследовательПри этом их бывшие «коллеги» — мелкие группировки — продолжали работать по прежним правилам, что часто приводило к конфликту интересов. В итоге крупные ОПС на какое-то время стали союзниками милиции

Легальный бизнес — чаще всего водочный — появился у большинства крупных группировок. Они брали под контроль предприятия, продукция которых пользовалась спросом, вкладывали в них деньги из своих преступных доходов, а прибыль получали лидеры группировок. Но в остальном работа предприятий казалась вполне законной.

Все понимали, что бандиты продолжают контролировать приличную часть российской экономики, но в прежних законах такие ситуации просто не были описаны. У милиции не было оснований для возбуждения уголовных дел и арестов. Чтобы решить эту проблему, пришлось изрядно переписать Уголовный кодекс и отобразить в нем все реалии нового времени. Он вступил в силу 1 января 1997 года и стал новым инструментом борьбы с оргпреступностью. Для группировок начались действительно сложные времена.

Крупнейшие ОПГ 1990-х

Впрочем, бандитов переловили не за один день. Давление на группировки нарастало постепенно, и, по словам Евы Меркачевой, те, кто не погиб в криминальных разборках и не попал в колонию, постарались перестроить свою жизнь, и многим это удалось. Бывшие члены ОПГ занялись бизнесом, кто-то даже пошел во власть. А некоторые, осознав за решеткой, что прежние времена уже не вернутся, стали искать себя, после освобождения.

Взять хотя бы братьев Иконниковых — лидеров крупного ОПС из Забайкалья. Оба были приговорены к высшей мере наказания, но в связи с мораторием на смертную казнь их помиловали: старшему, Олегу, ее заменили на пожизненный срок, а младшему, Эдуарду, — на 15 лет. Младший уже освободился, сейчас пишет песни и выступает с концертами

Ева Меркачева, правозащитница, член СПЧ

Как бывшие бандиты начинают новую жизнь

В 1995-1999 годах в России были разгромлены все самые мощные преступные группировки. Их участники получали максимальные сроки — по 20-25 лет — и зачастую полностью теряли связь с волей. О ком-то забывали даже близкие, а у кого-то и вовсе не осталось друзей на свободе, так как все они либо погибли, либо отправились за решетку.

Трагедия тех, кто был уверен в собственной значимости и рассчитывал на поддержку, но на деле оказался один на один с суровым миром колонии, еще ждет своего исследования. По словам Игоря Надеждина, зона буквально отправила в нокаут психологию бывших «братков», каждый из которых рассчитывал на легкую отсидку среди близких по духу людей.

Им пришлось приспосабливаться к совершенно иным условиям существования, в которых они уже не были хозяевами положения. И, в отличие от выходцев из уголовной среды, где бывалые рецидивисты делятся тюремным опытом с молодыми, бывшие «спортсмены» оказались не готовы к новой реальности.

Тем не менее большинство членов ОПГ 1990-х полностью отсидели свои сроки. Но выжить на зоне было лишь первым испытанием: по словам главы общественной организации социального предупреждения правонарушений (ООСПП) «Выбор» Анны Каргапольцевой, далеко не все после освобождения смогли адаптироваться к новой жизни и влиться в общество — 90 процентов вскоре опять попали в колонии. Впрочем, этому есть объяснение.

Стресс при освобождении заключенного сопоставим со стрессом, который он испытал при первом попадании в тюрьму. Причем справиться с этим стрессом, адаптироваться к жизни за решеткой человеку просто необходимо, без этого он не сможет там существовать

Анна Каргапольцева, глава ООСПП «Выбор»

Однако при выходе на свободу, по ее словам, такой сильной мотивации к адаптации у человека уже нет: на него никто не давит, он предоставлен сам себе и сам решает, что ему делать. Но не стоит забывать, что человек, который провел за решеткой больше десяти лет, теряет все социальные связи. К тому же за эти годы окружающий мир полностью меняется в бытовом смысле. Человек испытывает новый шок, не понимая, как ему существовать в новых условиях. И если в этот момент он совершает новое преступление и возвращается в колонию, то сразу понимает, что вот он — его привычный мир, где ничего не изменилось.

При этом Каргапольцева уверена, что заключенные из числа бандитов 1990-х более других склонны к исправлению, если с ними правильно работать. Она объясняет это тем, что среди них очень мало закоренелых уголовников. Многие в те годы встали на путь криминала лишь потому, что им нечем было кормить семью. «У меня в практике были люди, которые занялись бандитизмом, когда поняли, что их ребенок просто умрет от голода или отсутствия лекарств, — вспоминает Каргапольцева. — Вот мужчины и выбирали — спасать семью или плыть по течению».

Выходя на свободу, большинство заключенных пытаются адаптироваться к новой жизни сами, однако это путь очень сложный — получается у единиц. Человек выходит из колонии и не может найти работу, чувствует, что никто не хочет с ними иметь дела… Справиться с этим трудно.

У меня есть клиенты, которые пришли ко мне после мыслей о суициде. Например, один бывший заключенный жил в небольшом поселке, и его даже в местном магазине отказывались обслуживать

Алена Ленковская, пенитенциарный психолог

По словам психолога, в глазах окружающих отсидевший человек зачастую остается преступником на всю жизнь. Осознав это, такие люди начинают противопоставлять себя обществу, что толкает их обратно в криминальную среду, где они чувствуют себя комфортнее. Поэтому если оказавшийся на свободе человек понимает, что не справляется, ему очень важно обратиться хотя бы к обычному психологу. Есть много случаев, когда люди успешно преодолевали этот сложный этап и возвращались к нормальной жизни. При этом важно объяснить человеку, что для него вполне реально найти работу и круг общения.

Задача психолога, социального работника или просто близкого человека — донести до бывшего заключенного, что он в первую очередь человек. Потому что за долгие годы в неволе многие забывают об этом. Оказавшись на свободе, они воспринимают себя не как уникальную личность, а кого-то, кто просто должен выживать. Причем из способов выживания они зачастую помнят только криминальные.

Но то, что человек отсидел, не делает его заложником образа преступника и не привязывает его к конкретному образу жизни. Есть достаточно примеров, которые показывают, что выход есть

Алена Ленковская, пенитенциарный психолог

Между тем бывшие заключенные часто даже не знают, что им доступны программы помощи и адаптации. Есть специалисты и организации, которые объяснят, как справляться с возникающими проблемами, помогут вписаться в новую непривычную среду, подскажут, как сделать правильный выбор в сложной ситуаций. И чем быстрее человек, решивший завязать с криминалом,

обратится за помощью, тем скорее ему смогут помочь начать новую жизнь.

Lenta.ru