«Походно-полевых жен на СВО называют игуанами»: посттравматический синдром зашкалил С какими психологическими проблемами сталкиваются бойцы и их семьи

Год назад в России была объявлена частичная мобилизация. Тогда по указу президента на СВО отправились порядка 300 тысяч российских мужчин.

Мы выяснили, как провели этот год семьи участников СВО, с какими ментальными проблемами им пришлось столкнуться, какую психологическую помощь они получают от специалистов.

Одна из главных проблем, с которой приходится сталкиваться ветеранам всех военных конфликтов, когда они начинают массово возвращаться домой, – это как заново привыкнуть к миру, из которого они ушли. А миру – к ним.

Тревога, бессонница, постоянные флешбэки, синдром выжившего, испытывающего чувство вины перед убитыми и – одновременно – склонность к риску в отношении себя самого: это все о тех, кто пережил посттравматическое стрессовое расстройство, ПТСР.

Изменения в психике, которые переживали и переживают многие военнослужащие, – независимо от того, афганская ли это кампания, или обе чеченские, или СВО, – касаются не только мужчин, но и их семей, которые остались на гражданке.

Просто про жен и детей в такой ситуации мало кто говорит. Обычно это привилегия сильного пола – страдать от посттравматического стрессового расстройства. А любимым женщинам остается быть сильными.

«Тело сразу реагирует»  

«Люди с мерцающей психикой» – от агрессии до саморазрушения – одно из самых крутых определений ПТСР, которое я прочитала за последнее время. Его высказал политолог Анатолий Несмиян. Очень образно и очень точно. И никто не скажет, в какой фазе переключения находится человек сейчас. Что от него можно ждать, какие проявления и симптомы? Вкл. или выкл.?

«Когда муж ушел, начался непрерывный кашель. Я не знала, что делать, буквально задыхалась. Думала, ковид или воспаление легких, или вообще ХОБЛ, при которой легкое удаляют. Больше девяти месяцев искали причину – оказалось, что нейрогенный кашель, психосоматика», – рассказывает 45-летняя Елена, чей супруг Евгений в октябре 2022 года ушел добровольцем.

Причем она подчеркивает, что оба они, казалось, знали, что их ждет, в «нулевые» у мужа были постоянные командировки в Чечню, но такого состояния у нее никогда прежде не было.

«Возможно, тогда мы еще молодые были, в плохое не верилось, а сейчас тело сразу реагирует на то, что постоянно гонишь из своих мыслей», – размышляет женщина.

«Отъезд мужа в зону СВО – это потеря, связанная с тревогой. Супруга остается одна. На нее ложатся еще все домашние обязанности, которые раньше выполнял муж. Дети, работа... А еще страх за то, вернется ли он. И в этом случае надо понимать, что уходил на спецоперацию один человек, а прийти может совсем другой, и с этим другим нужно будет налаживать новые отношения, и не всегда это получается на самом деле», – на круглом столе по теме «Юридические вопросы межведомственного взаимодействия при оказании медицинской помощи участникам СВО» в рамках форума «Армия-2023» рассказывал инок Киприан, Герой Советского Союза Валерий Бурков, ныне руководитель Научно-практического и образовательного Центра душепопечения и реабилитации, психологического и психического здоровья в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость».

Поэтому, как подчеркнул инок Киприан, очень важна вовремя начатая профилактическая работа с женщинами.

Профессионалов, которые умеют работать с ментальными проблемами в целом семей, прошедших именно СВО, начали готовить недавно. Да, все время говорится о необходимости того, что они должны быть, но во многом это пока проекты. Об этом и в Госдуме недавно сетовали.

В прошлом году был разработан алгоритм психологической помощи в проработке жизненной ситуации «Потеря кормильца», который включал в себя в том числе и ежедневный мониторинг психоэмоционального состояния ребенка, у которого погиб отец.

Понятно, что тут необходимо взаимодействовать с семьей в целом. Надо выяснить, насколько контактирует с ребенком мама, или она в момент горя зациклена на себе. Это обязательно должна быть совместная работа. Но в целом подобные методики скорее разрабатываются именно для школы, так как там уже есть подготовленные психологи. А если школьников в семье нет? Тогда женщине – куда?

Оберег на возвращение

Нет такой массовой добровольной привычки в России – бежать со своей бедой к дипломированному психотерапевту. Особенно в провинции. В лучшем случае – плачутся подружке в жилетку.

Тут могла бы помочь церковь. Но для этого должна быть традиция ее посещать не только на Рождество или Пасху.

Вот и ходят к гадалкам да к знахаркам, чтобы раскинуть на будущую судьбу. С начала частичной мобилизации был зафиксирован огромный рост интереса к услугам такого рода и, следовательно, увеличение дохода самозанятых в этой сфере.

«Сестра относит к гадалке не меньше 10-20 тысяч в месяц, потому что та ее успокаивает и говорит, что муж вернется, ей этого достаточно и ничего ее не переубедит не платить», – приводит в пример свою историю Татьяна из Ивановской области.

Мы будто бы снова окунулись в 90-е, когда народ метался, заряжая воду от телевизора и гадая на кофейной гуще, как там сложится «по бизнесу».

В соцсетях предлагали сделать расклады на удачу, купить обереги на защиту. Сейчас рекламируют услуги по привязке военнослужащего, чтобы не ушел из семьи после СВО, и по его скорейшему возвращению.

С осуждением таких увлечений еще год назад выступала РПЦ, предупреждая, что это разрушает личность человека.

«Огромное количество шарлатанов появляется сейчас, – считает Инна Ямбулатова, ответственный секретарь Гиппократовского медицинского форума. – И когда военнослужащие возвращаются, если у них появляются проблемы со здоровьем, женщины зачастую тоже идут не к медицинским специалистам, а по проторенной дорожке, к ясновидящим и к знахаркам. Женщины, не понимая, что приносят вред, ищут спасение для своих супругов. Государство должно ограничить такого рода услуги и лицензировать деятельность подобных «спасателей».

Ну, хорошо, не будут бегать к ясновидящим, а что взамен? Где еще люди могут найти моральную поддержку? Кто им скажет, что «все будет хорошо»? Чиновники и депутаты? Так они еще больше подливают масла в огонь.

До конца СВО мобилизованные не вернутся домой, ротации не будет, – высказал недавно свою точку председатель Комитета Госдумы по обороне Картаполов.

«Я чувствовала себя брошенной» 

Увы, усталость, тоска, неопределенность иногда приводят к непоправимым последствиям. Особенно когда женщина остается одна.

В августе в Волгограде в многоэтажке спального района нашли труп девятимесячного ребенка. Соседей мучил запах в подъезде, думали, что где-то застрял мусор, а оказалось – малыш. Он умер от голода и обезвоживания.

24-летняя Клавдия оставила сына в квартире одного и уехала к подруге на четыре дня. Двое ее старших детей в это время находились у бабушки.

Клавдию задержали, возбудили уголовное дело, домой со спецоперации на время вернулся отец ребенка – действующий военнослужащий.

Соседи рассказали, что молодая семья въехала в новую квартиру около года назад. В деньгах Клавдия не нуждалась, супруг приезжал в отпуск в мае – соседи видели, как мужчина прогуливался во дворе с коляской. Они казались идеальной парой…

В суде, когда избирали меру пресечения, Клавдия призналась, что просто очень устала.

«Я чувствовала себя брошенной, помощи не было, – сказала молодая мать. – Я бы хотела вернуть всё обратно».

Краснооктябрьский районный суд Волгограда арестовал женщину до октября. Безутешный отец после похорон вернулся в в/ч часть.

Конечно, пока такие случаи еще единичные и кажутся чем-то из ряда вон. Как и антиобщественное поведение вернувшихся с СВО. Недавно военнослужащий в отпуске взорвал светошумовую гранату на улице: он не хотел ничего плохого, просто показал, как она работает, – но рядом были женщины, дети…  Это все еще единичные ситуации, поэтому каждое ЧП попадает в СМИ, но что будет дальше, если не помочь этим людям? И как помочь?

«Моя специальность – как раз социальная адаптация и реабилитация, есть соответствующее образование, – на условиях анонимности рассказал один из военных психологов. – Долгие годы занимался ресоциализацией людей, освободившихся из мест лишения свободы. Что могу сказать про ПТСР: можно добиться долговременного состояния ремиссии, но кроме программ реабилитации и адаптации нужны еще долговременное социальное сопровождение и, самое главное, благополучная социальная среда, чтобы человек пришел в себя. Работающие социальные лифты, социальные гарантии и примеры достижения успеха ветеранов в мирном обществе цивилизованными способами. Тогда дело пойдет.

А не так, так как было с Афганистаном и Чечней, – я имею в виду последствия этих войн для тех, кто вернулся оттуда, когда люди либо лишались моральных ограничений, считая, что им все можно, либо спивались.

Ученые НМИЦ ПН им. В.М.Бехтерева несколько месяцев назад провели исследование, которое показало, что участников СВО с вероятностью от 3 до 11% ждет посттравматическое расстройство; если же военный получил ранение или увечье, риск столкнуться с психологическими проблемами увеличивается до 17%. Другие ученые оценивают шансы ПТСР у комбатантов еще выше – до 33 %.

Известно, что на тяжесть и длительность протекания состояния влияет в том числе и срок пребывания в горячей точке.

Психиатры установили, что при нахождении в зоне боевых действий шесть месяцев риск получить психологические и психиатрические проблемы составляет 15%, 1,5 года – уже 29%.

И если с мужчинами должны работать психологи в тех же госпиталях, то остающиеся в мирной жизни женщины все это время предоставлены самим себе.

«Может быть, завтра, может, через месяц»  

Я попросила провести опрос в закрытом, «для своих», чате жен военнослужащих, о том, как изменилось их отношения с любимыми с тех пор, как те ушли на СВО. Женщины обещали отвечать откровенно.

В основном, говорят, отношения остались такие же, как прежде, а у некоторых даже улучшились. «Он рвется ко мне, я верно жду его. Мы – целый мир, мы дышим друг другом. Рвется там, где тонко», – так романтически, как в российском сериале для домохозяек, рассказывает про свои чувства Светлана из Подмосковья.

Но есть и те, кто честно признаются, что сходят с ума от неопределенности. «Год не виделись. Может быть, завтра, может, через месяц… Для меня это самое мучительное», – рассказывает 27-летняя Оксана.

Некоторые признаются, что отношения с мужем ухудшили большие деньги. «Раньше муж шабашил на ремонтах, и жили от кредита до кредита. Говорят, деньги – это хорошо, теперь я в этом не уверена, – считает 30-летняя Маша. – Мы постоянно ругаемся, потому что я хочу накопить на новую квартиру и отдать кредиты (да, пока что действуют кредитные каникулы для участников СВО, но рано или поздно они закончатся, и что тогда?), а для мужа важна какая-то ерунда: то навороченный телефон, о котором всю жизнь мечтал, то ребенку переведет 50 тысяч на баловство, то на друга потратит еще сто. 

К тому же там, где он служит, цены достаточно высокие, соразмерные выплатам. И получается, что не так уж и много он получает, потому что тратит тоже много и совсем меня не слушает. Какая же это любовь?»

Супруга не понимает, и она далеко. А кто близко? И здесь тоже ничего нового – военно-полевые романы, классика жанра. Разлом в душе заполняет новое увлечение. Так тоже было всегда.

Больше не жена

«Я зову их игуанами», – рассказывает мой знакомый, служивший в Луганске. Не знаю, возможно, это общее название. А может, он сам так придумал про женщин, которые ищут себе пару на СВО.

Женщины приезжают в прифронтовые города, устраиваются на работу и приступают к активному поиску.

Такое было и в Великую Отечественную. И в 2014 году на Донбассе. 80 лет назад их называли ППЖ – походно-полевые жены. Сейчас, выходит, игуаны.

У игуаны яркая расцветка, и сама она напоминает маленького привлекательного дракончика. Игуана считается безобидным травоядным животным, но при определённых обстоятельствах может и напасть.

Свободные и мужественные «настоящие мужчины», с зашкаливающим тестостероном и адреналином, в большом количестве встречаются именно в горячих точках. В том же 2014-м редкий доброволец Донбасса возвращался обратно в Россию к прежней семье. Свою роль играло и то, что срывались спасать Русский мир обычно люди, у которых и так в личных отношениях было не все гладко.

«Этим и пользуются эти игуаны, – обьясняет мой знакомый. – Парней молодых полно, большинство из глубинки. И при большой зарплате. Женатых предварительно еще требуется развести. Когда не женат, то убеждают сделать предложение руки и сердца. По закону расписать должны за 30 дней, но если есть разрешение, то можно уложиться в более короткие сроки».

И это тоже на самом деле проявление посттравматического расстройства.

В условиях смертельной опасности очень хочется любить. Инстинкт жизни торжествует все равно. Но не факт, что новая любовь – настоящая и навсегда.

«Вообще, если пацан нормальный, то объясняем ему, что не всегда подобные отношения бывают единственными, что, может, не он ей нравится, а его зарплата, – рассказывал мой знакомый. – В основном не слушают. Каждому хочется думать, что его история какая-то особенная».

А дома ждет верная жена, которая вдруг выяснит, что она больше и не жена. Эксперты предупреждают, что это вполне обычное явление. Пережив длительный ментальный кризис, связанный с угрозой жизни, человек зачастую рвет со всем своим прежним окружением и начинает новую жизнь. А как же прежняя любимая?

Может вернуться другим человеком

Пример – сосед после Чечни четыре года молчал и пил; он был призывником, и его бросили на штурм Грозного в 19 лет – он так и остался по ту сторону, в руинах. Сразу могу сказать, я ему уже ничем помочь не смог. Вот на его примере я и прочувствовал, что такое ПТСР в первый раз».

Беда нашей страны заключается в том, что ПТСР для нас – это, к сожалению, генетическое заболевание. Об этом сегодня часто говорят психологи. Оно вписано в нашу ДНК, считают они. Наши прабабушки и прадедушки пережили революцию, бабушки и дедушки – лишения Великой Отечественной, наши родители – развал Советского Союза.

Мы сами впитали все, что было от них, и добавили от себя, застряв в поколенческих травмах, в бесконечном потоке драматических событий. Поэтому лечить от последствий ПТСР нужно всех. Мужчин, женщин, детей, стариков, политиков...