За колоски давали женщинам по 3 года ссылки, но мало кто из нее вернулся

Документ № 42

Колокольцова Анна Вячеславовна родилась в 1919 г. в д. Подъяково Кемеровской области. Живет там же. Рассказ записала Лопатина Наталия в августе 1999 г. (спецэкспедиция фонда "Исторические исследования").

Что такое колхозы, мы не знали. Агитаторы говорили, что нужно соединить все хозяйства и вместе работать, и все будут хорошо жить. Говорили, что это будет добровольно. Но, на самом деле, тех, кто не хотел вступать в колхоз, выселяли семьями, все отбирали. В дорогу им ничего не разрешалось брать. Родители говорили, что это были хорошие люди, трудолюбивые. Что с ними сталось, мы не знали, не было от них вестей. У нас богатых не было. Были хозяйства, которые крепче остальных стояли. Они помогали бедным. Работу давали.

Люди без охоты шли в колхоз. Привыкли - всяк себе работать, а тут непонятно - на кого. Крестьяне сначала бунтовали, а потом смирились. Родители мои вошли в колхоз. Так то жили не богато, а в колхозе совсем плохо стало. И родители как-то сумели переехать в леспромхоз под Анжеркой.

Дом у родителей был однокомнатный. Отец сам делал всю мебель. Посередине стояли стол со скамейками. Вдоль стен стояли палати. На них лежала солома вместо матрацев, укрывались самотканной дерюжкой. Не было тогда пастельного белья ни у кого. Спали, как придется - иногда одетые, иногда раздетые. Как поросята спали.

Носили мы домотканную одежду. Мать лен выращивала и сама ткала. На ногах носили лапти. Я уже замужем была, все лапти носила. В них ходить хорошо, легко, удобно. По морозу пимокаты на ноги одевали. Мы в магазинах ничего не покупали. Может, у кого-нибудь и были деньги, а у нас нет. В колхозе денег не давали за работу. Мы сами все могли себе смастерить, сшить. Все сами, как в средние века.

Я выросла в лесу. В 1937 г. моего отца забрали прямо с работы. Он был обыкновенным рабочим. За что забрали? Куда увезли? - Мы так и не узнали, хотя искали его. Когда отца забрали, у матери было восемь детей. Она родила двенадцать, но в живых нас осталось восемь.

Обидно, что отца забрали, мы ведь бедные были. Соседи, у которых никого из семьи не забрали, смотрели на нас косо. Многие нас поносили, что мы враги народа. Мы боялись, лишний раз на улицу выйти. Нас презирали. Я и замуж не могла там выйти. Кто посватается за дочь врага народа? Приехал в наш колхоз парень и взял меня в жены. Увез из села. У меня выбора то не было. Мне тогда было 19 лет. Построили мы с мужем избушку, на крышу тальнику набросали, считай, что без крыши жили. А мебель мужик мой сам сделал: стол и скамья. Двое ребятишек у нас было.

После ареста отца мы переехали в Подъяковский колхоз. Мать на работу идет, и ты с ней топаешь травку на поле рвать. Мать с нами, как курица с цыплятами. И работала она с утра до вечера, от темна до темна. И мы вместе с матерью. Во время работы пели песни, а почему так было, не знаю. Такие голосистые у нас были женщины. Взрослые поют, и мы, дети подтягиваем.

Наши женщины закаленные были, рожали в поле. Декретов ведь у нас не было. Родит, завернет ребеночка во что-нибудь и идет пешком домой несколько километров.

Иногда лошадка по пути попадется, подвезет роженицу. У нас ни больницы не было, ни врачей. Лечились травкою и заговорами.

Был такой "Закон о колосках". Нельзя было колхозное зерно, корма брать. Судили за это, ссылали. Но люди все равно брали. Бывали случаи, что ловили людей, тогда давали года три ссылки, но мало кто из нее вернулся. В основном это были женщины. Им же детей своих кормить. А чем? Колхоз труд наш почти не оплачивал. На трудодни давал зерна столько, что его не хватало на пропитание одного человека, не то, что семьи.

Мы и подумать не могли о чем-нибудь вкусненьком. Какое там! Наесться бы. Уже в более благополучные времена мы с соседкой, бывало, сядем чай пить. На столе стоит капуста и сахар. Мы чай пьем и капусту едим, а сахар не трогаем, неудобно. Это роскошь необыкновенная. Так мы несколько кусочков сахара постоянно и ставили на стол и не ели.

Нас лес спасал от голода. Колбу, крапиву, саранки, шишки кедровые, грибы собирали. Рыбку ловили. У нас вечно голод был. Травкой питались до войны и во время, да и потом впроголодь жили.

Когда свою корову держали, молоко, мясо, вроде, было. Но нас так налогами обложили… С овечки нужно было сдать 40 кг. мяса. Одна овечка столько не потянет. Заводить вторую, совсем в налогах погрязнешь. Поэтому мы с соседкой на двоих тайно держали три овечки. Это было в строжайшем секрете от всех. Мы друг дружке помогали. Дружно жили.

В школу я не ходила. Она далеко была. И одеть нечего. Нас таких много было. Ликбезов тоже у нас не было. Я до сих пор грамоты не знаю. Пенсию могу посчитать. Подпись поставить тоже смогу. Бумаг, анкет никогда не заполняла. На руки нам документов не давали, чтобы мы куда-нибудь не сбежали из деревни. Сначала документы были в колхозе, потом их передали в совхоз. В правлении все заполняли, а я только работала.

Выборы проходили весело. Шли как на праздник. В бюллетене стояла одна фамилия. Всё было ясно за кого голосовать. Да и начальство нам, бывало, зачитает за кого нужно голосовать, мы проголосуем, и веселимся.

Церкви в Подъяково не было. Раньше не разрешали молиться. Но люди были в основном верующие. У меня до сих пор образа в доме весят. Праздники религиозные праздновали. От родителей передалось. Гуляли всей деревней, ходили из дома в дом. Советские праздники праздновали тоже, но я их почему-то плохо помню, кроме, разве, Первого мая. Девятое мая в стране стали отмечать только после смерти Сталина.

После войны стало жить полегче. Появились паспорта, многие люди уехали из деревни. Радио купили, сами "элекростанцию запрудили". Радио похожее на черную тарелочку было. Оно нам каждое утро говорило: "Доброе утро!". Лампочки электрические появились, мы до их появления керосинкой пользовались.

На базар ходили в Кемерово. Это больше 30 км. хода в одном направлении. Рано утром пойдешь, ведра с молоком на коромысло повесишь и идешь - где спуск, где подъем. На базаре день простоишь. А поздно вечером придешь домой вымотанная.

Может, я что лишнего сказала, Вы уж меня извините. Не привыкла я к разговорам. Я все работала. А как я жила, меня никто никогда не спрашивал.

В наше время лучше было молчать, целее будешь.