Что есть хребет большевизма?

Вопрос-то, на самом деле ох, какой непростой. Пытаешься найти на него ответ - и начинает казаться, что у красных товарищей нет ни одного непеременного свойства.

Смотрим по порядку.

1. Большевики столетней давности считали (точнее, конечно, не считали, а декларировали) ведущим классом - пролетариат. Представляется, что ныне по всему ассортименту коммунистическизх партий довольно непросто отыскать в членах рабочих. Да и из риторики "пролетарские" обороты как-то понемножку пропали.


2. Большевики столетней давности были (в цитатах из их классиков по этой части можно просто утонуть) интернационалистами, яростными врагами всего "великодержавного" ибо оно - "шовинизм". Среди равенства всех наций была одна немножко меньше равная - русская. В кадровой политике это был лейтмотив. Вспомним хотя бы недавно обошедшие сеть архивные откровения "товарища Артёма" о необходимости "раскацапить" Киев и Одессу. Сегодня они говорят, что антисоветчик это и есть русофоб, советчик, стало быть - русофил. Когда оборотился? Первым через пень перекинулся в войну Коба Сталин, вдруг поняв, что за "интернационалку" никто не жаждет идти в бой. Тут зазвучало слово "русский". После войны опять приподнялась многонационалия. Сегодня товарищ Зюганов прямо таки вышибает своими речениями слезу: "Вошедшие недавно в моду обвинения России в “возрождении великорусского шовинизма” и “проведении имперской политики” отражают возросшие волнения мировой закулисы, сознающей, что вся глобальная многодесятилетняя антироссийская, антирусская интрига находится ныне на грани срыва. Ибо очевидно, что очнувшаяся от долгого забытья, осознавшая свои подлинные национально-государственные интересы, возрождающаяся на основе тысячелетних исторических традиционных ценностей Россия не примет навязываемой ей унизительной роли и восстановит свое естественное положение великой мировой державы". Извините (или не извиняйте), товарищ Зюганов, но вы же - ленинец, а ведь как раз ваш дорогой Ильич и брызгал слюною насчет "шовинизма", и ох, как не жаловал этих самых наших тысячелетних исторических ценностей! А словом "империя" Ильич вообще исключительно ругался. "...интернационализм со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически"... Как же так? А вот так: вчера коммунист значит русофоб, сегодня отменный русофил, синоним русскости-имперскости. И тут величина оказалась переменной.

3. Ранние большевики были лютыми богоборцами. Разрушали храмы, глумились на святыми мощами, жгли иконы, наряжали своих пионеров в чертей. Русская Православная Церковь чтит сонм Новомучеников, убиенных от большевиков. Первым сменил масть (опять же в критическую минуту) Коба Сталин, даже не то, чтоб сменил, немножечко полинял. Но точно так же переменился бы и Ленин, доживи он до войны. После войны гонения возобновились. Сегодня все красные товарищи - Прилепин или Зюганов - замечательные "православные христиане". А из Кобы Сталина, повинного в смерти многих христианских мучеников, красные товарищи рисуют на своих "иконах" отличного "православного святого". (Павка Корчагин перестает сыпать в тесто для куличей табак - и начинает истово бить земные поклоны).

4. В советское время решительно во всех учебниках писалось, что "большевики свергли царя". При этом включался феномен двоемыслия, поскольку одновременно полагалось знать, что "которые временные" были свергнуты большевиками с пролетариями, ибо время их "кончилось", но какого-либо участия этих временных в столь великом большевицком подвиге, как "свержение самодержавия", надлежало не замечать. Сегодня декларируется, что в действиях противу трона большевики были ни сном, ни духом, сами, можно сказать, были шокированы безобразиями "февралистов" (при Брежневе за такие идеи еще лечили). Вот - очень типичный демотиватор, один из множества:

Скоро выяснится, что Августейшую семью большевики вообще пытались спасти, тенденции уже есть.

5. Может быть красные - против зловещего чистогана, по завету товарища Шарикова - за то, чтоб "всё поделить"? Они это декларировали некогда. Ох, как декларировали. (В действительности некоторое время - при Ленине и Кобе - ценность денег была меньшей, чем абсолютная ценность привилегий. Но уже при Брежневе номенклатура сочетала привилегии с деньгами). Но хотя бы они декларировали - мы против богатства! Всего и всякого! Собственность есть кража! Сегодня вся красная идейная верхушка - в чистогане по уши. Нарочно попросите Прилепина или Проханова с вами "поделиться". А мы с интересом поглядим.

Так что же получается? У красных что - нет ни единой неизменной линии, установки, идеи - назовите как хотите. Терафим в зиккурате, это молот это серп, пятиконечная красная - это, согласимся, не идея, но атрибутика, вне идеи - совершенно бессмысленная.

Увы, нечто неизменное у них есть.

"О’Брайен подошел ближе к койке.

— Навеки! — повторил он. — А теперь вернемся к вопросам «как?» и «зачем?». Вы более или менее поняли, как партия сохраняет свою власть. Теперь скажите мне, для чего мы держимся за власть. Каков побудительный мотив? Говорите же, — приказал он молчавшему Уинстону.

Тем не менее Уинстон медлил. Его переполняла усталость. А в глазах О’Брайена опять зажегся тусклый безумный огонек энтузиазма. Он заранее знал, что скажет О’Брайен: что партия ищет власти не ради нее самой, а ради блага большинства. Ищет власти, потому что люди в массе своей — слабые, трусливые создания, они не могут выносить свободу, не могут смотреть в лицо правде, поэтому ими должны править и систематически их обманывать те, кто сильнее их. Что человечество стоит перед выбором: свобода или счастье, и для подавляющего большинства счастье — лучше. Что партия — вечный опекун слабых, преданный идее орден, который творит зло во имя добра, жертвует собственным счастьем ради счастья других. <...>

— Вы правите нами для нашего блага, — слабым голосом сказал он. — Вы считаете, что люди не способны править собой, и поэтому…

Он вздрогнул и чуть не закричал. Боль пронзила его тело. О’Брайен поставил рычаг на тридцать пять.

— Глупо, Уинстон, глупо! — сказал он. — Я ожидал от вас лучшего ответа.

Он отвел рычаг обратно и продолжал:

— Теперь я сам отвечу на этот вопрос. Вот как. Партия стремится к власти исключительно ради нее самой. Нас не занимает чужое благо, нас занимает только власть.

Кто-нибудь в этом сомневается? Посмотрите, посмотрите на них внимательнее. В Кобе Сталине их будоражит отнюдь не ВДНХ, а НКВД, в Иване Грозном (которого они со Сталиным антиисторично синонимируют) отнюдь не Стоглав, а опричнина. Гаспарян, с трепетом произнося слово "органы", топит за возвращение Железного Феликса на Лубянку. Почему, да уж не потому, что "заботился о беспризорниках". Дугин сладострастно мечтает о прекрасном грядущем: за блуд - костёр, за воровство - виселица, за крамольное слово - секим башка. В графоманской "Обители" Прилепина Эйхманс лучше Солоневича, ибо у Эйхманса - маузер. (Вообще всё это простигосподи произведение - упоенный гимн голому скакуну и кощуннику из "коммуны" Бокия - полуграмотному латышскому батраку, в котором Прилепин готов найти немыслимые прелести - ибо маузер). А "мобильные пытошные камеры" в мечтаниях Кадашникова-Кучеренка? Почему Колпакиди пытается "оправдать" не какого-нибудь Семашку, а Землячку-Залкинд? Перечислять можно долго. Это и есть - доминанта.

"Власть — не средство; она — цель. Диктатуру учреждают не для того, чтобы охранять революцию; революцию совершают для того, чтобы установить диктатуру. Цель репрессий — репрессии. Цель пытки — пытка. Цель власти — власть. <...>Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека — вечно".

Самый человечный Ильич ни капельки не обиделся бы на Прилепина, бъющего земные поклоны перед иконами для фото и видео. Ленин бы просто "по ленински лукаво прищурился", смекая: так сейчас легче достичь целей. А цель - цель всё та же.

Если же мы усомнимся в том, что единственной идеей красных является упоение властью - мы должны будем признать, что у никакой идеологии они не имеют вовсе.


Елена Чудинова