Является ли Россия консервативной страной?

Риторика о том, что Кремль ведёт консервативную и традиционную политику, поддерживается как в самой России, так и на Западе. Однако на поверку она может не выдержать критики

Фото: Artem Beliaikin / Unsplash

В Италии вышла книга журналистки и писательницы Марты Аллевато «Морализирующая Россия. Крестовый поход Кремля за традиционные ценности» (“La Russia moralizzatrice. La crociata del Cremlino per i valori tradizionali”). Основной тезис автора: третье переизбрание Владимира Путина совпало с поворотом к пропаганде, направленной против секуляризованного «загнивающего» Запада, которому противостоит традиционная христианская Россия. Реакционная риторика подпитывала антизападный мистицизм, основанный на таких элементах, как воинственность, антиамериканизм, православие и борьба со всеми ересями. По мнению автора, это новое национальное самосознание является одной из главных причин украинского конфликта. С одной стороны, Аллевато утверждает, что перечисленные эффекты носят пропагандистский характер (поэтому не обязательно действительны), а с другой – считает реальным противостояние между «добрым и прогрессивным Западом» и «ретроградной и реакционной Россией». Что ж, тезис автора ясен. Однако мои наблюдения иные. 

Книга Марты Аллевато «Морализирующая Россия. Крестовый поход Кремля за традиционные ценности». Фото: PIEMME

Меня в своё время поразило, что на инаугурации Сергея Собянина на пост мэра Москвы патриарх всея Руси Кирилл заявил, что «роботы никогда не будут управлять людьми». Это заявление, казалось бы, неуместное, объясняется уровнем развития московской столицы. Из-за сложной геополитической обстановки на Западе укрепилось стереотипное представление о том, что Россия – в целом отсталая и недостаточно развитая страна и по этой причине является носителем некоего антизападного «мистицизма». На самом деле всё обстоит иначе, и вопрос о технологиях – тому подтверждение. Подобные вопросы в Европе встречают определённое культурное сопротивление, поскольку при доброй воле многих интеллектуалов и политиков менталитет, который мы определяем как по сути светский, является не более чем отражением христианского менталитета: одежда меняется, но суть остаётся прежней. К роботизации Европа относится, исходя из своего христианского культурного кода, то есть безо всякого оптимизма. В России ситуация другая. Несмотря на нынешний ярко выраженный религиозный дискурс, направленный на защиту православия, то, что общество понимает под «светскостью», в основном является прямым следствием советского государственного атеизма. Было бы неверно называть советский атеизм чисто политическим явлением в инструментальном смысле этого слова. Напротив, он затрагивал и формировал общество и жизнь человека во всех её аспектах – в частности, приучал смотреть на человека как средство для достижения лучшего будущего. Неудивительно, что в России противостояние цифровизации объясняется лишь политическим и правовым риском. О том, что человек может стать средством, а не целью, о том, что «человечность» в конечном счёте не может и в любом случае не должна быть редуцирована или заменена, – и речи не идёт.

Можно ли назвать такие взгляды традиционными? Воззвание патриарха Кирилла более походило на глас вопиющего в пустыне советского техно-оптимизма. 

Можно упомянуть и о ещё более очевидных вещах – таких как отношение к абортам и разводам. В стране, которая первой в истории человечества в 1920 году легализовала право на аборт и которая сегодня занимает одно из первых мест по количеству абортов и разводов (наряду с Белоруссией и Казахстаном), настойчивость определённой риторики о «консерватизме» или «традиционности» кажется столь же противоречивой, сколь и неуместной. В России также разрешены суррогатное материнство, искусственное оплодотворение и экстракорпоральное оплодотворение, что воспринимается обществом вполне спокойно. Обычно, когда от слов переходят к делу, то есть к формулированию конкретных политических предложений, направленных на отмену аборта, реакция общества и большинства партий (независимо от их политической ориентации и культурной традиции) бывает негативной, сильной и единой. Более того, никому не хочется закладывать здесь семена консервативной риторики на долгую перспективу, тема неизменно поднимается только ради хайпа. 

Конец социализма не имел особого значения: в данном случае (советский) социализм и затем либерализм новообразованной Российской Федерации не так уж и отличаются: это две глубоко современные идеологии, исторически противоположные «естественному» праву, на которое ссылаются (или должны ссылаться) те, кто предлагает защищать христианство в государственной и общественной сферах, те, кого в действительности называют «консервативными». 

Единственной палочкой выручалочкой, которая, как предполагалось, сделает Россию консервативной (по сравнению с западными странами),  была её последовательная политика в отношении гражданских союзов и браков однополых пар. Это был бы тот решающий вопрос, который не оставляет сомнений и удовлетворяет как тех, кто за современную Россию, так и тех, кто против. Но, простите: стоит напомнить, что около 10 лет назад гомосексуальные пары в России могли легко усыновлять детей при условии того, что ребёнок был сыном одного из партнёров. Какую именно традицию восстанавливает «традиционная» Россия?

Во многих европейских языках и в русском существует определённая семантическая взаимозаменяемость терминов «консервативный» и «традиционный», особенно когда речь идёт о ценностях. Консервативные или традиционные ценности – это примерно одно и то же. Conservāre на латыни значит просто «сохранять». Данное понятие предполагает только то, что нам «нечто» предшествовало. Однако оно ничего не говорит о сущности сохраняемого. «Предшествовавшее» просто дано, и мы решили его сохранить. В то время как понятие традиции (от латыни traditio-onis, propr. «передача»), как это ни парадоксально, предполагает определённую «активность» и прямую связь с прошлым. Традиция – это передача нам наследия предыдущих поколений ими самими. Этой связью объясняются такие понятия, как коллективная идентичность и традиционализм. И я не вижу никаких оснований полагать, что современная Россия приняла христианскую традицию (а другой и не было) из рук России исторической, сметённой большевистским режимом. И поэтому прихожу к выводу, что современная Россия – страна консервативная, в том смысле, что она сохраняет советское наследие (слегка видоизменённое 90-ми годами), но пока что не традиционная. И «крестовый поход» за традиционными ценностями – пусть западные журналисты не нагнетают – ещё придётся совершить самой России внутри себя.