Военкор Коц: на что способен «русский Ванька»

• Никита Ляховецкий, Политолог

© Народный фронт

Автор Народного фронта специально для «Ридуса» подготовил интервью с военкором «Комсомольской правды» Александром Коцем...

Вы летописец СВО. Как изменилась наша армия за время спецоперации? Какие главные вехи можно вы

Коц: за восемь лет, прошедших с 2014 года, когда мы без единого выстрела взяли Крымский полуостров, армия изменилась кардинально. У нас появились новые средства поражения. Беспилотная авиация перевернула представления о современных боевых действиях: дрон стоимостью 50 тысяч рублей уничтожает многомиллионную технику.

У нас появились фланирующие боеприпасы: обычные авиабомбы, которые лётчики называют «чугуний», к ним приделывают крылья. Они становятся высокоточным средством поражения.

Появился так называемый разведывательно-ударный контур. Это когда с воздуха ведётся разведка, а координаты обнаруженной цели в режиме онлайн передаются на командный пункт, где принимается решение об ударе на поражение.

В начале СВО между обнаружением цели и командой «На поражение!» могло проходить до суток. Когда звучала команда, цели уже не было. Били просто в пустоту. Наверное, это основная эволюция в современных Вооружённых силах РФ. Противник тоже эволюционирует. Но пока мы видим, что в соревновании меча и щита выигрывает меч. Наши бойцы на передовой проявляют солдатскую смекалку, у нас появляются «танки-черепахи», или «царь-мангалы».

Сейчас у нас на фронте внедряется действительно много изобретений?

Коц: и на фронте, и в тылу у нас очень развиты так называемые народные конструкторские бюро. Под эгидой Народного фронта действует «Кулибин-клуб», который разрабатывает очень интересные вещи — от воздушных дронов до РЭБов и наземных гусеничных дронов, за которыми большое будущее. Потому что сегодня очень сложно доехать до переднего края, например, для подвоза припасов или для эвакуации раненых, а это — роботизированные тележки, которые управляются на расстоянии. Это большое подспорье.

Кажется, это вас восхищает?

Коц: меня восхищает энтузиазм, с которым наши люди, не имея каких-то государственных ассигнований или государственной поддержки, изобретают всё это на народные донаты. Раньше было принято думать, что «русский Ванька» только на кухне сидит, под стакан водки клянёт власть и больше ни на что не способен.

Начиная с 2014 года мы показали, что «русский Ванька» готов идти воевать добровольцем, готов идти в волонтёры, готов что-то изобретать для помощи фронту и жертвовать свою копеечку для закупок необходимого на войну.

Вы лично ездили на доставки «гумки» бойцам. Как это происходит, как вас встречают?

Коц: мой первый сбор для артиллерийского дивизиона 2-го армейского корпуса возили девушки из регионального отделения Народного фронта в ЛНР (к сожалению, меня тогда не было в Луганске). Они попали под артиллерийский обстрел. Иногда доставка происходит у линии боевого соприкосновения, иногда в тыловой зоне, но это всегда незабываемые ощущения, потому что ты видишь, как горят глаза у бойцов, и понимаешь, что это оборудование тут же пойдёт в работу.

Так было, когда мы передали доставку 239-му отдельному разведывательному батальону на Запорожском направлении. На следующий день ребята присылают мне съёмку: «Вот этот дрон мы „посадили“ твоим ружьём».

А ещё я заметил, что если раньше в ассортименте этих сборов мне было всё понятно, то сейчас зачастую нет. Например, во время распаковки крайнего сбора, который я доставил для отдельного разведывательного батальона на Артёмовском направлении, я не понимал, что это. Тут подходит боец и говорит: «Это такая-то приблуда…», я даже слов этих не понимаю…

То есть у нас существуют такие специалисты, которые из разных деталей мастерят новые уровни связи, какие-то мосты Wi-Fi, и это сразу поднимает уровень взаимодействия между разными подразделениями. Они закрывают полностью район с неба, полностью контролируют всё на земле — и всё это за счёт народных сборов и тех закупок, которые делаются в рамках фонда «Всё для Победы!».

Ваша профессиональная биография выглядит как героическая сага: самые горячие точки мира, террористы, ранения, плен, преследования. Как это отражается на вашей личности?

Коц: уже больше 25 лет я показываю войну через судьбы и характеры, потому что каждая судьба уникальна. Это могут быть военные или гражданские люди, волонтёры, медики — кто угодно. Всё это я пропускаю через себя. Может быть, это как-то и отражается на личности. Изнутри сложно судить. Об этом, наверное, лучше спрашивать моё окружение. Мне кажется, что не сильно отражается. Но, возможно, я стал циничнее, черствее. Личность ведь формируется в процессе работы, общения с друзьями и родственниками. Она закладывается ещё во время воспитания родителями: насколько человек будет амбициозен, насколько ему будет не всё равно то, чем он занимается. Поэтому, наверное, всё-таки не профессия меня сделала, а родители и школа.

Ваша работа сопряжена с постоянным риском для жизни. Вы каждый день видите ужасные вещи, иногда теряете товарищей и коллег. Как справляетесь?

Коц: я не замечаю у себя каких-то психических или психологических проблем. Может быть, кто-то их видит со стороны. Знаю коллег, которые приезжают из двухмесячной командировки и ревут ночами в подушку в течение недели. У меня этого нет. Не знаю, может быть, это придёт позже, а может быть, вообще не придёт. Замечаю только, что могу растеряться в большом супермаркете.

Есть прекрасный голливудский фильм «Повелитель бури». В нём очень хорошо описана психология войны. Из командировки возвращается сапёр, который вместе с женой и ребёнком идет в супермаркет. Она ему говорит: «Иди возьми сухой завтрак». Он приходит в отдел, смотрит на полки с разнообразными коробками в одну сторону, потом в другую и не понимает, зачем всё это. Нечто подобное первые два-три дня испытываю и я, а дальше я совершенно спокоен.

Я вообще очень высокоадаптивный человек. У меня нет проблем с возвращением в мирную жизнь или, наоборот, с возвращением в военную жизнь. Вот только сложно работать неделю на войне, неделю здесь. Поэтому я не понимаю, как Владимир Рудольфович Соловьёв каждую неделю ездит туда-сюда. Это постоянный разрыв между разными мирами. Мне проще уехать на полтора, два или три месяца на войну, а потом месяц быть в Москве. Правда, в 2022 году я был в командировке девять месяцев из двенадцати.

Как семья относится к вашей профессии?

Коц: родители у меня сами журналисты. Отец работал в первую чеченскую войну, был в плену. Дети гордятся, жена привыкла за двадцать с лишним лет. Понимаете, у нас не принято виснуть на штанине и кричать: «На кого ты нас бросаешь?!» Она прекрасно знает, что если устроить сцену перед отъездом, то я буду накручивать себя в командировке и меньше думать о своей безопасности.

За вами следят и те, чьё внимание в прямом смысле слова опасно для жизни. Какие ограничения это накладывает на вашу жизнь?

Коц: не буду в полной мере рассказывать о мерах безопасности, которые предприняты. Выходя из дома или кафе, я всегда осматриваю машину и проверяю, что под днищем. В принципе, моя жизнь не сильно изменилась после того случая, когда была вскрыта слежка за моей семьёй, пока я был в зоне спецоперации. На СВО мне охрану никто не даёт. Предлагали, но я сказал, что мне проще передвигаться самому, чем привлекать к себе лишнее внимание машинами сопровождения и бронированными джипами. Чем ты незаметнее, тем тебе безопаснее. Да, внимание есть — звонки, угрозы, в том числе семье, жене и детям, но мы всё прекрасно понимаем: тот, кто хочет что-то совершить, не будет предупреждать.

Военкорство — это на всю жизнь?

Коц: не знаю. Хочется, конечно, сидеть в домике, писать мемуары и книги. Но внутренний зуд, когда тебя прямо бьёт лихорадка из-за того, что где-то что-то происходит без тебя, не отпускает. Если он пройдёт, я буду, наверное, только рад. Но я смотрю на Александра Сладкова, который старше меня, а он до сих пор бегает по полям сражений. Иллюзий никаких нет.