МИР - ЭТО ЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ ВОЙНЫ

Репетиция Первой мировой

Сто лет назад Европа оказалась на пороге мировой войны                  

В эти дни исполнилось ровно сто лет со дня дипломатического инцидента, из-за которого Первая мировая война могла начаться на три года раньше. В июле 1911 года в марокканский порт Агадир вошел крошечный германский кораблик — канонерская лодка «Пантера». Вооружение ее было ничтожно. Экипаж — мал. Единственное, на что были способны декоративные пушки «Пантеры», — это пугать туземцев и сбивать апельсины с деревьев. Но внезапное появление этой «лохани» флота кайзера Вильгельма II в африканском захолустье, о существовании которого большинство европейских обывателей даже не подозревало, вызвало просто неописуемую истерику, которая едва не взорвала так называемый «цивилизованный мир».

Плевалась злостью, как по команде, британская свободная пресса. Впрочем, почему «свободная»? И почему «как»? Неожиданное единодушие лондонских газет, взвывших в одночасье о «германской угрозе», можно было объяснить только такой же единодушной позицией их хозяев. Команда явно была — она последовала из лондонских клубов, где дымили сигарами вместе с членами парламента и министрами Его Величества подлинные владельцы «общественного мнения».

А экспрессивные галльские пинки газет парижских, передовицы которых лягали «проклятых немцев» и их «сумасшедшего кайзера», словно вскидывали ноги в канкане, объяснялись таким же единодушием вдохновителей колониальной политики «прекрасной Франции». И только Россия в лице своей тоже «свободной» после царского манифеста 17 октября 1905 года печати реагировала на африканские страсти вяло — она пока не отошла от шока проигранной русско-японской войны. Свои незализанные дальневосточные раны пекли больнее, чем еще не расковырянные марокканские.

Но по какой причине разгорелся международный конфликт?

ДВЕ ЕВРОПЫ. Европой, если не считать республиканской Франции, еще правили императоры и короли. Однако сходства между той буржуазно-аристократической и нынешней буржуазно-демократической Европами было больше, чем различий. Та Европа точно так же ценила прибыль. Но, обожествляя Золотого Тельца, больше всего, как и ее современная наследница, любила разглагольствовать о морали. Нынешняя Европа несет по всему миру демократические ценности и права человека. Та Европа — просвещала «дикарей» и несла им «свет цивилизации». И как нынешний Запад повсюду беспокоится о правах секс-меньшинств, так тот защищал везде христианских миссионеров, что, впрочем, частенько было одним и тем же. А миссионеры знай себе лезли в «отсталые» страны! Да так шустро, что даже Ярослав Гашек (тогда еще не чешский классик, а верноподданный Австро-Венгерской короны) написал одну из своих самых блестящих юморесок, назвав ее «Как мы с господином законоучителем пробовали обращать в христианскую веру африканских негритят». Сейчас бы Гашеку такое произведение просто не дали бы опубликовать — затравили бы прогрессивной европейской сворой за одно только слово «негритенок». Так что еще вопрос, какая Европа «свободнее» — ТА или ЭТА?

Французская медаль. На память «о покорении» Марокко

Правда, между двумя Европами были и различия. К примеру, сезонные рабочие из пограничных губерний Российской империи отправлялись под осень собирать яблоки в Германию так же свободно, как и чехи из Австро-Венгрии ехали на заработки в Киев. На границе у них никто не спрашивал заграничных паспортов. А внутренние паспорта были только в России и Турции, за что их постоянно критиковали по всей Европе как «полицейские» государства. Пропуска же для краткосрочного пребывания за границей даже в «реакционной» России прямо на границе и выписывались — в жандармских железнодорожных участках — «управлениях», как именовались они официально. Австрийские офицеры из полков, стоявших в Галиции, ездили на выходные в Россию — в Волынскую и Подольскую губернии. Офицеры же Русской императорской армии, наоборот, предпочитали отдыхать в Австрии — то есть в каком-нибудь Тарнополе или Станиславове, знакомясь с прелестями местных проституток. И даже тронувшийся рассудком Иван Франко, имя которого советская власть еще не присвоила городу Станиславову, без всяких документов приезжал из австрийского Лемберга (ныне — Львова) в русский Киев.

Полковой значок. Эта французская часть стояла в Марокко до 1944 года

На мой взгляд, жизнь в той Европе была просто очаровательна. Изобрети она еще трусики-стринги для прекрасных дам и электрические эпиляторы для их не менее прекрасных ножек (корнет 9-го Киевского гусарского полка Юрий Ослопов в мемуарах уверял, что его лембергская подружка брила ноги и «самые потайные предназначенные для удовольствий места» его парадной саблей — почувствуйте, каков слог!), этому похабному континенту вообще не было бы цены! Однако континент, пресытившись красивой жизнью, мечтал только о том, чтобы не менее красиво пустить себе кровь. И всеми силами искал к тому повод. Одним из таких поводов и стал приход канонерки с эротичным названием «Пантера» в Агадир.

Марокко — маленькое африканское королевство, берега которого омывали с севера Средиземное море, а с запада — Атлантический океан, насчитывало чуть более 7 миллионов человек населения (преимущественно арабов и берберов) и занимало площадь в 460 тыс. кв. км. Южная граница его растворялась в песках пустыни Сахара, где начинались французские колониальные владения в Алжире. Марокканцы занимались, в основном, сельским хозяйством, выращивая оливки, пшеницу и цитрусовые, и скотоводством. Но на их беду в недрах этой страны в конце XIX века обнаружили залежи фосфатов, марганца, цинка, свинца, олова, железа и меди. Простым дикарям, да такое богатство! — почти одновременно решили в Париже, Лондоне, Берлине и Риме.

Но первой на дележ добычи прибежала Франция. Точь-в-точь, как сегодня в Ливии. В 1881 году под предлогом борьбы с набегами марокканских племен на Алжир французы перебросили части Иностранного Легиона в Сахару и захватили там несколько пограничных оазисов на спорных территориях. Окружив королевство с востока и юга, в 1901 году Париж заставил его султана Абдул-Азиса подписать договор, который санкционировал вторжение французских отрядов в Марокко для «поддержания порядка». Годом ранее французы тайно договорились с итальянцами о разделе сфер влияния в Северной Африке: Италия предоставляла Франции полную свободу действий в Марокко, а Франция в ответ — соглашалась с правом итальянцев делать, что им угодно, в Ливии. Произошел «гешефт» — два евроразбойника поделили то, что им не принадлежало.

«ВСЕМИРНОЕ ОБЩЕСТВО КОЛОНИЗАЦИИ».

 Но обиделась Германия. Позже других великих европейских наций вступив на рельсы индустриального развития, зато всех сразу же обогнав по темпам роста, а потом и оставив их далеко за кормой, немцы тоже создавали свою маленькую колониальную империю. Созданное в 1884 году «Общество немецкой колонизации» жаловалось в обращении к соотечественникам: «Немецкая нация вышла с пустыми руками при разделе Земного шара, свидетелем которого она была, начиная с XV столетия и кончая нашими днями. Все остальные культурные народы Европы владеют в не нашей части света целыми государствами»! Как говорили патриоты Фатерланда: «Мы тоже хотим место под солнцем!». А солнца, как известно, больше всего в Африке. Поэтому в конце XIX века Германия поспешно обзавелась «Германской Восточной Африкой» (там ныне Танзания), «Германской Юго-Западной Африкой» (современная Намибия), а заодно «прикупила» Камерун.

Везде, где появлялись немцы, они тиранически заставляли туземцев мыть руки, а кто не хотел мыть — получал жесточайшую взбучку. Особенно не любило мыть руки племя гереро в Германской Юго-Западной Африке. Обиженные таким несоблюдением норм гигиены и неуважением к их цивилизаторской миссии немецкие просветители, не долго думая, прикончили в 1904—1906 гг. около 30 тысяч «грязных» гереро с помощью новейшего автоматического оружия — пулеметов Максим. Тогда же в африканских колониях европейских стран пошел гулять стишок:

На все ваши вопросы —

У нас один ответ:

У нас есть пулеметы,

А у вас их нет!

Правда, первыми пустили в ход этот поэтический шедевр еще более чистоплотные и корректные британские джентльмены — представители нации, которая подарила миру ватерклозет. Это стихотворение, воспевающее достижения технического прогресса, они сочинили после того, как выкосили в 1898 году из пулеметов в Судане армию местного правителя Махди. Суданцы ходили в отчаянные психические атаки с саблями, а англичане методично истребляли их свинцовым дождем и еще упивались при этом, какие они «герои».

В этой кровавой бойне принимал, между прочим, участие будущий «спаситель свободного мира» Уинстон Черчилль. Двадцатичетырехлетнее конопатое чудовище служило тогда в армии королевы Виктории кавалерийским офицером и оставило о своих злодеяниях циничные мемуары «Речная война». Заметьте, лицемерная Европа, которая судит сегодня сербских генералов в Гааге и регулярно пинает труп Сталина, даже не подумала осудить кровавого палача Черчилля хотя бы условным историческим судом. Наоборот — еще и памятник поставила этому маньяку и алкоголику, чьи преступления в колониальных войнах ничем не уступают нацистским зверствам! А почему бы не притащить его прах в Гаагу и не разобрать по косточкам? Ведь учились будущие нацисты именно у англичан! И первый концлагерь для мирных граждан придумали не немцы, а человеколюбивые британцы в Южной Африке во время англо-бурской войны 1899—1901 годов!

К началу ХХ века германский капитал занимал в экономике Марокко третье место после британского и французского. Около 40 немецких фирм сооружали здесь железные дороги и занимались добычей сырья. Правительство Германской империи мечтало построить на побережье этой страны военно-морские базы и угольные станции для своего флота. Поэтому готовившаяся оккупация Марокко французами не могла не вызвать раздражение Берлина. «Если мы молча позволим Франции наступить нам на ногу в Марокко, — писал один из чиновников германского МИДа, — то этим самым мы поощрим к повторению того же в иных местах».

ФРАНЦУЗЫ ХОТЯТ МАРОККО.

Независимость Марокко гарантировалась Мадридским трактатом еще 1880 года. Его подписали 13 государств — в том числе Австро-Венгрия, Франция, Бельгия, Германия, Великобритания, США, Италия, Испания и даже далекая от Африки холодная Швеция. В 1905 году разразился Первый марокканский кризис. Эмоциональный и красноречивый германский император Вильгельм II по дороге на греческий остров Корфу высадился в марокканском порту Танжер, где заявил, что делает визит султану как «независимому монарху». Вильгельм выразил надежду, что «свободное Марокко» под правлением султана останется «открытым для мирной конкуренции всех наций без монополий и исключений на основе абсолютного равенства» и призвал созвать международную конференцию для защиты марокканского суверенитета.

Легко заметить, что Вильгельм II говорил примерно то же, что сегодня вещает ВТО. Это объяснимо, так как германские товары вытесняли тогда английские и французские по всему миру, и именно захватывающим рынки немцам больше других была нужна свобода торговли. Напоследок кайзер добавил, что считает марокканского султана «абсолютно свободным монархом». Сегодня сказали бы то же самое, но чуть иначе: «свободная страна» или «свободный народ». Но сути дела это не меняло бы. Выслушав все это, султан Марокко понял, что Германия стоит за него горой, и послал предложенный французами проект «реформ» в его стране туда, откуда он выполз — в Париж.

«ОБЪЯВИМ МОБИЛИЗАЦИЮ!»

Демарш Вильгельма II в Танжере вызвал ярость французского МИДа. Министр иностранных дел Делькассе — человек эмоциональный и глупый — заявил, что требования Германии сохранять равные права великих держав в Марокко — блеф, на который не нужно обращать внимания, даже если немцы станут угрожать Франции войной. Британия, боявшаяся гипотетических немецких баз в этой африканской стране, пообещала Франции поддержку и заявила, что высадит 100-тысячную армию на немецком побережье, если Германия объявит французам войну.

Но Вильгельм продолжал гнуть свою линию. В ответ на угрозы он высказался еще решительнее: «Пусть французские министры знают, чем рискуют… Немецкая армия перед Парижем через три недели, революция в 15 главных городах Франции и 7 миллиардов франков контрибуции!».

Шестого июля 1905 г. напуганное французское правительство собралось на экстренное совещание. Вопрос стоял ребром: или согласие на международную конференцию, или война. «Ну и что? — ответил своему премьеру Рувье глава МИДа Делькассе. — Объявим мобилизацию!».

Коллеги-министры посмотрели на своего буйного собрата, как на полного идиота. Союзница Франции Россия воевала с Японией на Дальнем Востоке и ничем не могла помочь. Немцы действительно были бы через три недели под Парижем. Далькассе мигом убрали с должности и согласились на предложения созвать конференцию.

НАБИЛИ РЫЛО ДИПЛОМАТУ.

 Вильгельм II был расстроен. Ему не дали «спасти» Марокко и наказать страну мерзких пожирателей лягушек на 7 миллиардов франков. Но напряжение на африканском берегу не утихло и после конференции. 25 сентября 1908 года французские солдаты набили морду секретарю германского консульства в марокканском порту Касабланка. Немецкий дипломат пытался вывезти на пароходе нескольких солдат Французского Иностранного Легиона — германских подданных, обманом завербованных, как утверждали немцы, в это «страшное» формирование, где у людей отбирали даже имена, данные им при рождении. Европа снова оказалась на пороге войны. И снова Вильгельм II проявил слабость и согласился передать дело о франко-немецком мордобитии на третейское разбирательство Гаагского трибунала. Гаага промямлила, что французские власти действовали правильно, допустив, однако, «излишнее насилие» при поимке дезертиров. Но Франция вынуждена была пойти на соглашение с немцами по Марокко и обязалась «не чинить препятствий торговым и промышленным интересам Германии» в этой стране.

И все-таки на этом «марокканская горячка» не утихла. Видно, место было такое беспокойное. Просто медом намазанное. Вскоре в Марокко разгорелось восстание против султана, вызванное подпиткой французскими деньгами местных кочевников — совсем, как сегодня в Ливии! И 21 мая 1911 года под предлогом защиты законного правительства и охраны европейских подданных французы вступили в марокканскую столицу город Фец. Немцы не выдержали — кто-то опять устанавливает мировой порядок и снова без нас! Канонерская лодка «Пантера» прыгнула в Агадир.

И тут началось то, о чем читатель ужа знает из начала этой статьи. Газетная истерика. Мобилизация французской армии в Европе. Клятвенное обещание Британии помочь на море и на суше. И даже возвращение бешеного Делькассе в кабинет министров — на сей раз в качестве главы Морского ведомства. И началась бы война. Да только Россия еще была «не готова» и поставила условием своей помощи Франции признание ее права на Босфор и Дарданеллы. Переговоры между Парижем и Петербургом, а также Парижем и Берлином, торги и дипломатическая возня «секретной дипломатии» длились до самой осени. И увенчались 4 ноября 1911 года новым франко-германским сговором. Германия согласилась на оккупацию французами Марокко. Франция — уступила Германии в Конго 230 000 кв. км. с 600 тысячами «негров» и «негритят» или, как сказали бы мы сегодня политкорректно, «афроафриканцев». И … рассосалось. До самого августа 1914-го, когда Россия, наконец, почувствовала себя «готовой».

А потом закончилось все — старая добрая Европа, галицийские евреи-контрабандисты, австрийские офицеры на выходных в Каменец-Подольском, русские — в Тернополе, а чем теперь брила «потаенные места» любовница корнета Ослопова, никто не узнает. Сам он в мемуарах не дописал. А девушки, как известно, мемуары редко пишут — по причине врожденной лживости, препятствующей написанию любых честных воспоминаний.

Истории от Олеся Бузины: Прыжок «Пантеры».

­___________________________________________________________________________________________________
________________________________________________________________________