Гитлер vs Наполеон. Победы разные, ошибки одни и те же

255 лет назад, 15 августа 1769 года родился французский император Наполеоне Буонапарте. Полководец, государственный деятель. Заложивший основы современного французского государства. Один из наиболее одиозных, но выдающихся деятелей в истории Запада.

«Мы получили в 1934 г. настоящие танки, и это было прекрасно». Нем. генерал фон Тома

*

Надменный! кто тебя подвигнул?
Кто обуя́л твой дивный ум?
Как сердца русских не постигнул
Ты с высоты отважных дум?
Великодушного пожара
Не предузнав, уж ты мечтал,
Что мира вновь мы ждём, как дара;
Но поздно русских разгадал… 
(Пушкин. «Наполеон», 1821)

Предвоенно-преувеличенная западная мистика умиротворений, как известно, не принесла ничего хорошего. Это стало тем более ясно, когда Гитлер пришёл к власти. Не стесняясь и в полный рост ступив на лазурно-прекраснодушный берег иллюзий Старого Света. 
Его открыто поощряли к агрессии против СССР. Особенно с отказом в 1935 г. от резолютивной материализации Версальского договора. Плюнув на брошенные репарации, взявшись безостановочно и бесконтрольно наращивать вооружения. 
Казавшись народам Европы гигантской фигурой Гаргантюа и Пантагрюэля в одном лице, — мнился стратегом наполеоновского масштаба, макиавеллевской хитрости, фантастической одержимости Магомета! Безапелляционно нацеленный на Восток, — обязательно должный быть лояльным к соседям. Разгорячённым весенним, чуть недозрелым бужоле, — декламирующим по ночам Поль Фора. Увы… 
Чинный флёр благодушия и благопочитания витал недолго. «Очарованный» вседозволенностью зверь подобрался к кормушке.
Вслед первым же сокрушительным поражениям в России он стал явно меньше ростом. Дальше — больше. Точнее, меньше, мизе́рней. Пристра́стней и смешней. 
К концу войны Европа считала фюрера незадачливым дилетантом в военном искусстве. Сумасбродные приказы, стратегическое невежество коего сослужили отличную службу союзникам! Подобно союзникам из Шестой коалиции 100 с лишним лет назад.
Отечественные же, не побоюсь этого слова — «державные» ненависть-мстительность — только выросли в размерах. Приняв чёткие очертания истребления врага «до конца». До последнего солдата (в отличие от некоторых очерченных здесь персонажей). Причём совместно с пристально-внимательным отношением к штабным умам противника, мыслям, планам. Будто на шахматной доске мнений и размышлений, — развёрнутой в Ставке Главкома.
Странно, но все катастрофические провалы немецких вооружённых сил приписывались Европой Гитлеру. Победы же — фашистскому генералитету. Что в корне неверно. Что сталинское руководство понимало отменно. Особенно после московского перелома: как и с Наполеоном. 
Понимало — в течение кампании на восточном фронте недостатки, недоработки Гитлера перетянули чашу весов Истории. Приведя отрицательный баланс армейских настроений и пристрастий — к банкротству. Точь-в-точь наполеоновскому: от краткой пушкинской пьянящей эйфории Победы — к неоглядному бегу назад. В жуткое дантово Безмолвие того и другого… — в Ад. Ад, который для Наполеона сузился до размеров Св. Елены, а для Гитлера — до нескольких комнат в берлинском бункере.
Сталин, разумеется, имел сведения — Гитлер рассчитывал уничтожить основные силы Красной Армии, не доходя до Днепра. 
Когда эти расчёты оказались сорванными, некое время находился в растерянности — не мог решить, как действовать далее. [Схоже с растерянностью самого Сталина начала ВОВ.] Шахматная партия в разгаре — цугцванг близок.
Когда же наконец решился — и предпринял наступление на столицу, было уже слишком поздно: до чрезвычайно скорой лютой зимы добиться успеха не представлялось возможным. 
Боясь завязнуть в снегах и морозах. Предполагая, предвидя это в кабинетной партитуре битвы, — завяз по горло в очередном ошибочном прогнозе.

Россия, бранная царица,
Воспомни древние права!
Померкни, солнце Австерлица!
Пылай, великая Москва!
Настали времена другие,
Исчезни, краткий наш позор!
Благослови Москву, Россия!
Война по гроб — наш договор! 
(Пушкин. «Наполеон»)

Не подобает также забывать, что Бонапарт, — профессиональный полководец, — в неменьшей степени, чем рейхсканцлер был ослеплён блеском своих побед. Совершив абсолютно те же самые роковые ошибки почти что в той же последовательности… В той же «непонятной», отринувшей его, как и фюрера, северной стране. 
Да, внезапный взлёт Гитлера привёл к более быстрой перекройке европейской геополитической карты, чем даже войны Наполеона. Добиться сего помогло создание мощнейших бронетанковых сил: решающего инструмента первых блестящих викторий.
Сталин, можно полагать, знал это, но — не успевал противостоять чисто по времени. Что требовало оттяжки и приснопамятных договорённостей с фашистами. Споры о чём — не утихают и поныне.
Танковые дивизии — залог осуществления грандиозных экспансионистских замыслов. Поинтересней всяких люфтваффе и коллаборационистско-норвежских «квислингов», французских «режимов Виши». Принявших уродливые формы интеллектуально-морального разложения — сиречь «возрождения», — как называл предательство элементарно продавшийся немцам фр. маршал Петен. 

Далее обратимся к воспоминаниям избежавшего Нюрнберга генерала Вильгельма фон Тома¹. Самого знаменитого танкового эксперта после Гудериана.

Тома поведал о зарождении-развитии бронетанковых сил в германской армии — с избавлением фюрером от «постыдных» ограничений, наложенных Версалем: «Я командовал всеми немецкими сухопутными войсками в Испании, — обрисовывает фон Тома начало гражданской войны 1936-го: — Мы поставляли Франко технику, самолёты и танки». 
Первая партия фашистских танков Т-1 прибыла в сентябре. Вторая — крупнее — в октябре. В тот же момент стали появляться русские машины — более тяжёлого типа, чем у нацистов: в основном Т-26.
Командир легионеров давал марокканским солдатам по 500 песет за каждую захваченную советскую «тэшку». Используя их в своих частях, причём успешно. Убедив ген. Франко не распределять танки, — распыляя по фронту: — небольшими группами по пехотным дивизиям. Как то было распространено у правых. А — сосредоточить их в одной мощной ударной группировке. Чем в дальнейшем объяснялись успехи франкистов. 
«Ко времени нашего наступления на Западном фронте в мае 1940 г., — пишет Тома, — у нас было десять полностью оснащённых танковых дивизий и танковый полк СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер».

Который по численному составу и технике значительно превосходил обычные полки. Число средних танков в дивизиях к этому времени возросло. Хотя в них всё ещё немало было и лёгких танков». — Таким образом употребив Испанию как неплохой учебный полигон. Для подготовки Третьего рейха к стержневому нападению на Восток. 
Любопытно, что генерал танковых войск вермахта Хассо-Эккард фон Мантейфель (так же не тронутый Нюрнбергом, умерший в 1978 г.) считал самым достойным танком в мире советский ИС-2 — «Иосиф Сталин». [Стоявший на вооружении СССР и РФ аж до 1993-го!]
В этом исполине удачно сочеталось мощное оружие — 122-мм пушка: — с толстой бронёй, низким приземлённым корпусом.
По скорости — обгонял тяжёлый нем. «Тигр». Почти не уступая лучшему среднему — «Пантере». Обладая притом лучшей маневренностью, чем любой германский танк.
Раз уж коснулись Мантейфеля, обратимся к его воспоминаниям об обороне дивизии «Великая Германия» — под Яссами (Румыния) увертюры мая 1944 г. По поводу грозного ИС-2: «Разгорелось танковое сражение, в котором с обеих сторон участвовало около 500 боевых машин. В этих боях я впервые столкнулся с танками «Иосиф Сталин». Мы были потрясены, обнаружив, что наши «Тигры», открыв огонь по советским танкам с расстояния в два километра, хоть и добились ряда попаданий, но снаряды их орудий не пробивали броню. Пока дистанция не сократилась вдвое. Нам пришлось противопоставить техническому превосходству русских мобильность, маневр и умелое использование рельефа местности». — Но то уже финал войны. 

Вернёмся к началу…

«Первое время мы не встречали сильного сопротивления, — говорит генерал Гюнтер Блюментрит. Тоже избежавший Нюрнберга по причине британского плена. — Но наступление развивалось медленно, дороги развезло. Наши войска устали. К тому же мы наткнулись на хорошо укреплённую оборону на реке Нара (Подмосковье, левый приток Оки, — авт.) и были остановлены подошедшими свежими советскими частями». 
Командиры подразделений обеспокоенно спрашивали начальство, дескать, когда же близкий обещанный конец? Неплохо образованные, немецкие офицеры прекрасно помнили, что случилось с армией Наполеона. Оттого волнение обострялось непомерно.
Мало того, многие из них стали перечитывать мрачные мемуары французского посла Коленкура о 1812 г. [В интендантском обеспечении была приличная библиотека для досуга. Так же как у Бонапарта. У коего даже театральные артисты имелись на подхвате. Но не суть…]
Эти мемуары действовали крайне угнетающе в критические дни 1941 г.: «Мне кажется, я вижу командующего 4-й армией генерал-фельдмаршала Клюге. Как он, с трудом вытягивая ноги из грязи, идёт по двору к себе на командный пункт. А там долго стоит перед картой с книгой Коленкура в руках», — заканчивает одну из дневниковых заметок Блюментрит.
Ещё в августе 1941 казалось — ничто не в состоянии затормозить неостановимый победоносный маховик Третьего рейха! Небывалые мощь, напор. Наглость и беспринципность.
В октябре 1941 г. английский журналист, в будущем известный военный историк Б. Лиддел Гарт (чьими материалами я воспользовался при составлении текста) опубликовал пророческую статью в журнале Strand. Где приводил многочисленные цитаты из Коленкура. Дабы въяве изобразить обречённость нацистского крестового похода в Россию: «Гитлеровские генералы, видимо, слишком поздно стали вспоминать Коленкура, — сказал однажды Гарт ген. Блюментриту после войны: — Тот утвердительно кивнул, мрачно усмехнувшись», — итожит репортаж писатель. 
Гитлер, считавший, что оборона русских вот-вот развалится, всё же отдал приказ о решающем броске: «Кремль должен быть взорван, чтобы возвестить о свержении большевизма!» — гласил Приказ. 
Первой перешла в наступление танковая группа ген. Гёпнера (казнён в 1944 за участие в заговоре, — авт.) на левом фланге. Но быстрого успеха перед лицом решительных контратак противника достичь не удалось. Ко всему тому германские войска были накрыты удручающими до пароксизма тяжелейшими потерями.

Затем густо пошёл снег…

Фланговые выпады русских продолжались. Гёпнер вынужден отвлекать всё бо́льшую и большую часть своих сил для отражения внезапных и очень существенных ударов. 
2-я танковая дивизия достаточно глубоко вклинилась в оборону неприятеля, — дабы лицезреть башни Кремля. Увидеть-то они увида́ли…
Ближе к Первопрестольной продвинуться не пришлось ни на пядь. 
2 декабря вслед недельной передышке, — когда почва изрядно подмёрзла, — находившиеся под командованием Гюнтера фон Клюге войска возобновили атаки. Но — уже ко второй половине дня в штаб стали поступать донесения, мол, армия столкнулась со здоровенными неприступными заслонами в непролазных подмосковных лесах. Где полновластно хозяйничали партизаны.
Что было так похоже на ту беспощадную партизанско-давыдовскую войну 1812-го: с поднявшейся, вырвавшейся из недр русского горя громадной цунами народного гнева. Сметающей всё на своём пути. Без остатка.
И это — было началом конца Второй мировой.

Вот, окружён своей дубравой,
Петровский замок. Мрачно он
Недавнею гордится славой.
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля… 
(Пушкин. «Евгений Онегин», гл. 7)

Примечание:

¹ В ноябре 1942 г. фон Тома взят в плен британцами. Тайная прослушка его бесед с другими пленными раскрыла перед союзниками факт разработок ракет Фау-1 и Фау-2 в Пенемюнде. В других прослушиваемых разговорах фон Тома неоднократно высказывал критику военных преступлений Гитлера. Так, по поводу немецких зверств в СССР фон Тома заявлял, что ему стыдно быть офицером Рейха. Вокруг него группировались антигитлеровски настроенные высокопоставленные чины. Сожалевшие о провале заговора в июле 1944 г.
Находясь в плену, в знак милосердия к поверженному врагу был приглашён генералом Монтгомери на обед. Этот факт вызвал скандал в английской прессе. Узнав об обеде, Черчилль — с присущим ему юмором — сказал в Палате общин: «Бедный фон Тома! Мне тоже доводилось обедать с Монтгомери!».
В ноябре 1947 г. Тома освобождён из плена. Скончался от сердечного приступа в 1948 г.