«За Веру, Царя и Отечество!» — девиз непотопляемого русского немца

Виктор КОРОЛЁВ

Действующие лица: 

Фёдор Келлер (1857—1918) — потомственный граф, генерал от кавалерии, кавалер ордена Святого Георгия 4-й и 3-й степени и других орденов, убеждённый монархист. 
Михаил Скобелев (1843—1882) — русский военачальник, генерал от инфантерии, освободитель Болгарии от турецкого ига. 
Николай II (1868—1918) — последний российский император. 

Густав Маннергейм (1867—1951) — русский и финский государственный и военный деятель шведского происхождения, генерал от кавалерии (1918), фельдмаршал (1933), президент Финляндии (1944—1946). 
Симон Петлюра (1879—1926) — главный атаман Украинской народной республики, председатель Директории (1919—1920), идейный вдохновитель и фактический организатор еврейских погромов и геноцида русскоязычного населения в Малороссии.

Место действия — Российская империя. 
Время действия — конец XIX — начало ХХ века.

Автор (из-за кулис): Немец Фёдор Келлер был русским по жизни больше, чем некоторые россияне по рождению. Его дед появился в Санкт-Петербурге в ранге посланника прусского короля, отец стал основателем русской ветви этого графского рода и дослужился до генерала. Кем станет внук, появившийся на свет в Курске, ни у кого сомнений не возникало: только военным. В девятнадцать лет Фёдор Келлер принял присягу на верность царю и Отечеству и до конца жизни остался верен ей. 

НЕЗАДОЛГО до обеда по всем учебным классам Николаевского кавалерийского училища пошли воспитатели, экстренно собирая будущих гвардейских юнкеров на общее построение. Ровными рядами стояли дворянские сыновья в бальном зале, ожидая чего-то важного. Наконец двери распахнулись, и, позвякивая шпорами, появился начальник школы в окружении свиты. Горнисты пропели сигнал «Слушайте все!»
— Исчерпав до конца миролюбие наше, мы вынуждены высокомерным упорством Порты приступить к действиям более решительным, — генерал зачитывал императорский манифест. — Турция своим отказом ставит нас в необходимость обратиться к силе оружия. Глубоко проникнутые убеждением в правоте нашего дела, мы в смиренном уповании на помощь и милосердие Всевышнего объявляем всем нашим верноподданным, что наступило время, предусмотренное в тех словах наших, на которые единодушно отозвалась вся Россия… 
Выдохнув и оглядев зал, генерал поправил аксельбант и закончил: 
— Ныне, призывая благословение на доблестные войска наши, мы, император всея Руси Александр Второй, повелели им вступить в пределы Турции... 
Шеренги не шелохнулись, не прокричали «ура». Складывалось впечатление, что прикажи им сейчас маршировать на фронт — так и пойдут молчаливыми рядами. И впечатление не обмануло. 
— Приказом по училищу объявляется досрочный выпуск, желающие могут записаться добровольцами в действующую армию! 
Генерал вышел, свита за ним. В зал внесли столы, началась запись волонтёров. Для таких, как Фёдор Келлер, — отдельный столик. Они же пансионеры-подготовишки, даже не кадеты ещё. Так что пошёл он воевать с турками вольноопределяющимся, с нижнего чина повёл список военных заслуг молоденький граф. Родителям о своём решении Фёдор сообщил лишь с дороги на фронт. 
Лейб-драгунский полк, к которому приписался «вольнопер», попал в армию генерала Скобелева, известного своей удалью и скандалами. Началась служба Келлера с шагистики, жёсткой солдатской шинели, короткого сна и длинных переходов по долинам и взгорьям Балкан. Лошадь дали обозную, вместо винтовки и сабли — «подай-принеси», «доставить в штаб донесение немедленно». Но и здесь он отличился: офицеры доложили генералу, что этот высокий юноша ни от какой работы не отлынивает, вражеским пулям не кланяется. 
Однажды ночью пошёл полк в наступление, пытаясь выбить османов из болгарского села. «Конная пехота» залегла под их огнём. Послали с приказом «вольнопера» Келлера, а тот в темноте сбился с пути да прямо в окоп турецкий и свалился. Слышат драгуны: стрельба завязалась, вопят что-то турки — и мигом «скобелевцы» поднялись в атаку. 
Оказалось, молодой граф саблей чужой завладел и начал врагов крушить направо-налево, с оттягом да припечаткой. Турки пытались стрелять, но в своих же и попадали. Тут и наша помощь подоспела, смяли драгуны боевое охранение, выбили османов из села. 
Скобелев лично прикрепил солдатского «Георгия» к гимнастёрке «вольнопера», пригласил к самовару. 
— Благодарю за службу! Не посрамил батюшку своего и братца! — нахваливал он Фёдора, поглаживая окладистую бороду. — Уверен, ты и сам станешь генералом. Османов разобьём, но придёт новая война: между славянами и тевтонами. Ты сделал правильный выбор. Всегда показывай пример и береги нижние чины, в них вся сила России-матушки. Верь им, и они тебе поверят. Детей и солдат обманывать нельзя…
В конце войны Фёдор снова отличился. Турки подожгли мост, вот-вот брёвна рухнут в пропасть, а «вольнопер» решил показать пример — помчался сквозь огонь, за ним и весь эскадрон проскочил. Османов погнали дальше, а Келлера вторым «Георгием» наградили. 
Весной 1878-го турки капитулировали, Фёдор мог вернуться в училище, но приказ о присвоении ему первого офицерского звания пришёл раньше. Через два года Келлер уже командовал эскадроном, ещё через пять лет стал ротмистром. Новый император Александр III врагов не боялся, и на Россию идти при нём никто не решался. Пушки молчали, страна отдыхала от боёв, жизнь армейская текла согласно уставу, чины следовали не так быстро, как на войне. Одних офицеров это не устраивало — они уходили со службы, другие в службу уходили с головой. 
Граф Келлер был как раз из других. Его немецкие корни требовали порядка и дисциплины, слава образцового службиста бежала впереди его лошади, солдаты любили его искренно. Помня наказ генерала Скобелева, он верил нижним чинам и берёг их, а те — горой стояли за своего отца-командира. 
«Делай, как я!» — и полковник Келлер показывал «весьма искусно» джигитовку, рубку и стрельбу, брал призы за верховую езду, на спор отбивался пикой от окруживших всадников. Начальство перекидывало его из одного полка в другой: подтянет дисциплину и показатели у драгун — его ставят командиром полка казаков-крымчаков. А там уже ждут терские казаки и лейб-гвардейцы — везде нужен, всеми любим этот воин с головы до пят. Высокий, стройный, всегда подтянут, смотрит по-доброму, взгляд серых глаз прямо в душу проникает. 

Царь-миротворец Александр III скоропостижно умер, а с ним ушла в прошлое и размеренная жизнь. Поражение флота в войне с японцами, баррикады на улицах, забастовки и демонстрации от столиц до самых окраин Российской империи — всё это повылезало откуда-то в тот непонятный 1905 год. 
Смута и революционные настроения породили модное словечко «террор». Полыхали от массовых погромов шляхетские земли Польши, переведённой на военное положение. Усмирять панов и подстрекателей отправился и полк Келлера, а сам он стал временным генерал-губернатором в городе Калуше. И тут же местные террористы его приговорили к смертной казни. За что? За то, что порядок наводил железной рукой и к «бессмысленным и беспощадным» бунтовщикам не имел милосердия. 
Настоящую охоту объявили боевики-эсеры на губернаторов и прочих государственных чиновников Российской империи. Сотни терактов, тысячи убитых — и длилось это месяцами, даже после учреждения военно-полевых судов. Они появились «для суждения по законам военного времени», как подчеркнул в своём указе Николай II. 
Первого бомбиста успел увидеть краем глаза, поймал руками адский свёрток, спокойно положил его на мостовую и бросился за убегавшим преступником. Жаль, не догнал, тот скрылся во дворах. 
В другой раз временный генерал-губернатор Фёдор Келлер возвращался с полевых учений. Окружённый своими офицерами, он что-то спокойно им объяснял, когда из проезжавшей мимо пролётки в них полетела бомба. Она взорвалась прямо у ног графа. Адъютант успел повалить любимого командира, сам погиб, приняв на себя град осколков, но одна нога у графа превратилась в решето. 
— Отрезать не смей! — пригрозил он хирургу, когда оставшиеся в живых офицеры привезли тяжело контуженного Келлера в госпиталь. 
Одна операция за другой. Сначала доставали большие осколки, затем средние, потом маленькие. Полковник уже начал вставать, когда на день рождения ему сделали подарок: сорок девятый осколок — по числу прожитых лет. 
Кусая губы до крови, ходил по госпитальному коридору сначала на костылях, потом с палочкой. Раненые и больные солдаты жались по стенам, удивлённо глядя на высокого усатого начальника, который шёл сквозь молчаливый строй с гордо поднятой головой. 
Через два месяца он выйдет на больничное крыльцо, ему подведут коня, граф легко запрыгнет в седло и, размахнувшись, закинет в кусты палочку. Хромота останется на всю жизнь, Фёдор Артурович будет ещё дважды ранен, но жалоб от него никто никогда не услышит. 
После окончания первой русской революции пятидесятилетний граф был произведён в генерал-майоры и зачислен в свиту Его Величества. И снова — медленный, но верный рост по службе. Перед началом мировой войны генерал-лейтенант Келлер императорским указом утверждён в должности начальника 10-й кавалерийской дивизии. 
Собрав на первое совещание полковых командиров, он представился так: 
— Я работаю с восьми утра и до восьми вечера. Потом небольшой перерыв, и снова на службу — с восьми вечера до восьми утра. Надеюсь, все вы будете работать так же!.. 
Тогда было в новинку, чтобы строевой командир занимался теорией военного дела и публиковал методички. И потому брошюры, которые издал в столице граф Келлер, пользовались у офицеров огромной популярностью. А там новый комдив подробно описывал, как оценивать силы противника и наносить ему побеждающие удары, как воспитывать бойцов и ценить солдатскую смекалку. Рекомендовал занятия проводить не в манеже, а в поле, на пересечённой местности. И новую тактику в бою — атаку лавой —предлагал кавалеристам. 

Ох, как всё это пригодилось в начале августа 1914-го! Уже четвёртые сутки пылали станицы, подожжённые австрияками, когда в предгорьях Карпат встретились две кавалерийские дивизии. Силы в тот день оказались явно не равные: наших конников в два раза меньше, чем австро-венгерских гусар. Фёдор Келлер не знал об этом — впрочем, вражье превосходство в численности его бы не остановило… 
Утро восьмого августа выдалось ясным, тихим. Местность открытая, холмы с пологими скатами, заросшие лощины. Солнце светило нашим в спину, ослепляя эскадроны противника. Чёрно-голубые ряды австрийских улан в парадной форме явственно виднелись на противоположном холме. 
— Небо нам знак подаёт! — сказал начальник дивизии граф Келлер штабным офицерам. — Нападать, а не обороняться! Через два часа, когда начнётся солнечное затмение, враг должен быть разбит! 
Из ближней рощицы ударила австрийская артиллерия. Тут же трубачи сыграли «К бою!», и длинная колонна 10-й кавдивизии начала ровняться по фронту, строя линию для атаки «келлеровской» лавой. 
В центре пошли драгуны, выставив свои длинные пики. Земля затряслась от топота сотен лошадиных копыт. Конники лихо поднимались на вражеский холм, несмотря на яростный огонь пулемётов. На гребне обе стороны сошлись, схлестнулись в страшной сече. Началось невиданное доселе побоище: две с половиной тысячи всадников в рукопашном бою калечили друг друга. Редкие выстрелы пушек и пулемётные очереди не могли заглушить адского стона человеческих глоток и ржания порубанных коней. 
От места, где расположился штаб 10-й дивизии, было хорошо видно, как забурлила людская река: тёмная с одного берега — от австрийских мундиров, и посветлее с другого — от выгоревших гимнастёрок русских казаков. Сотни сабельных клинков вспыхивают солнечными бликами и тут же гаснут, унося бессчётно человеческие жизни. 
Теснота в этой каше такая, что нет свободе для нормального замаха. Тычут противники друг в друга острыми шашками, словно пиками, и снопами валятся на землю, под копыта взбесившихся коней. 
Видит граф Келлер, как фланги его дивизии стали загибаться вовнутрь, уже за холмом круша артиллерийские позиции врага и его резервы. И тут же дрогнул центр 10-й дивизии, теснимый мощным тёмным потоком. Казалось, ещё немного — и покатятся назад новгородские драгуны. Минуты решали судьбу сражения. 
— Конвой и штаб — в атаку! За мной! — граф пришпорил коня. 
Казаки-оренбуржцы из охраны, ординарцы и несколько офицеров помчались за ним в самую гущу, с лёту смяв свежий эскадрон австрияков. Завидев своего командира, одетого перед боем в парадный мундир, новгородцы с новой силой кинулись на врага. Те попятились, а сзади — одесские гусары, уже покрошившие артиллерийскую прислугу, ждут, встречают огнём. Всадники снопами валились по копыта лошадей. И фронт посыпался, заметались чёрно-голубые, словно птицы в небе, с криком предсмертным. 
В полдень на землю опустился жёлтый туман. Солнце покрывалось непрозрачным диском, окаймлённым сиянием. Начиналось полное солнечное затмение. 
— Управились с Божьей помощью! — граф Келлер перекрестился и с небольшой группой штаба, оставшейся возле него после атаки, поскакал через лощину. По склонам холма носились обезумевшие от страха и потерявшие всадников кони. 
Русская кавалерия ещё долго преследовала утекающие остатки вражеских эскадронов… 
Это масштабное чисто лобовое кавалерийское столкновение войдёт в военную историю как последнее конное сражение Первой мировой войны. И — как первая победа русских на Восточном фронте. Потери врага убитыми и ранеными составили около тысячи человек, «келлеровской» же дивизии — в несколько раз меньше. Были захвачены сотни пленных, восемь орудий, пулемёты и штабная документация. За геройские действия в том сражении Фёдор Артурович Келлер был награжден орденом Святого Георгия четвертой степени. 
А через несколько дней в Восточной Галиции началась грандиозная битва. Русские войска перешли в наступление по всему фронту, взяли Львов, Галич, вплотную приблизились к Кракову, осадили Перемышль. Австрийцы потеряли 400 тысяч солдат и офицеров — почти половину своей полевой армии, свыше 600 артиллерийских орудий, а также 100 тысяч пленными и обоз, растянувшийся колонной на десять вёрст.

После прорыва австрийского фронта «келлеровская» дивизия была придана армии Брусилова для преследования неприятеля, отходившего за Карпаты. 
Императрица Александра Федоровна так отозвалась о генерале: «Граф Келлер творит что-то невероятное. Со своей дивизией он уже перешел Карпаты. Государь его просит быть осторожнее, но он лишь отвечает ему: “Иду вперед”. Большой молодец…» 
В знак особой признательности Николай II решил подарить графу шашку. Да не простую, а золотую. Такую же, что вручают георгиевским кавалерам за храбрость, да не совсем такую. Специально для Келлера государь приказал шашку сделать длиннее обычной — под стать двухметровому графу. 

Фёдор Келлер в 1916 г. в качестве командира 3-го конного корпуса

​

Поцеловал Фёдор Артурович клинок — и снова в бой поскакал. Шёл 1916-й год. Он уже был дважды ранен. И командовал уже кавалерийским корпусом, в который входило до десяти дивизий. А полки в атаку, несмотря на свои годы, предпочитал водить лично, при полном параде. На груди — два солдатских «Георгия», два ордена Святого Георгия, орден Анны первой степени с мечами. На голове — мохнатая шапка как знак почётного казака Оренбургского войска. А в правой руке — золотая шашка. 
В том же году Федор Артурович был произведен в генералы от кавалерии. Символично, что один из немногих русских военачальников, до конца сохранивших верность императору, граф Келлер, стал последним, произведенным в полные генералы самим Николаем II. 
Как говорится, чин следовал ему, но накатил девятьсот семнадцатый. И в конце февраля бывший Верховный главнокомандующий, перепуганный донельзя, телеграфирует императору: «Считаю необходимым, по долгу присяги коленопреклоненно молить Ваше величество спасти Россию и Вашего наследника. Осенив себя крестным знамением, передайте ему Ваше наследство. Другого выхода нет. Великий князь Николай Николаевич». 
М-да, не зря император записал в своём дневнике краткую фразу: «Кругом измена, трусость и обман». Вот и всё, конец пришёл династии Романовых. 
Прощально взывал к армии и царь: 
— В последний раз обращаюсь к вам, горячо любимые мной войска, — писал Николай II (текст обращения Временное правительство постаралось скрыть). — Кто думает теперь о мире, кто желает его — тот изменник Отечества, его предатель. Знаю, что каждый честный воин согласен со мной. Исполняйте же ваш долг, защищайте доблестно нашу великую Родину, повинуйтесь Временному правительству, слушайтесь ваших начальников, помните, что всякое послабление дисциплины только на руку врагу… 
У графа Келлера не было сомнений, что царя принудили к отречению. Фёдор Артурович собрал представителей от каждого эскадрона своего корпуса, сказал им: 
— Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал в Ставку: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрёкся от престола. Прикажи — придём и защитим Тебя»». 
Троекратное «ура!» было ответом. 
Но телеграмма к царю не попала, не дали ей ходу где-то в верхах. Не прошло и трёх дней, как в штабном вагончике графа Келлера появился генерал-лейтенант Густав Маннергейм. Он прибыл не верхом, а в коляске, по-цивильному, в касторовой шляпе, словно только что от своей пассии — русской балерины. Барон Маннергейм привёз текст новой присяги. 
Они были знакомы давно, ещё с Николаевского училища. Келлер старше барона на десять лет и выше по званию и должности, но оба считались лучшими кавалеристами в российской армии, наверное, поэтому новая власть и доверила Маннергейму такую миссию. 
— Фёдор Артурович, надо переприсягнуть Временному правительству, — начал с порога будущий правитель независимой Финляндии. 
Но граф резко оборвал его. 
— Нет такого слова в русском языке! И не должно быть! Это нонсенс! Дважды не присягают! 
— Я прошу вас как старшего друга, как боевого командира, прозванного в армии «первой шашкой России», — поступитесь своими личными политическими убеждениями для блага армии. 
— Оставьте, барон! Вам меня не понять. Я христианин, и считаю величайшим грехом менять присягу! Мне всегда казалось отвратительным и достойным презрения, когда люди — ради личного блага, наживы или безопасности — меняли свои убеждения… 
— Но, ваше сиятельство, речь идёт не о политике, а о судьбе нашей великой державы…
— Присяга для военного человека — это не политическая, а нравственная категория. Вы забыли святое правило: «Душу — Богу, жизнь — Государю, сердце — даме, честь — никому». Так что больше не задерживаю вас. Честь имею!.. 
Посланник Временного правительства уехал ни с чем. А на следующий день нарочный привёз срочный приказ от командующего фронтом: под угрозой объявления бунтовщиком Келлеру предписывалось сдать конный корпус. 
Под звуки народного гимна «Боже, Царя храни!» старый генерал прощался со своими полками. Драгуны и гусары, казаки и пушкари провожали его со слезами на глазах. 
Уволенный со службы граф Фёдор Келлер отправился в Харьков долечивать свои раны. Всё лето с семьёй — наконец-то! Купались в Лопани, ходили на охоту, вечера просиживали у самовара на открытой веранде… 
Из Петрограда и с фронта шли новости одна тревожнее другой. Куда-то всё катилось, куда-то неслась Русь, словно гоголевская птица-тройка. Двенадцатого октября, когда отмечали шестидесятилетие графа Келлера, кто-то провозгласил тост: 
— Чтобы скорей закончилась эта непонятная власть с пустым престолом! 
Никто даже подумать не мог, что через две недели эта временная власть действительно закончится. Но престол — так и останется пустым… 
На затихшем фронте — братание с германцем, у кайзера дальше воевать нет сил, а у русских — желания. Да и нет уже её, армии: нет дисциплины, с офицеров срывают погоны, какая уж тут армия? У кого сила, власть у кого? Не разбери поймёшь…

В Киеве сложился нелюбовный треугольник. Центральная Рада бьёт большевиков, объявляет самостийность Украины. Большевики этому не рады и поднимают мятеж против Рады. А поредевшие батальоны военного округа сохраняют верность уже низложенному Временному правительству и пуляют по тем и другим. 
Власть менялась неоднократно. Месяц — самостийники, месяц — большевики. Освободившееся место в треугольнике заняли… немцы. Центральная Рада, спешно убегая, заключила с ними союз, и Германия стальным штыком вытеснила из столицы всех оппонентов. Короче, «немцы в городе, власть меняется». 
А в Харькове, где живёт граф Келлер с семейством, уже прочно осели большевики. Пятого мая, в первый день Пасхи, денщик вдруг доложил генералу: 
— Целый эскадрон к дому приближается! Похоже, красные… 
Не стал Фёдор Артурович домашних беспокоить и прощаться. Хотят арестовать — пусть. Накинул полушубок, папаху надел, вышел. А перед крыльцом — действительно, целый полуэскадрон. И тут вахмистр неожиданно командует своим всадникам: 
— Смиррр-на! 
И, не спешиваясь, руку к виску тянет: 
— Ваше сиятельство! Мы служили под вашим командованием в третьем конном корпусе. Разрешите поздравить вас с праздником. 
Растроганный граф виду не подал, ответил спокойно: 
— Спасибо, братцы! Жаль, что не имею вина вас угостить, в другой раз приезжайте… 
Красные больше не тревожили, а вот от белых вестовые были. Первым звал к себе на службу ещё верховный главнокомандующий Временного правительства Лавр Корнилов. Но с ним граф Келлер не хотел иметь дела: не мог простить, что тот участвовал в аресте царской семьи. О гибели Корнилова как раз перед Пасхой написал графу Антон Деникин: 
— Неприятельская граната попала в дом, именно в ту комнату, где он находился, убила только его одного. Просто мистика какая-то, рок… 
Генерал Деникин и предложил Фёдору Артуровичу создавать Северную армию — такую же, как Добровольческая на Дону. Огонь Гражданской войны разгорался повсюду. Пылают станицы, зверствуют сменяющиеся друг друга власти, брат идёт на брата. Царь с семьёй расстрелян в Екатеринбурге. По всей Руси — хаос и беспредел, мрак и вихорь. 
Келлер согласился наводить воинский порядок, начал собирать штаб будущей армии, издал в типографии обращение к своим боевым товарищам: 
— Настала пора, когда я вновь зову вас за собою. За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы — настало время исполнить свой долг... Вспомните и прочтите молитву перед боем, ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью вперёд за Веру, за Царя, за неделимую нашу Россию! 
Граф Фёдор Келлер едет в Киев, собирает вокруг себя офицеров. Под знамёна его будущей армии хотят встать многие. Иметь армию, возглавляемую талантливейшим полководцем, мечтают тоже многие: деникинцы, красновцы, петлюровцы и даже германцы. Победил в этом споре Пётр Скоропадский, когда-то служивший адъютантом у отца Фёдора Келлера, а ныне — только что провозглашённый гетман «незалежной» Украинской державы. 
Скоропадский тут же назначает Келлера главнокомандующим всеми вооружёнными силами, действующими на территории Украины. Такая срочность объясняется просто: на столицу прут дикие орды Симона Петлюры. Его армия не отличается стойкостью и отвагой в боях, зато в разбое, грабежах и пытках ей нет равных. 
«Батька Симон» приказывал убивать всех, кто не согласен воевать за «украинскую идею», брал под крыло отпетых уголовников, убийц и насильников. Но их много, и наспех обученные и необстрелянные «земгусары» Скоропадского уступают им, всё ближе отходя к Киеву. 
Всего несколько часов потребовалось графу Келлеру, чтобы разобраться в обстановке, остановить пятившиеся батальоны и отдать приказ на наступление. В первом же бою «державники» отбросили петлюровцев, захватив четыре артиллерийских орудия. Фёдор Артурович лично поднял гетманцев в атаку. И не верхом, как привык, а пешим, прихрамывая и опираясь на палку. Но шёл в парадном мундире, с золотой шашкой у пояса — это всенепременно! 
Всего неделю пробыл граф Келлер главнокомандующим, Скоропадский сместил его с должности за превышение власти: не понравились гетману, что граф поднимает в бой людей «за веру, царя и неделимую Россию». А ближе к Новому году власть опять поменялась. Немцы признали своё поражение в длившейся четыре года войне — и ушли из Киева. Отрёкшийся «державник» Скоропадский сбежал вместе с ними. В город вошли петлюровцы. 
Генерал от кавалерии граф Келлер дал им бой. Но силы были явно неравные. Небольшой отряд добровольцев, в основном штабных офицеров несостоявшейся армии, с потерями отступил и был вынужден укрыться за стенами Михайловского монастыря. 
— Вот и всё, братцы! — сказал старый граф сотоварищам. — Слушайте мой последний приказ. Как стемнеет, пробирайтесь по одному — кому как повезёт — на юг, к Дону. Благодарю за службу! 
Двое наотрез отказать покидать своего командира: полковник Пантелеев и ротмистр Иванов. Остальные ушли. А через час, перед рассветом, к оставшимся в монастырской келье пробрался немецкий майор с тремя солдатами в остроконечных касках. 
— Ваше сиятельство, — обратился он к графу. — Кайзер лично обеспокоен вашей судьбой, он уважает вас как блестящего полководца. Ещё есть возможность уйти из Киева с нашей комендантской ротой. Прошу вас следовать за мной. 
— Без моих людей я никуда не пойду! — отказался Фёдор Артурович. 
Пришлось немцу согласиться ещё двоих взять. Они уже дошли до монастырской ограды, когда майор остановил графа: 
— Надо снять шашку и ордена, они демаскируют! 
Фёдор Артурович тут же сбросил с плеч накинутую на него германскую шинель, гневно заявив: 
— Я эти награды получил за то, что с вами воевал! И побеждал вас в боях. Мне их стыдиться нечего, я горжусь ими! Они мне дороже жизни! 
Повернулся и ушел обратно в тесную келью, адъютанты — за ним… 
Холодным ранним утром 8 декабря 1918 года в монастырь явился целый отряд петлюровцев — половина верхом, половина пеших. Ночью выпал снег, и они кутались в бабьи кацавейки и платки. Сказали, что все трое арестованы и переводятся в тюрьму. Сапоги надеть разрешили, но потом навалились, шашку у графа отобрали, ордена и погоны сорвали. 
Их вели по центру города. Улицы были пустынны. Потом кто-то скажет, что Петлюра из-за угля наблюдал за процессией, восседая на белом коне. 
В самом центре Софийской площади, похожей на замёрзший пруд, у памятника Богдану Хмельницкому, воссоединившему Украину с Россией, генерал от кавалерии Фёдор Келлер и его адъютанты были убиты выстрелами в спину. В графа стреляли — кто-то сосчитал — одиннадцать раз. 
Золотую шашку героического русского генерала подобострастные «самостийники» поднесут Симону Петлюре, и тот захочет покрасоваться этим именным георгиевским оружием. Атаман был ниже Келлера на две головы, так что шашка убитого генерала смотрелась на нём весьма комично. Попытался «батька Симон»» вытащить её из ножен, да сил не хватило. Махнул театрально ручонкой — дескать, не больно-то хотелось — и злобно дал шенкелей покорному коню. 

Граф Ф.Келлер, «Первая шашка России»

​

Автор (из-за кулис): Деникина много позже перезахоронят с почестями на Донском кладбище в центре Москвы. Скоропадского в апреле 1945 года убьёт в Берлине бомба, сброшенная с американского самолёта. Петлюра в ХХI веке станет народным героем русофобской Украины. А исконно русский генерал Фёдор Келлер будет похоронен на киевском кладбище под чужим именем, и сегодня о нём уже мало кто помнит. Это очень несправедливо… 

Граф Ф.А.Келлер с детьми: Павлом — справа; Александром и Елизаветой — сидят.