Не кающаяся Магдалена: почему Габриэль Гарсиа Маркес хотел сжечь свой последний роман

На модерации Отложенный К 97-летию колумбийского лауреата Нобелевской премии Габриэля Гарсиа Маркеса его сыновья Родриго и Гонсало Гарсиа Барча сделали подарок поклонникам писателя. Спустя 10 лет после смерти отца дети всё-таки решили опубликовать его последний недоработанный роман «Увидимся в августе», который взыскательный к себе автор, вообще-то, считал нужным уничтожить. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели специально для «Известий».

Габриэль Гарсиа Маркес

«Увидимся в августе»

М. : Издательство АСТ, 2024. — пер. с исп. Д. И. Синицыной — 160 с.

Свое неповиновение отцовской воле Родриго и Гонсало искренне называют предательством, но при этом объясняют довольно ловко и убедительно. С одной стороны, мол, папа страдал от потери памяти — своего главного писательского инструмента, который под конец жизни валился у него из рук, и не хотел предъявлять общественности некондиционный продукт, будучи перфекционистом. Но, с другой стороны, может быть, именно утрата умственных способностей не позволила Габо, как нежно называют Маркеса сыновья, «понять, насколько этот текст хорош, несмотря на отдельные несовершенства»?

Поклонникам фундаментальных маркесовских произведений, вроде «Ста лет одиночества» или «Полковнику никто не пишет», такая небольшая вещь, как «Увидимся в августе» покажется, наверное, легковесной и поверхностной. Это, конечно, не симфония, а приятная и чувственная танцевальная мелодия (персонажи и правда много танцуют — это для них важный способ выражения эмоций и намерений), сыгранная на скорую руку. Слабеющую руку Маркеса можно в самом буквальном смысле ощутить, рассмотрев прилагающиеся в конце копии четырех страниц (титульной, третьей, 10-й и 18-й) отпечатанного текста романа с авторскими разноцветными правками. Они сопровождаются комментарием издателя Кристобаля Пера, который собирал оставшиеся после Маркеса тексты, чувствуя себя «реставратором перед холстом великого мастера», которому память уже не позволяла «собрать все кусочки и все исправления в единую версию, но так или иначе, редактируя, он мог проводить время за любимым занятием: подбирать прилагательное там, менять маленькую деталь сям».

 В каком-то смысле «Увидимся в августе» — женская рифма к последней из опубликованных при жизни книг Маркеса, повести 2004 года «Вспоминая моих грустных шлюх», где 90-летний лирический герой, умудрившийся никогда не переспать ни с одной женщиной бесплатно, подводит жизненные итоги с помощью «постельной арифметики». Героиня нового романа Анна Магдалена Бах вспоминает своих партнеров на одну ночь, среди которых попадаются и немного грустные, хотя итоги ей подводить пока не к спеху: в начале книги ей 46, в конце — 50. Но тема смерти, безусловно, одолевает 77-летнего автора романа. Каждый год в день смерти матери — 16 августа — героиня переправляется на пароме на остров в Карибском море, чтобы положить на материнскую могилу букет гладиолусов и рассказать о том, что произошло за этот год в ее жизни. 27 лет этой жизни Анна Магдалена провела «в отлично налаженном браке с мужчиной, которого любила, который любил ее и был первым ее ухажером — она вышла за него девственницей, не закончив искусствоведческий факультет».

Образ мужа героини, дирижера в консерватории, Маркесу особенно удался — это какой-то человек-праздник, которого писатель постарался наделить всеми обаятельными чертами, поступками и привычками, всплывшими в его слабеющей памяти: «Он славился не только как безупречный маэстро, но и как салонный угодник, музыкальный карикатурист, спасший не одну вечеринку кубинским дансоном в стиле Рахманинова или болеро Агустина Лары в стиле Шопена. В университете он был чемпионом по всему: пению, плаванию, ораторскому искусству, настольному теннису.

 

Он также подвизался как дерзкий престидижитатор, и на одном торжественном ужине в консерватории устроил так, что из супницы, которую открыл губернатор, выскочил, хлопая крыльями, живой цыпленок».

Немного нервирует героиню 18-летняя дочь, которая собирается принять постриг в монастыре кармелиток, но пока исповедует прогрессивные взгляды на религию, часто не ночуя дома, и того гляди принесет в подоле: «Она упорно старалась убедить родителей: в нынешние времена участь монахини — уже не та, что была прежде, а на заре третьего тысячелетия, она твердо уверена, отменят даже обет целомудрия». Кроме того, в этой музыкальной семье имеется и сын, которому предстоит «солировать в Филармоническом оркестре с «Вариациями на тему рококо» Чайковского», как рассказывает Анна Магдалена в очередной визит к матери.

Однако самая важная часть ее рассказа посвящена той ночи в отеле, которую героиня провела, дожидаясь обратного парома на материк и впервые изменив мужу со случайным знакомым из бара. После этого Анна Магдалена понимает, что «прежней она больше не станет», и весь мир в ее глазах преображается: «...вернувшись с острова, она стала чувствовать, что на лбу у нее словно стигма, и мужчины эту стигму видят, и, уж конечно, ее не может не замечать тот мужчина, который так любит Анну Магдалену и которого она сама любит больше всех на свете». Тем не менее пошатнувшееся внутреннее равновесие и нарушившийся привычный уклад жизни (скажем, вернувшаяся тяга к курению) ничуть не останавливают героиню, почувствовавшую вкус «августовской свободы», от того, чтобы на следующее 16 августа попытаться повторить маленькое приключение. Несмотря даже на то, что в первый раз оно закончилось оскорбительно — одноразовый партнер оставляет ей небольшую денежную сумму в томике «Дракулы» Брема Стокера: «Только взяв с тумбочки книгу, чтобы упаковать в пляжную сумку, она заметила, что он оставил в леденящих душу страницах купюру в $20».

          

Фото: Getty Images/Studio-Annika

         

Читая «Увидимся в августе», порой думаешь, что некоторые строки, особенно в описаниях любовных сцен, могли бы выйти из-под пера, скажем, Джоанн Харрис или Екатерины Вильмонт: «Наконец, она помогла ему стянуть трусы и поняла, что он не так богато одарен, как ее муж — единственный взрослый мужчина, которого она видела голым, — но спокоен и пребывает в боевой готовности». Иногда совместными усилиями Маркеса и нашей переводчицы Дарьи Синицыной рождаются не просто эротические, но и почти юмористические эпизоды, например, связанные со вторым, самым упоительным адюльтером героини: «На его роскошном внедорожнике они отправились смотреть затмение в маленькую бухту, окруженную кокосовой рощей, куда не ступала нога туриста. Далеко на горизонте мерцал город, небо было звездное и прозрачное, а луна светила одиноко и печально. Он припарковался под пальмами, снял ботинки, ослабил ремень и откинул свое сиденье. <...> Она никогда не стремилась узнать, кто он такой, но три года спустя после той безумной ночи увидела в телевизоре его фоторобот: полиция всех карибских стран разыскивала печального вампира, мошенника, сутенера беспокойных вдов и, возможно, убийцу двух из них».

Настоящий магический реализм, которым славится Маркес (даже среди тех, кто никогда его не открывал), поджидает читателя лишь в самом финале. Этой частью текста строгий к себе писатель был доволен, судя по рассказу издателя о том, как Маркес прочитал ему последний абзац, «блестяще завершающий историю». В конце книги Анна Магдалена наконец достигает полного взаимопонимания и идентификации с покойной матерью, связь с которой не прерывается на протяжении всего повествования. А самому Маркесу в качестве мощного завершающего аккорда действительно неплохо удается двойственный, амбивалентный визуальный спецэффект — настолько же жизнеутверждающий, насколько макабрический.