Рады видеть всех, кто искренне любит Россию

Есть такие темы, которые при всей своей важности кажутся сложными с точки зрения попытки глубокомысленного высказывания. Ну вот что можно сказать про мигрантов, кроме того, что про них уже сказано много тысяч раз?

С одной стороны, те тысячи раз, когда нам говорят, что миграция опасна – так как ведет за собой появление в России анклавов людей, живущих по своим законам и правилам и не желающих принять нашу местную жизнь в качестве своей. С другой стороны, другие тысячи раз, рассказывающие о том, что экономика диктует необходимость в рабочих руках – а их не хватает. Большие инфраструктурные проекты общенационального масштаба и любая маленькая ферма (то есть и я тоже в своей деревеньке Княжево) – все ищут сотрудников. Прямо сейчас в России только официально открыто около миллиона вакансий.

С рождаемостью в стране все довольно печально уже давно. Страна при этом самая большая в мире по территории и только девятая по численности населения. Кто всю эту махину нашего русского пространства будет осваивать?

Совершенно очевидно, что люди нам нужны. Одновременно это не отменяет всех опасений и опасностей, о которых говорят противники миграции. Попробую из своей деревеньки после вечерней дойки коров дать собственный ответ на «новый вечный» русский вопрос: что нам делать с мигрантами?

Сначала о несколько прискорбном. У нас у всех – и сторонников трудовой миграции, и противников ее – мозги захвачены в плен, оккупированы. И имя этому оккупанту – западный гуманитарный дискурс, который формирует наше представление о мироустройстве вообще и о главенстве экономической целесообразности над всем остальным в частности. Почему нам нужны мигранты? Экономике нужна рабочая сила. А почему нам не нужны мигранты? Местным жителям надо просто больше платить.

И вот тут кроется фундаментальная, не побоюсь этих слов, социально-философская ошибка. Экономика – это не какая-то обособленная от всех других сфер человеческого бытия территория. Хозяйственная (экономическая) деятельность – естественное продолжение творческой созидательной деятельности, к которой в целом призван человек по своей имманентной сущности. Просвещение XVIII века, а затем позитивизм, марксизм, социализм, капитализм и прочие «измы» XIX века породили ставшую в XX и XXI веках главенствующую квазинаучную догматику о том, что экономика – это нечто живущее суверенной собственной жизнью, и жизнь эта уже порождает собой все остальное: социальную инфраструктуру в широком смысле, культуру, образование, общественное и политическое устройство.

Ответы на вопросы о миграции такие, какие они есть – именно отсюда. Из догматических убеждений, сложившихся в результате промывания мозгов всего человечества рожденными на Западе «измами». Разрушается все эта догматика о примате экономики над всем остальным очень просто. Стоит любому читающему эти слова обратить свой взор не на абстрактное человечество, бытие которого якобы определяется исключительно экономическими факторами, а на самого себя и своих ближних. Мы с вами – конкретные люди, мы и есть человечество. В каждом конкретном случае человечество – это человек. То есть вот вы лично.

И теперь – магия – оказывается, что существует масса неэкономических причин в процессе принятия ваших личных решений. Например, привычка. Вы привыкли к определенному месту работы, вы привыкли к определенному месту жительства, к определенной еде, к определенному досугу. А любовь и дружба? Вас окружают люди, которые точно не имеют отношения к вашей экономической выгоде. Мало того, почти у каждого из нас перед глазами есть масса конкретных примеров того, что личное человеческое счастье строится не в связи с экономической выгодой, а совсем наоборот и часто вопреки ей.

Проблема миграции не висит в воздухе – она естественное продолжение этого самого разрыва между истинной реальностью нашей жизни и ложной догматикой в наших головах, которая так очаровала большую часть планеты. То есть основное, что мы должны сделать – это разобраться с тем, что не экономика главная. А что тогда? Сейчас прозвучит очень банально, но я в этом абсолютно убежден. Главное – это человек.

Смысл человека раскрывается в его созидательной творческой деятельности, гармонизации окружающего пространства. Именно это и должно стать ответом на вопрос, а что есть приводной ремень нашей общественной жизни. Любая наша социальная, экономическая, политическая программа может и должна проверять собственную адекватность и необходимость ответом на вопрос: а как именно она помогает приблизить эту самую главную цель – раскрытие каждого конкретного человека как творца и созидателя?

И при этом человек – это набор множества традиционных идентичностей. От культурной, национальной и религиозной до половой. Размытие их идентичностей, этих пределов человека, превращает его в «беспредельщика», по сути, расчеловечивает нас. Все эти процессы отмирания пределов человеческих мы ярко наблюдаем сейчас в Западном мире. И массовая миграция – один из апостолов этого нового мира, в который и нас в России тащили и частично продолжают тащить и сейчас.

Массовая трудовая миграция отрывает людей от своих корней и традиций, помещает в чужую среду. Она размывает идентичность малых территорий и местных сообществ. Она создает риски социокультурного толка как для местных жителей, так и для самих мигрантов.

Но одновременно это совсем не значит, что путь в Россию для кого-либо закрыт. Я сам потомок мигрантов. Это были поляки и шотландцы, которые приехали в Российское царство в XVII и в Российскую империю в XIX веке. Они приехали сюда не для того, чтобы отправлять на историческую родину заработанные здесь деньги, и не для того, чтобы в России найти свое польское или шотландское гетто и отгородиться от местной русской жизни. Они приехали, чтобы стать русскими. Приняли православие, завели здесь русских жен и мужей, довольно быстро начали писать и говорить по-русски.

У нас тут, вокруг Переславля, около которого в деревеньке Княжево я живу, образовалось большое сообщество деятельных местных (и новых местных, вроде меня) людей «Счастливые». Тут у нас и французы есть, и немцы, и швейцарцы, и бельгийцы. Вот, например, швейцарец Бенжамин Форстер из немецкоговорящей Швейцарии, не имея никаких русских корней, переехал сюда. И за несколько лет он стал, кажется, даже более русским, чем я. Теперь он пасечник, казак и старовер (!). Бельгиец Ян Бессен – реставратор старинных книг – переехал вместе с семьей и собственной мастерской. Теперь он православный прихожанин Федоровского монастыря и настоящий патриот России, рассказывает в своем блоге своим бывшим соотечественникам о радостях собственной новой жизни в русской провинции. А моя соседка, француженка Лоранс Гийон, пишет книги об Иване Грозном на прекрасном русском языке и поет старинные русские песни.

И вот эти мои соседи и мои предки приехали сюда не потому, что они хотели улучшишь свое материальное положение, ими не двигала та самая пресловутая экономическая догматика. Они просто хотели стать русскими. Они – по какой-то своей причине – ощутили твердую потребность в этом потому, что наша Россия показалась им именно тем местом, где они могут раскрыть свою человеческую сущность, здесь они превратились в полноценных созидателей, которые, наперекор догмам, стереотипам и предубеждениям, именно в России, а не в Шотландии и Франции, обрели свое человеческое достоинство, свое счастье.