11.12.2023 14:19

Детские рассказы

На модерации Отложенный

ДЕТСКИЕ РАССКАЗЫ

Бум! – ладошками в четыре руки. Стоим.

Бум! – головами. Стоим.

Бум! – головами и ладошками. Отлетаем на два метра.

- Машенька, Анечка, девочки, не надо папу толкать, видите, я разговариваю с дядей.

Бесполезно. И ничего не поделать.

Если неожиданно лопнул воздушный шарик, громко, для всей первомайской демонстрации:

- Саик ёпнул!

Еще обожают готовить обед: из муки с водой, с кабачковой икрой, с вареньем – словом, из всего. что под руку попадется. Прямо на кухонном полу.

Но самое жуткое, когда они залезают тебе на шею, на колени и пытаются вместо тебя печатать на машинке. Если сломают – катастрофа, дважды мне ее чинили, сказали - на третий раз можно будет выбрасывать.

Нет, вру – самое жуткое - когда Анечка упала в ванной и рассекла скулу. Такси не приезжали, тащил ее на руках. В операционную не пустили, стоял на часах у входа. Пока зашивали, Аня не проронили ни единого стона. Хирурги разговаривали с ней:

- У тебя братики есть?

- Нет, папа только девочек рожает.

На обратном пути великосветски осведомляется:

- Папа, тебе не тяжело?

- Своя ноша не тянет!

Анечка полна сострадания. Она разобрала штепсель, воткнула латунные контактные штыри по одному, а затем схватилась за оба. Познала, что такое электричество. Крик на весь подъезд.

Прибежал папа, схватил на руки и собрался вытаскивать штыри.

- Не трогай! – взвизгнула Аня.

- Тихо!

Вытащил по одному штыри, чем несказанно удивил дочку… Стал великим повелителем страшного электричества.

Туалет и ванная комната – раздельно, но в стене между ними – зазор, где стоит обогревательная батарея. Между батареей и стеной – щель, в которую можно подглядывать.

Едем с Анечкой в троллейбусе. Анечка на весь троллейбус, чтобы все слышали:

- Папа. Папа. Когда я вырасту, у меня пися вырастет такая же длинная-длинная, как у тебя.

- Папа, спой песенку.

Пою.

- Папа, хватит!

Затыкаюсь…

Если родители целуют в попу – значит, и Машеньке дозволено целовать, где угодно. Папа пришел с мороза, раздевается. Подходит Машенька и целует в ногу. Туда, где достала.

Зову:

- Машенция-рубашенция!

- Машка-золоташка – зовет бабушка, у Маши волосы золотые.

- Рубашенция, кто лучше готовит картофельное пюре, бабушка или папа?

- Папа…

Горжусь!

- Мишка?-

- Сапаятый.

- По лесу?

- Аёт.

- Шишки?

- Сибаяет.

- Песенку?

- Аёт.

- Вот упала?

- Си-и-и-ся…

- Прямо Мишке?

- Еп…

Сашенька не желает говорить правильно.

Сашенька не желает есть суп. Она желает залезть папе на колени и съесть его суп. А папа косил траву, только что вернулся с поля, копал картошку, голодный и злой, как черт…

- Сашенька, скажи «солнышко».

Молчание.

- Сашенька, скажи «огород».

Молчание.

В разговор вмешивается папа:

- Сашенька, скажи «свободу дать!»

- Свободу дать!!!

И Сашенька однажды, чтобы помочь бабушке готовить еду, насыпала соль в чайник.

Любимое развлечение Александры на прогулке – забраться повыше и броситься вниз, чтобы папа подхватил…

Настя и Виктор появились через два года после Маши. Слишком жирное коровье молоко сорвало желудки, беготня по больницам, малыши вскрикивали, не засыпали, десять дней кошмара…

Шестерых из нашей организации убили. Кого-то скосила преждевременная смерть, кто-то опустил руки. От трех тысяч членов остались две сотни.

Как эпидемий череда,

За годом год идет вражда,

Порхают, дружны и легки,

На каждый митинг дураки.

Как много было дураков,

Не сосчитать, не обойти,

Не перекрестии веков,

На нашем тягостном пути.

На нашем яростном пути,

Пути угроз, тычков, плевков,

Как много было говнюков

В друзьях, в Движении, в сети.

Не утолить мою вражду

Томами выверенных слов.

Как много было мертвых душ

На перекрестии веков.

За мной по-прежнему следил КГБ, уже переименованный в ФСК, затем в ФСБ. Приход демократии ничего не изменил для меня, по-прежнему действовал запрет на профессию. Вузы, институты, заводы не брали меня на работу, на десятилетия наступила великая нищета. Потом к травле ФСБ подключилась полиция. Больше я своих детей – вплоть до страшного 2012 года - не видел.

***

То не эпоха - непогода,

В народе - ни огня, ни брода,

В миру – от глаз до промежутка -

Красивы только проститутки.

Бежать, отдаться снам нелепым,

Чредою хлынут миражи,

Там континенты, где я не был,

И жизнь, которую не жил.

На час сказаться в детском детстве,

Когда одна еще жива,

Нет эпитафии нерусской,