Очень нежный студент

Геннадий Силантьев (по нашему - Геныч) был душой нашей туристской и студенческой жизни Радиотехнического факультета Ленинградского Института Авиаприборостроения. Нежный, женственный, обидчивый, со сладко-печальным взором, он постоянно страдал от окружающей жестокости. Писал искренние сентиментальные стихи. 

У него был необычайно высокий музыкальный, вроде бы  даже профессионально поставленный, голос, в моем представлении, тенор (он, правда, с этим определением не соглашался). Частенько в еженедельных туристских походах они  с Жекой дуэтом пели  в два голоса задушевные песни. В нашей группе это исполнение ценилось не только как украшение, но и почиталось близким к профессиональному. 

В разговоре он чуть шепелявил и сюсюкал, думаю, это было не врожденным качеством, а постепенно приобретенным вследствие любви к своей   элегантной манерности. Мы его, безусловно, обожали, и в знак уважения, наверно, единогласно избрали комсоргом группы. (Напомню, что мы почти все были комсомольцами, и не обязательно формально). 

К нему, такому нежному и чувственному, тянулись девочки, но обычно это им, да и   ему самому почему-то приносило огорчения или неудовлетворенность. Ходили слухи, что он вершит подвиги, самозабвенно помогая каким-то своим родственницам. Может быть, в связи с этими  стартовыми перегрузками за долгую жизнь не сумел (а, может, не захотел?) построить собственной семьи. Зато уже по окончании института находил удовольствие в сопровождении на соревнования команды футболистов. Не ясно, как эти футболисты воспринимали его тонкие душевные флюиды, но явно одно: противоположности сходились подобно инь и ян.

В некоторых отношениях он был весьма консервативен. Негативно воспринимал либеральные веяния перестройки. Жестко меня ругал за недостаточный патриотизм, когда я традиционной в России селедке предпочитал креветки. 

Один из нас немногих, он  остался верен  нашей ЛИАПовской  технологической специализации и тем  гордился. На одной из последних наших встреч однокашников он дольше других выступал с отчетной речью о прожитом, в которой подробно нас информировал о каждом из   без малого двух десятков технологических процессов изготовления  печатных плат для спецэлектроники.

Мой вопрос о рыночной цене этих плат   счел оскорбительным и пошлым.

Подарил мне книгу своих стихов с дарственной надписью: «…Читай, суди не очень строго, пишу, как мне дано от бога…».  И, таки, робко попробую …

Книга издана в Ленинграде в 2000 году и очень удачно называется «Стрессы». В ней  стихотворные, безусловно искренние и талантливые исповеди, самоедство, трагичная любовная лирика, философичность в близкой и понятной мне экспрессивно-страстной манере. Есть классные строфы: «…А в Ленинграде осени приметы:\ Сквозь сито сыплет мелкий дождь с утра,\ Но лишь грустят зеленые поэты\ и детвора, что в школу ей пора!» (с.7) ; «Я говорил – что сам сказать хотел…\ Пред мною часто закрывали дверь,\ И оставляли просто не у дел.\ Но я не льстил, не якал, не ловчил!» (с.51); «…Благих творений полн, но глуп,\ Как вечно юный И.Христос.»(с.96).   Совсем уж по-есенински: «Упаду я в шелковые травы!\ Утону в полевых цетах!\ Лучше нет для души отравы!\ Лучше сладости нет на губах!»(с.65) «Как ты часто не давал\ Спать! А мне хотелось!\ Обнимал и миловал!\ Знал свое ты дело!»(с.14)

Трогательны сентиментальнейшие нежные стихи, посвященнные матери, близким женщинам, друзьям. Раны от взаимонепонимания  с коллегами. Все – искренне, чувственно, страстно, часто предельно скорбно, поэтому мне, не обладающему столь большой ранимостью души, грешно их комментировать. Скорее всего, многого в его лирике мне не понять. Увы: не дано!..

На этом нежно-лирическом фоне вдруг неожиданно удивительно гадким  и исключительным кажется «Гаф! Гаф! Гаф!» на Гафта (с.119). Впрочем, похоже, тут не обошлось без влиятельной подсказки опытного советского подлеца…

Спасибо тебе, Геныч, за подаренный томик стихов. Они, безусловно, в художественном отношении сильные и, уже потому, - ценные. И прости меня за некоторое неприятие их духа. Хоть убей,  не понимаю что такое и почему «Тишина звенящая!\ Тишина страшащая!\ Тишина ужасная!» (с.66). Поверь,  не по злому умыслу. Не сомневаюсь, что все писалось в порыве, чаще надрыве души, а не в процессе холодного экспериментирования с Формой. Просто у нас с тобой очень разная нервная система. Это – не грешно? Но я тебя уважаю и преклоняюсь перед твоей чувственностью! Дай Бог тебе  желанного успокоения! 

Петр Новыш. Санкт-Петербург