КНС Еженедельное обозрение (№11)

Фильм “Развал” - попытка дезинформировать мир

Недавно в США вышел фильм “Развал/Collapse”. Фильм является образцом операций спецслужб по дезинформации населения. Почему дезинформация и почему спецслужбы, ведь в фильме вроде бы говорятся правильные вещи? Давайте разберемся:

• Да в фильме говорятся правильные вещи, но лишь часть правильных вещей и смысл их понятен лишь специалисту который знает не только то, что сказано в фильме, но и то о чем в фильме не сказано. Человека, который не знаком с темой пика добычи нефти, фильм введет в заблуждение - и это главная задача людей которые этот фильм заказали.
• В фильме говорятся правильные вещи (с точки зрения специалиста), но не приводятся доказательства. И у человека просмотревшего фильма создается впечатление, что все это пустая болтовня, не подтвержденная никакими фактами. Именно такая задача была поставлена перед людьми снявшими фильм и они с ней неплохо справились.
• В фильме рассказ ведет человек, специально подобранный, чтобы вызвать недоверие и к собственно самому рассказчику, но самое главное к теме о которой он говорит. И это продуманный ход авторов фильма - цель которого оттолкнуть думающих людей от темы пика добычи нефти.
• Если сравнивать специалистов буквально бьющих тревогу о энергетическом кризисе, в который мир вошел в 2005м и людей старающихся игнорировать эту проблему, то выясняется, что калибр первых намного больше, чем вторых. Первые - не одиночки уволенные из полиции США, а известнейшие профессора и академики, вторые частично неучи, частично шарлатаны.
• Вы скажете, почему о ваших академиках я никогда не слышал? Здесь необходимо понять то, что мы живем в несвободном обществе, где информация важная для населения контролируется множеством способов. Один из них - манекены. В США существует огромное количество экономистов не согласных с шарлатанами управляющими экономикой США. Но эти люди нигде и никогда не упоминаются в СМИ, вместо них в СМИ регулярно появляется, что то наподобие бабы Ванги (дающей прогнозы но не предоставляющей расчеты или доказательства)  манекен (живое существо, не имеющее мозгов и вещающее миру то, что ему подсказывают хозяева) - Нуриель Рубини, и он вещает населению отредактированные шарлатанами и измененные цензурой идеи настоящих экономистов отрезанных от мира стеной молчания СМИ. Цель такого вещания - дискредитация настоящих экономистов.
• Один из российских манекенов, недавно закончивший институт и выбранный в манекены только из за своей невероятной даже по российским меркам глупости - Марсель Салимов.

Как мы видим на Западе идет серьезная борьба против информированности населения о  надвигающемся энергетическом кризисе и после обзора российской “пятой колонны”, мы разберемся чем же так озабочены спецслужбы Запада.

Российская “пятая колонна” - первые персонажи

Отличным примером на котором можно разобрать действия российской “пятой колонны” является статья Николая Старикова “Когда кончится нефть”. Статья также опубликована в Гайдпарке.
Статья является ответом воров и временщиков КНС, который бьет в набат о грядущем обвале добычи нефти в России. Воры и временщики и их лакеи утверждают, что нефти в России и в мире очень много. Давайте разберемся кто прав:

• Первое, что бросается в глаза и на сайте Старикова, и в Гайдпарке - множество комментариев. Но не надейтесь почерпнуть знания из этих комментариев. Все эти сотни комментариев написаны маленькой группой людей, которые получают за это деньги, и которые эксплуатируют следующее правило психологии - когда ведется дискуссия то читающий ее старается думать и анализировать факты и составить собственное мнение. Когда много сотен комментаторов говорят о том, что нефти еще очень много, то читатель выключает свой мозг и …соглашается. Вот такое промывание мозгов публике и делает команда Николая Старикова.
• Чтобы запутать обывателя из мусорного ведра достали теорию об неорганическом происхождении нефти. И десятки комментаторов утверждают, что чем глубже бурить, тем больше нефти. Так ли это? Нет не так. Чем глубже бурить, тем выше температура там где находится бур. И после определенной глубины эта температура так высока, что нефть там существовать не может - она разлагается на газ и угле-подобную субстанцию. Барьер этот на суше нефтяники давно прошли. Поэтому все нефтяные компанию в своей отчетности перешли с данных о запасах в BO (barrel of oil - бочка нефти), на BOE (barrel of oil equivalent - эквивалент бочки нефти). Почему лишнее слово эквивалент? Потому что теперь можно не информировать публику о снижении запасов нефти, а сообщать публике об увеличении запасов нефти и газа. Что и делают все нефтяные компании и в статье Николая Старикова упоминается прирост нефтяных запасов России. К сожалению пропущено слово эквивалент - министр энергетики России не думает о таких мелочах - что такого в том что нефтяные запасы падают, а не растут, ведь все равно очень мало людей в этом разбирается, да и команда прикрытия Николая Старикова работает хорошо.
• Следующий метод дезинформации населения  - предоставить мнение авторитетных специалистов. “Саламбек Хаджиев, директор Института нефтехимического синтеза им. А.В. Топчиева РАН академик: - нефть не закончится никогда!!!!”  Давайте разберемся что это за Саламбек такой. Интересна биография Саламбека. “В интервью «Новым известиям» в 2008 году заявил, что занимается научной работой, за что ему в том же году было присвоено звание академика РАН”.
  Судьбу России решает престарелый, депортированный чеченец, замешанный в бандитизме, явно купивший звание академика.
• Второй стариковский эксперт - Флид Виталий Рафаилович - соросовский профессор!!!

Силы зла

В комментарии к статье “Нетто энергия и военная угроза для России” dr Neubauer спросил - ну а зачем нефтяные компании будут добывать нефть с EROI < 1, ведь это не имеет смысла!!! В разумном мире действительно это не имеет смысла, а в мире котором мы живем это к сожалению происходит.
Давайте зайдем на сайт крупнейшей в мире нефтяной компании Exxon (Эксон). На сайте находится файл с финансовой отчетностью Эксон за 2010. В файле 84 страницы. Нас интересует страница 29 - на ней указано Эксон в 2010 выплатил 8,4 миллиарда долларов дивидендов. В 2010м стоимость компании была 429 миллиардов долларов. Получается, что владея акциями компании вы получаете 2% годовых, при инфляции около 8%. В чем дело? А дело в том, что стоимость акций компании зависит не от размера дивидендов, а от ожиданий инвесторов. Фактически 90% стоимости Эксон это ожидания инвесторов будущего роста компании и будущих прибылей. Поняв этот ключевой факт, становится ясно как разделились силы добра и зла.
Мир 500 лет находился в ситуации, когда непрерывно увеличивалось количество энергии доступной цивилизации. В 2005м этот период закончился. Инвесторы не должны ожидать будущего роста и будущих прибылей. Их не будет. Пришло время переоценки и адаптации.
Но люди управляющие миром не хотят переоценки Эксона, от его акций зависят их пенсии и благополучие - так они считают, а на самом деле на кону их жизни и жизни их близких и детей. Эти люди завели мир в тупик и с ужасом ожидают расплаты.
Чтобы ввести в заблуждение инвесторов и публику в ход идут самые грязные трюки - вместо бочек нефти начали считать нефтегазовый эквивалент. Компании разрабатывают месторождения с EROI<1 только чтобы их акции не упали в цене. Инвесторам и публике сообщают о 100-летних запасах сланцевого газа, чтобы удержать в цене акции нефтяных компаний оставшихся без нефти!!!
Люди которые владеют рычагами управления мира фактически ведут мир в пропасть.

Российская трагедия

Недавно один американец нефтяник опубликовал следующую историю, характерную для нефтегазового бизнеса. Хиреющая газовая компания, добыча газа у которой снижалась и акции падали в цене заказала его компании большое количество горизонтальных скважин. Деньги на бурение заняли в банке. Через короткое время добыча газа выросла в 4 раза, акции газодобывающей компании в пять раз!!! Инвесторы ринулись скупать акции компании в надежде разбогатеть. Запасы газа у газодобывающей компании не изменились и через 4 года она объявила себя банкротом. Владельцы компании стали богачами, а пострадали лишь вкладчики.
Население России напоминает этих вкладчиков. Сейчас россияне находятся в состоянии эйфории, акции газодобывающей компании растут в цене и растет добыча газа. Но конец близок.
Вот мнение экспертов - в 90х в России полагали, что нефти в России очень много и поэтому её можно добывать самыми хищническими методами. Авторы статьи полагают, то таким образом загубили 6 миллиардов тонн нефти. Оценка КНС - 15 миллиардов тонн нефти. То есть от 50 до 120 миллиардов бочек нефти были просто загублены режимом воров и временщиков. Цена этой нефти сегодня от 5 до 12 триллионов долларов США. Эту нефть даже не украли у народа, её просто уничтожили и с ней уничтожили будущее России.
Идея о том, что мир тонет в море нефти пришла с Запада, из кругов вращающихся вокруг рупора “либеральной экономики” - журнала экономист. Вот статья из журнала за 1999 год.
В ней на полном серьезе говорится что нефть никогда не будет стоить больше чем 5 долларов за бочку!!!
Доверие к Западу, доверие к установленной западом в России власти, доверчивость русского народа может стоить России ее существования.

Мир достиг пика добычи нефти в 2005м и уверенно вошел в небывалый энергетический кризис. Вокруг себя мы видим лишь первые порывы ветра страшного урагана, который сметет с лица планеты большую часть населения.

Россия вошла в кризис неподготовленной к борьбе за выживание - а именно борьба за выживание ожидает страну впереди. Разворованы и просто уничтожены ресурсы, разрушена промышленность, уничтожается армия.

Враг ведет многомерную изощренную информационную войну против России и представители врага частично перехватили управление Россией и с каждым днем развивают свой успех.

Понимание реальной ситуации в мире, чему так старательно и яростной препятствуют преставители “пятой колонны” запада в России, является первым шагом к организованному сопротивлению.

Приложение 1

Оригинал статьи здесь.
Но так как источники в ЖЖ часто исчезают бесследно, оргинал статьи публикуется ниже как приложение.


Читая "Не надо жадничать" - 1
Нефть, газ и экономика
http://leteha.livejournal.com/596554.html
Взгляд Лукойла ("Не надо жадничать")
http://www.expert.ru/printissues/expert/2007/42/prosto_ne_nado_zhadnichat

Самые интересные цитаты:
1 ."Если мы с вами начинали жизнь в девяностые годы, когда средний коэффициент извлечения нефти (КИН) был на уровне 24–27 процентов, то сейчас он приближается к 40 процентам."

Сравним:
Потенциал современных методов повышения нефтеотдачи пластов (декабрь 2006)
http://www.oilcapital.ru/print/technologies/2007/02/121133_105118.shtml
"в отрасли уже ряд десятилетий идет постоянное падение среднего проектного коэффициента извлечения нефти (КИН), который с 51% в 1960 г. уменьшился до 35% в 2000 г., а значение КИН за три последних пятилетних периода опустилось до 27-28%. Только за счет низкого КИН потенциальные извлекаемые запасы нефти в РФ уменьшились на 15 млрд тонн."

Мы ее теряем
http://www.expert.ru/printissues/expert/2006/46/my_ee_teryaem/print
В последние десятилетия наряду с традиционными первичными и вторичными методами добычи нефти стали получать все более широкое распространение третичные методы, или так называемые методы увеличения нефтеотдачи, которые могут использоваться после или одновременно с первичными и вторичными. Их применение обычно дает прекрасные результаты: объем извлекаемой на поверхность нефти (и, соответственно, конечный КИН) увеличивается в полтора и более раз по сравнению с традиционными способами добычи. Причем наибольший эффект они обеспечивают именно на «трудных» месторождениях

Ну а как с этими прогрессивными методами обстоят дела в России? По рапортам нефтяных компаний — просто блестяще: в последние полтора десятилетия объемы добываемой с помощью МУН нефти вроде как многократно возросли, в результате чего Россия якобы обогнала по этому показателю признанного мирового лидера — США. Но как утверждают отраслевые эксперты, радужная картина ничего общего с действительностью не имеет. По их словам, к методам увеличения нефтеотдачи у нас относят все чаще применяемые технологические приемы интенсификации добычи, которые приводят к ускорению темпов отбора нефти, а вовсе не к ее более полному извлечению. Использование непосредственно МУН в последние 15 лет у нас было практически полностью свернуто — по сравнению с пиковыми значениями 1989 года объемы добытой с их помощью нефти снизились на порядок и сейчас в 20 раз меньше штатовского уровня. Косвенным подтверждением столь печальной картины является все тот же падающий проектный КИН.

Более того, ученые-геологи в один голос говорят о том, что вышеупомянутый рост применения методов интенсификации добычи, напротив, приведет к снижению нефтеотдачи. По словам отраслевых экспертов, нефтяные компании не скрывают, что сегодня зачастую попросту снимают «сливки» с подконтрольных им месторождений, мало заботясь о долгосрочных перспективах добычи и многострадальном КИНе.

В грубом приближении стратегия «снятия сливок» выглядит так: на месторождении закрывается значительное число скважин с малым дебитом и, соответственно, высокими операционными издержками на тонну добытой нефти; благодаря использованию разных технологических методов интенсификации добычи, в частности гидроразрыва пласта, дебит оставшихся скважин увеличивают. В результате добыча нефти растет, финансовые показатели, благодаря уменьшению средней себестоимости добычи, улучшаются, зато часть трудноизвлекаемой нефти оказывается загубленной.

Косвенными свидетельствами этого процесса, который особенно активно шел в 2000–2004 годах, стало сокращение фонда действующих скважин гораздо ниже запроектированных уровней и параллельное уменьшение себестоимости добытой нефти, а также быстрый рост среднего дебита скважин. Если не считать «Татнефть» и «Башнефть» с их преимущественно выработанными и трудноизвлекаемыми запасами, описанные процессы наблюдались во всех крупных компаниях, но с особой интенсивностью они шли в упомянутый период в ЮКОСе и «Сибнефти». Дебит скважин у этих компаний за пять лет вырос приблизительно вдвое, а себестоимость добычи оказалась на фантастически низком уровне, которым до этого могли похвастаться лишь страны Персидского залива.


По оценке отечественных ученых-геологов, процессы закрытия скважин и интенсификации добычи могут стоить стране 5–6 млрд тонн потерянных запасов. Объективности ради стоит заметить, что представители упомянутых нефтяных компаний убеждали нас в прямо противоположном — в том, что используемые ими методы на самом деле приведут к росту коэффициента нефтеотдачи и просто непонятны отставшим от жизни отечественным геологам (см. статью «Слишком много нефти»). Но за несколько лет мы так и не смогли получить четких доказательств (например, динамики показателей проектных и текущих КИНов) в пользу такого тезиса ни от самих нефтяников, ни от независимых экспертов или ученых.

Отчасти недоиспользование МУН связано с субъективными факторами. Российские компании развращает сверхобеспеченность запасами (кстати, для вышеупомянутых «Татнефти» и «Башнефти» это как раз нехарактерно), которая позволяет им довольно беспечно относиться к ресурсной базе. К тому же нефтяные холдинги последние годы проходили стадию формирования, в ходе которого их владельцы больше заботились о краткосрочных целях вроде наращивания капитализации для выхода на зарубежные рынки или «выдаивания» активов для новых приобретений и экстенсивного роста.

Но полагать, что наши бизнесмены плохие и беспечные, а за рубежом — порядочные и рачительные, было бы слишком наивно. Главная причина удручающего положения с эффективностью использования ресурсов все же лежит за пределами компетенции отдельных недропользователей. Тем более что работающие в России ТНК с иностранным капиталом в отношении к ресурсной базе слабо отличаются. Отсюда можно сделать и другой вывод: технологическое отставание российских компаний причиной слабого применения МУН тоже не является.

Дело в том, что добыча нефти с использованием МУН, хотя и оказывается рентабельной, по экономической привлекательности все же значительно уступает другим доступным для нефтяных компаний способам вложения средств (см. график 7). В других странах этот недостаток прогрессивных технологий компенсируется, с одной стороны, разными формами поощрения со стороны государства (налоговые льготы, финансовые субсидии на НИОКР и т. п.), с другой — осознанием добытчиками того факта, что лежащая в недрах нефть — их собственность, из которой разумно извлечь максимум пользы до момента полной выработки или продажи другой компании.

Но в России в силу специфики наших законов ни один из этих побудительных мотивов не работает.

Советская система экономического стимулирования внедрения МУН была свернута в начале 90−х (см. статью «Не все так плохо, не все так хорошо»). Более того, во времена ельцинского хаоса был внедрен так называемый плоский налог на добычу полезных ископаемых, в соответствии с которым выплаты на тонну добытого сырья были установлены на одинаковом для всех недропользователей уровне независимо от характера разрабатываемых запасов. Это резко уменьшило возможности налоговых махинаций, но в то же время сделало экономически менее привлекательным разработку трудноизвлекаемых запасов и применение сложных и затратных МУН.

В дополнение к этому российские компании, в отличие, например, от американских, не являются собственниками недр и находящихся в них минералов, а лишь получают от государства временную (обычно на 15–20 лет) лицензию на их разработку — по ее окончании компания может разрабатываемого участка лишиться. Соответственно, наши компании за имеющийся у них срок, который существенно меньше среднего периода жизни нефтепромысла, стремятся извлечь наиболее «сладкие» куски, а добычу частично загубленной трудноизвлекаемой нефти оставить потомкам.

Ситуация усугубляется тем, что до последнего времени должный контроль за добывающими углеводороды компаниями отсутствовал — соответствие их деятельности проектным нормативам особо не проверялось, а лицензии за плохое поведение ни у кого не отбирали.


КИН и другие страшные звери
http://www.expert.ru/printissues/expert/2006/46/chto_takoe_kin/



Слишком много нефти
http://www.expert.ru/printissues/expert/2006/46/qa_rollinz/
Вот наша компания относительно небольшая, и мы не видим серьезных возможностей расширения своей добычной базы в России. Поэтому будем использовать все возможности по применению современных методов добычи нефти и увеличения КИН. В планах у нас поднять КИН на наших месторождениях до 45–50 процентов.

— По-моему, вы единственные из всех работающих в России нефтяных компаний, кто объявил о планах увеличения КИН. Почему раньше-то отмалчивались?

— Во-первых, нам нужно было собрать достаточно данных о месторождениях после реального бурения и добычи, чтобы подобные планы посчитать исполнимыми. Во-вторых, требовалось время, чтобы защитить наши новые методы освоения месторождений в надзорных органах, изменив соответствующим образом ТЭО его разработки.



КИНА НЕ БУДЕТ?
http://www.profile.ru/items/?item=22682
Минприроды утверждает, что сейчас российские компании извлекают лишь 30—35% разведанных запасов, остальные 65—70% безвозвратно теряются.

В мире аналогичный показатель составляет 50% и выше. Чтобы статистика была более доказательной, Минприроды приводит динамику роста КИН в США с 1990 по 2000 год — с 0,35 до 0,41. В России за тот же временной промежуток он снизился с 0,39 до 0,31, утверждает Минприроды.

Не все так плохо, не все так хорошо. 11 декабря 2006
http://www.expert.ru/printissues/expert/2006/46/slabiy_kontrol_neftedobychi/
— Коэффициент нефтеотдачи — один из важных показателей эффективности недропользования. Как у нас сегодня обстоят с этим дела?

— В 1965 году проектный КИН по России в целом составлял около 48 процентов, с течением времени его величина уменьшалась и сейчас опустилась до 35,5 процента (речь о накопленном значении. — «Эксперт»).

— Выходит, нефтедобыча у нас становится все более хищнической?

— Один только показатель — динамика проектного КИНа — не дает основания так судить. Строго говоря, этот показатель вообще отражает ожидаемые, проектные, а не достигнутые в какой-то период времени результаты. В начале разработки месторождения коэффициент нефтеотдачи вообще нулевой, постепенно он увеличивается до проектного, и только при закрытии месторождения можно определить реальный КИН. Но в России еще нет ни одного месторождения, где разработки были бы полностью завершены, ну, может, за исключением нескольких мелких.

Между тем уже давно идущее снижение проектного КИНа связано с влиянием ряда факторов. В советские годы при утверждении этого показателя шла борьба между Министерством нефтяной промышленности и Министерством геологии: первое тянуло КИНы вниз — на мой взгляд, это было более объективно, а второе прилагало усилия, чтобы они закладывались повыше (и зачастую преуспевало), что повышало значение сделанных геологических открытий и величину утверждаемых проектных КИНов. Кроме того, в шестидесятые господствовали слишком уж оптимистичные представления об эффективности процесса заводнения (закачка воды в пласт для вытеснения нефти и поддержания ее тока к скважинам. — «Эксперт») и других методов воздействия на нефтяные пласты, благодаря чему опять же утверждались более высокие проектные КИНы. Ну а главное, на протяжении последних десятилетий постоянно ухудшалась структура запасов. Еще в середине семидесятых годов было введено такое понятие — активные и трудноизвлекаемые запасы, доля последних к настоящему времени превысила 50 процентов.

— А как же США? Ведь там, несмотря на аналогичное, но еще более значительное ухудшение структуры запасов, проектный КИН, наоборот, все время повышается. Чем же мы хуже?

— Я долгое время занимался анализом ресурсной базы этой страны, изучал специальную литературу, нашу и американскую. Но я данные по коэффициентам нефтеотдачи или аналогам нашего проектного КИНа на текущий момент нигде у них не нашел.

Данные по числителю этого показателя — начальным извлекаемым запасам — можно найти без проблем и в динамике, и по месторождениям. В США прекрасно понимают, что эти сведения мало о чем говорят: сегодня можно извлечь 20 процентов, а завтра, когда нефть подорожает, — 30 или 40. А вот данных по знаменателю — начальным геологическим запасам найти невозможно. Более того, наш известный ученый нефтяник Владимир Щелкачов, долго занимавшийся историей нефтяной промышленности Америки, прямо писал, что за все время так и не смог найти сведения о начальных геологических запасах нефти в этой стране.

В начале восьмидесятых годов в США была подготовлена правительственная программа по применению методов повышения нефтеотдачи пластов. Нам удалось достать доклад программы по определенным каналам. Вот там действительно были данные о начальных геологических и начальных извлекаемых запасах, но только на тот момент. Доклад рассматривался в конгрессе, и его авторы доказывали, что проектный коэффициент нефтеотдачи в США небольшой — 32,8 процента.

— Выходит, мы все-таки не хуже, и особых проблем с эксплуатацией недр у нас не наблюдается?

— Не все однозначно. С одной стороны, после того, как пришло частное предпринимательство и подорожала нефть, стали вновь запускать неэффективные скважины, законсервированные в советские времена. Более того, в последние годы нефтедобытчики чаще корректируют утвержденный первоначально КИН в большую сторону — утверждаемые уровни этого показателя немного повысились и составляют 25–50 процентов.

С другой стороны, российские нефтяные компании по большому счету используют лишь традиционные технологии, которые давали хорошие результаты на менее сложных запасах. В подавляющем большинстве случаев при оценке проектного КИНа в качестве методов, позволяющих повысить нефтеотдачу пласта, рассматривается только заводнение, а современные методы увеличения нефтеотдачи (МУН, или третичные методы, — см. таблицу. — «Эксперт») практически не применяются. Это еще один фактор, негативно сказывающийся и на проектном КИНе, и на извлечении запасов. Есть и другие серьезные проблемы.

— Кстати, о прогрессивном. Раньше в прессе шла острая дискуссия о методах интенсификации добычи, которые наиболее активно использовали ЮКОС и «Сибнефть». Действительно ли им с помощью трехмерного моделирования пласта, снижения числа скважин, гидроразрыва пласта (образование искусственных трещин в пласте) и других высокотехнологичных штучек удавалось одновременно улучшать экономические показатели и повышать показатели извлечения нефти?

— Названные вами методы всем давно известны и практически всеми используются. Суть в другом. У ЮКОСа была стратегическая линия: как можно быстрее отобрать нефть с низкой себестоимостью. Это вписывалось в пропагандируемую в прессе идею, которую мне доводилось слышать и от нефтяников-бизнесменов, что нефть после 2050 года никому не будет нужна и резко подешевеет.

Эти компании в основном не увеличивали нефтеотдачу, а занимались интенсификацией добычи нефти и снижением ее себестоимости. Например, закрывали скважины с малым дебитом. На некоторых месторождениях у них себестоимость была как на Ближнем Востоке, что совершенно противоестественно — у нас не такие сказочные геологические условия, как у арабов. Грубо говоря, они отбирали самые жирные куски и не занимались тем, о чем говорили.

Если говорить о снижении числа действующих скважин, работа некоторых из них может быть экономически даже нецелесообразна, но их нельзя закрывать, поскольку они обеспечивают полноту выработки запасов. Тем более что у нас месторождение по закону о недрах сдается в аренду не пообъектно, а целиком, а это значит, что в нем должны одновременно разрабатываться все запасы — и легкие, и сложные для добычи.


Это особенно актуально для России, где, в отличие от тех же США, запасы находятся в собственности государства, а не частных лиц. Допустим, нефтяная компания выработала все лучшее на лицензионном участке за 20 лет, получила хорошую прибыль, а потом говорит: я лицензию продлевать не буду. Кто захочет дорабатывать перешедшее в нераспределенный фонд месторождение с оставшимися трудноизвлекаемыми запасами?

Приложение 2

Статья из журнала “Economist” за 1999 где утверждается, что нефть никогда не будет стоить больше чем 5 долларов за бочку.

An article in this week's Economist magazine predicts that oil prices
are likely to remain low for the foreseeable future. This does not bode
well for the economies of oil-dependent nations burdened with debt (and
other problems). It also speculates as to the other Gulf States'
possible future response to the low prices, which will determine the
monetary value of Iraq's oil exports. I am sending out the article in
full as background information, though there are few direct references
to Iraq. One of these, however, consists of the old refrain: "OPEC
members fear that Iraq, whose UN-constrained output rose by 1m barrels a
day in 1998, may some day be able to raise production further."

********************
LEADER: DROWNING IN OIL

"WHAT", sneered Abdurrahman Salim Atiqi, Kuwait's one-time oil minister,
"is the point of producing more oil and selling it for an unguaranteed
paper currency?" In 1973, when most people feared that nothing could
stop greedy OPEC members from raising oil prices as much as they
chose-though not this newspaper, which forecast an oil glut-the
producers affected to accept western cash for their black bullion out of
charity. Now the long oil-price odyssey seems at an end. Since its peak
in 1980, the price has fallen erratically. It has plunged by half in the
past two years alone. In real terms, oil now costs roughly what it did
before 1973. Crude is gushing from the ground at the rate of 66m barrels
a day, half as copiously again as in OPEC's prime. The world is awash
with the stuff, and it is likely to remain so.

That is good news, is it not? For consumers, certainly, especially those
in poor countries whose lives will be improved by the warmth, light and
mobility that cheaper energy brings. It  would be progress, too, to get
away from the notion that oil is scarce-an assumption that led to two
decades of energy-policy mistakes, such as subsidising coal and nuclear
power.

But do not imagine that the bad dream is over. It is worse than ever for
some of the world's most populous and poorest countries that make their
living from oil. Petroleum provides over half the government's income in
such places as Iran and Nigeria. OPEC's oil revenues last year were, in
real terms, only a fifth of their peak in 1980, so most oil producers
are beset by huge budget and current-account deficits. If cash-strapped
producers cut expenditure faster than consumers spend their windfall,
the effect of lower oil prices might even be to slow world economic
growth.

Cheap oil could cause instability as well as poverty. As a result of
last year's low prices, the Mexican government has revised its budget
three times and increased borrowing. Mexico is hardly a paragon of good
government, but, thanks to the diversification of its economy since the
1980s, it at least has an alternative to oil. Many other oil-producing
countries are ill-placed to cope with low prices. Cheap oil might merely
aggravate the twin evils of corruption and bad government.

No naked flames, please

The bigger fear is that consumers will one day suffer, too. Hydrocarbons
and political volatility seem to go together. The Middle East has the
world's cheapest and most abundant reserves of high-quality oil. Russia
supplies most of Western Europe's natural gas. The dependence that this
implies has been obscured in the past decade because OPEC's high prices
in the 1970s and 1980s paid for the development of oil and gas fields in
such expensive regions as the North Sea.

But low prices will gradually put most such areas out of
business-especially if cash-strapped Gulf states conclude that the best
way to increase revenues is to boost production, which could drive
prices from today's $10 to as little as $5 (see article). The world will
then again depend on a few Middle Eastern countries for half its oil, up
from a quarter now.

At least for the moment, three of these countries-Kuwait, Saudi Arabia
and the United Arab Emirates-are staunch western allies. But Iran and
are not; and the whole of the Gulf is unstable. All the region's
governments are suffering from the decline in the oil price. Most are
repressive and unpopular. None has a sure hold on power.

If the Saudi royal family, in particular, were overthrown, it would send
oil markets into turmoil. Once low prices move more production back to
the Middle East, even a toppled emirate or two might be enough to cause
disarray. It is no use hoping that a rebel government would keep the oil
flowing at any cost. Remember the revolution that overthrew the shah of
Iran in 1979. It cut supplies for only a few months-but was enough to
trigger the second oil shock.

Of course, any such shock would be different today. Economies depend
less on oil than they did. The development of markets to trade oil and
oil futures means that price signals are relayed faster and more
efficiently. Oil-producing capacity outside OPEC could be brought back
on stream should oil prices ever blip up again. Yet any interruption to
oil supplies would be hugely damaging to the world economy. That is why,
even as prices fall, governments of consuming countries should be
guarding against the dangers of oil dependence.

One way of doing this is to keep researching into alternatives to the
petrol-powered internal combustion engine, such as fuel-cell systems,
which can derive hydrogen from natural gas. Another is to curb
consumption through higher petrol taxes. The country best able to make a
difference is America, which consumes a quarter of the world's oil,
almost all of it for transport. American petrol taxes are so low that
they do not even take account of environmental costs such as pollution.
There is no better time to perform the politically awkward feat of
raising taxes than when oil prices are low and the money can be quickly
handed back in lower taxes elsewhere.

Yet even this would serve only to mitigate the future risks. By all
means, welcome the return of normality to oil markets and the end of
OPEC's power. But just as oil's scarcity seemed a fact of life in the
1970s, its abundant flow might be too easily taken for granted today.
Normality could last a while; but it is unwise to assume that it will
endure for ever.

MAIN ARTICLE: WHY CHEAP OIL MAY BE BAD

Cheap Oil: The next shock?

The price of oil has fallen by half in the past two years, to just over
$10 a barrel. It may fall further-and the effects will not be as good as
you might hope.

OIL is cheaper today, in real terms, than it was in 1973. After two
OPEC-induced decades of expensive oil, oil producers and the oil
industry as a whole have more or less given up hope that prices might
rebound soon. The chairman of Royal Dutch/Shell, Mark Moody-Stuart,
three months ago unveiled a five-year plan that assumed a price of $14 a
barrel. He has since publicly mused about oil at $11. Sir John Browne,
chief executive of BP-Amoco, is now working on a similar assumption.

Consumers everywhere will rejoice at the prospect of cheap, plentiful
oil for the foreseeable future. Policymakers who remember the pain of
responding to oil shocks in 1973 and in 1979-80 will also be pleased.
But the oilmen's musings will not be popular with their fellows. For if
oil prices remain around $10, every oil firm will have to slash its
exploration budget. Few investments outside the Middle East will any
longer make sense.

Cheap oil will also mean that most oil-producing countries, many of them
run by benighted governments that are already flirting with financial
collapse, are likely to see their economies deteriorate further. And it
might also encourage more emissions of carbon dioxide at just the moment
when the world is trying to do something about global warming.

Yet here is a thought: $10 might actually be too optimistic. We may be
heading for $5. Thanks to new technology and productivity gains, you
might expect the price of oil, like that of most other commodities, to
fall slowly over the years. Judging by the oil market in the pre-OPEC
era, a "normal" market price might now be in the $5-10 range. Factor in
the current slow growth of the world economy and the normal price drops
to the bottom of that range.

That the recent fall in prices has been so precipitous merely confirms
that, for the past 25 years, oil has been anything but a normal
commodity. Although the Middle East contains two-thirds of the world's
proven oil reserves, it produces less than a third of the world's oil.
If production were determined by cost and quality alone, most oil would
come from these countries. Oil in the Gulf is cheap to extract-barely $2
a barrel, a quarter of the cost in the North Sea. Unlike the heavy
crudes of Mexico or Venezuela, it is of high quality and high value.
Much of the world needs fancy technology and expensive rigs to extract
oil; in Arabia, as the old hands say, "you just stick a straw in the
ground and it gushes out."

The Gulf countries are to blame for their small share of the market. By
nationalising their oil industries and doing their best through the OPEC
cartel to keep prices high in the 1970s and 1980s, they encouraged oil
development elsewhere. With oil so profitable, prospectors searched
inhospitable parts of the world. The perverse result is that high-cost
regions (such as the North Sea) have been exploited before low-cost ones
(such as Iran).

The oil industry is like a ship with its centre of gravity above the
water line, says Jeremy Elden of Germany's Commerzbank. It can sail
smoothly for years, but capsize suddenly in rough seas-and do so quite
rapidly. An unprecedented combination of excess supply and weak demand
has created just such rough seas in the past year. The finances of the
Gulf states are suffering, as budget cutbacks and recent talk of defence
cancellations have shown.

Yet if the Gulf producers thought that oil prices would remain low for
some years, it would pay them to abandon all attempts to boost oil
revenues by propping up prices, and instead to increase production. The
result would be a world in which supply and demand were determined not
by geopolitics and cartels, but by geology and markets-meaning that, in
today's conditions, the price would head down towards $5. That sounds
appealing. But it carries also a less happy corollary of a world that
depends upon a highly unstable region for half its oil, with the
proportion rising all the time.

A new report by Arthur Andersen, an accounting firm, and CERA, an energy
consultancy, argues that the present price collapse is fundamentally
different from the previous one, in 1986. Then, high prices had choked
off demand; but as soon as oil became cheap again, the thirst for it
returned. This time demand has barely picked up, even though the price
has fallen by half.

One short-term reason is yet another unseasonably warm winter in the
northern hemisphere. A more lasting one is the economic troubles of
Asia, the region that had been expected to drive oil-company profits for
years to come. Even such sceptics as David O'Reilly, one of Chevron's
bosses, who continues to pooh-pooh what he calls a temporary "price
siege", still worry that, because of Asia's crisis, demand might not
rebound. Demand may fall further if and when America's record-breaking
growth comes to an end.

There is another threat on the demand side: worries over global warming.
Although the science remains inconclusive, rich countries agreed at the
Kyoto summit in 1997 that it is worrying enough to warrant pre-emptive
action. So they have agreed to binding targets to reduce their emissions
of greenhouse gases. Whether or how countries will hit these targets is
unclear. But demand for oil (though not for cleaner gas) in the rich
world is likely to be one casualty.

The supply situation is even gloomier for producers. Unlike 1986, oil
supplies have been slow to respond to the past year's fall. Even at $10
a barrel, it can be worth continuing with projects that already have
huge sunk costs. Rapid technological advances have pushed the cost of
finding, developing and producing crude oil outside the Middle East down
from over $25 a barrel (in today's prices) in the 1980s to around $10
now. Privatisation and deregulation in such places as Argentina,
Malaysia and Venezuela have transformed moribund state-owned oil firms.
According to Douglas Terreson of Morgan Stanley Dean Witter, an
investment bank, this has "unleashed a dozen new Texacos during the
1990s", all of them keen to pump oil.

Meanwhile OPEC, which masterminded the supply cuts that pushed prices up
in the 1970s and 1980s, is in complete disarray. The cartel will try yet
again to agree upon production cuts at its next meeting, on March 23rd,
but, partly thanks to its members' cheating on quotas, the impact of any
such cuts will be small. OPEC members fear that Iraq, whose
UN-constrained output rose by 1m barrels a day in 1998, may some day be
able to raise production further. Last week Algeria's energy minister
declared, with only slight exaggeration, that prices might conceivably
tumble "to $2 or $3 a barrel."

Nor is there much chance of prices rebounding. If they started to,
Venezuela, which breaks even at $7 a barrel, would expand production; at
$10, the Gulf of Mexico would join in; at $11, the North Sea, and so on
(see map). This will limit any price increase in the unlikely event that
OPEC rises from the dead. Even in the North Sea, the bare-bottom
operating costs have fallen to $4 a barrel. For the lifetime of such
fields firms will continue to crank out oil, even though they are not
recouping the sunk costs of exploration and financing. And basket-cases
such as Russia and Nigeria are so hopelessly dependent on oil that they
may go on producing for some time whatever the price.

And $5?

All this explains why oil prices will remain low. But there needs to be
a shift in the policy of the world's biggest producer, Saudi Arabia, for
them to be halved again. The kingdom has for years restrained output to
support prices. However, if its rulers think prices are going to remain
low anyway, their calculation may change.

"If it weren't for politics," insists Euan Baird, head of Schlumberger,
the world's biggest oil-services firm, "every barrel of oil would be
pumped out of the Gulf-especially Saudi Arabia." Politics is not dead
yet, as troubles in so many oil countries, from Venezuela to Russia to
Nigeria have made plain-indeed, it may be the very prize of oil that has
created these countries' problems. But a new kind of politics may now be
at work to make Mr Baird's assertion come true.

The latest oil-price shock has come at a sensitive time for the Saudi
ruling family. Power is passing from the ailing monarch, King Fahd, to
his brother, Abdullah. The autocratic family has had problems with
dissent in radical Islamist quarters. Low oil prices crippled the Saudi
economy in 1998: output shrank by nearly 2%, both the current-account
and the budget deficits soared to nearly 10% of GDP and debt approached
100% of GDP. This year will be worse.

The choice is simple. Either the Saudis must cut back their welfare
state, by slashing benefits and raising taxes, or they must find a way
of increasing oil revenues. But the ruling family's delicate domestic
situation makes the first option difficult. So instead the Saudis may
now do what once would have been unthinkable: throw open the taps. That,
according to McKinsey, a management consultancy, would certainly herald
an era of $5 oil.

It would also destroy OPEC. But the cartel is already moribund, and
unless Saudi Arabia can bring it back from the dead, which is highly
unlikely, going for full production is the strategy that makes most
sense for all the Gulf states. Mr Elden has crunched the numbers for the
five main producers (Saudi Arabia, Kuwait, Iran, Iraq and the United
Arab Emirates) at a $10 price. His analysis shows that after a short
period of lost revenues, the Gulf states would enjoy years of strong
cash inflow, as they take market share from high-cost regions. He
reckons that the real rate of return for the Gulf states on such an
"investment" is 13%, well above the cost of borrowing to plug budget
gaps. If Saudi Arabia, on its own, pursues volume, he reckons its rate
of return would be an impressive 15%.

The catch is finding the money needed to buy equipment and develop
fields now, so as to expand production fast. The strategy Mr Elden
suggests of going for full production might cost perhaps $110 billion, a
good $50 billion more than the Gulf states have to hand. But these
countries will not have to beg for charity: their reserves have a
present value of $1.2 trillion. Foreign oil bosses are already queueing
up, chequebooks in hand.

Sensitivities about OPEC are one reason why some people doubt that the
Saudis will, say, double output to gobble up a 25% share within a few
years. Plenty of oilmen think that Saudi Arabia is too cautious for
that. The Saudis might instead respond to low prices by increasing
output only slowly and quietly. Such a strategy would serve Saudi
Arabia's political ends by keeping its chums in OPEC afloat, and its
economic ends by forcing many private-sector oil firms to slash output
from high-cost, non-OPEC fields.

There are signs that the nationalism of Gulf producers is crumbling.
Kuwait is debating opening its oil fields to foreign investment. Even
Saudi rulers have dropped some hints. Prince Abdullah, on his first
visit to America last autumn, met American oil firms to discuss possible
upstream investment in his country, a subject that would once have been
taboo. Every few weeks, another top oilman visits the Saudis. Last
month, Bill Richardson, America's energy secretary, arrived to woo the
royals. Although the Saudis were coy on that occasion, Mr Richardson
says he is confident that a framework for upstream foreign investment,
beginning with gas, but likely to go on to oil, will be in place within
six months.

The good news . . .

One might expect a collapse in oil prices to fuel an orgy of gleeful
consumption. Indeed, when the oil price halved in the mid-1980s, world
consumption did soar-by 2.7% a year for three years. But not this time,
argues Joe Stanislaw of CERA, for two reasons. One is, again, the
advance of technology, which has made alternatives to oil, such as
natural gas, cheaper. In the mid-1980s oil consumption surged in part
because when oil fell below $20 a barrel, it was often substituted for
gas. Now, advances in gas turbines have made gas more attractive, even
if oil prices go below $10.

Another factor is a legacy of previous oil shocks-taxes that are aimed
at conservation. In all rich countries but one, taxes make up so much of
the price of petrol at the pump that consumers hardly notice any drop in
crude prices. In Europe, for example, about 80% of the purchase price
(typically, $1 a litre) is tax. The exception of course, is America,
where taxes make up only a third of the price-but at about 40 cents a
litre, the price is very low anyway. Philip Verleger, a petroleum
economist, reckons that even a prolonged period of low oil prices (below
$10 a barrel) will provide a negligible boost to consumption in OECD
countries, perhaps no bigger than 1%.

In poor countries, where taxes are lower and more new power stations and
vehicles are being built, the effect of cheaper oil will be greater. Low
prices will mean that more poor consumers can enjoy the benefits taken
for granted by their rich-world brethren, although that will also mean
they produce more greenhouse gases. In places like China, most power now
comes from plants using inexpensive, but filthy, coal. Mr Verleger
points out that a $5 world might encourage a shift to oil-fired plants
or, better still, to cleaner ones using natural gas.

. . . and the bad

Yet a falling oil price will not be good for everyone. In particular,
the oil companies and the producer countries will suffer. Low prices
have left both screaming in pain-and there may be worse to come .

The six biggest American oil firms posted grim fourth-quarter results
for 1998: their after-tax profits fell by 90%, or $4.8 billion, compared
with the same quarter a year earlier. The recent mergers of BP with
Amoco and Exxon with Mobil mark a new round of consolidation in the
industry. A big motive is to take costs out of the business: Exxon-Mobil
for example, expects to save $2.8 billion from its merger. With its own
reorganisation and internal streamlining, Shell is hoping to save $2.5
billion a year.

The big firms are also expecting Gulf countries to open up to investment
and are creating formidable lobbying machines in readiness. This week
two European oil firms, ENI and Elf, signed contracts to help develop
Iranian oil fields. The new BP-Amoco will take its place near the front
of the queue to see Gulf oil ministers, but it will also be able to call
on new American friends to put in a good word. Sir John Browne lobbied
Mr Richardson before his visit to Saudi Arabia.

If oil companies find that they can adapt, albeit painfully, OPEC
countries will find it much harder. The revenues of the cartel's members
plunged in 1998 to about $100 billion, only one-fifth of their 1980
revenues in real terms, according to Marvin Zonis of the University of
Chicago. All the oil producers are suffering, but some are in better
shape than others. Mexico, for example, has diversified its export base,
though the federal government still gets about a third of its revenues
from Pemex, the state oil monopoly. Britain has a diversified economy
that can weather the price drop. Norway has set aside surplus oil
revenues to pay for pensions for its ageing population as oil income
wanes. Abu Dhabi and Kuwait, with few people and lots of cash, have been
able to stash profits away for rainy days.

But other countries are heading for big trouble. Nearly half of Russia's
hard-currency earnings come from crude-oil exports; that figure rises to
about 80% for Venezuela and 95% for Nigeria and Algeria. In Russia (and
also in the Caspian) low oil prices may make much production
unprofitable. In Venezuela, where production costs are lower, the
bursting of the oil bubble has helped to propel a populist military man,
jailed for two failed coups in 1992, into the presidency. Prolonged low
prices could trigger social explosions in several other unstable
producing countries.

As for the country that has most ostentatiously frittered away its oil
wealth, Nigeria, the delicate transition to democracy that took a
further step with last weekend's presidential election could yet be
undermined by economic troubles. Nigeria is a low-cost producer, so it
will still be in business even with low oil prices. But its
mismanagement-Nigerians have recently had to queue for two days to get
petrol-has been so bad that the transition could prove difficult
nonetheless.

In the short run, at least, the oil monarchies of the Gulf could also be
in difficulty. Low prices threaten the delicate "ruling bargain" between
dictatorial rulers and coddled subjects. A further plunge in revenues
might put them at great risk. If they slash benefits or raise taxes,
they risk a backlash that could even shove them out.

In the medium term, however, the Gulf states will find that their
revenues recover and even increase with cheaper oil. So once they have
made the transition to higher production, a $5 world should not hold any
terrors for them. But it may hold more terrors for the rest of the
world-for, just as in 1973, it will find that it is increasingly
dependent on a few unstable and unreliable Gulf countries, notably Saudi
Arabia, Iran and Iraq, for its energy. Cheap oil may not then look quite
so wonderful, after all.

********************