Академик Струмилин выносит советской экономике приговор

Одним из главных экономистов СССР был Станислав Струмилин: заслуженный революционер, член РСДРП, лауреат ленинских и сталинских премий, кавалер нескольких советских орденов. Пожалуй, товарищ Струмилин может считаться безусловным авторитетом при обсуждении административно-командной экономики Советского Союза. Тем интереснее абзацы из его книги, в которой он косвенно указывает на причины безнадёжно низкой производительности труда в СССР.

Книга называется «Очерки экономической истории России и СССР», издана в 1966. Цитирую из главы про экономику Российской Империи 19-го века, там товарищ Струмилин показывает, как крепостные работники проигрывали свободным, вольнонаёмным (ссылка):

Конечно, с течением времени преимущества вольного найма в русской промышленности, несмотря на крепостное право, брали свое. Принудительный труд все время уступал свое место свободному…

…в то время как общее число рабочих возросло [за полвека] в 12,4 раза, принудительный труд увеличился всего в 2,5 раза, причем за последние 35 лет перед освобождением крестьян он даже абсолютно сокращался, и таким образом весь прирост шел почти целиком за счет вольного найма.

Очень интересно, что столь интенсивное вытеснение принудительного пруда свободным происходило, несмотря на то что принудительный труд еще в начале XIX века расценивался вдвое дешевле свободного. Так, например, на шелковой фабрике Дудышкина около 1802 г. посессионные ткачи вырабатывали по 3 руб. 75 коп., а вольные по 7 руб. 33 коп. ассигнациями в месяц. На полотняной фабрике Щербатова приписные ткачи в 1817 г. вырабатывали в месяц около 12 руб. 50 коп., а вольные на фабрике Горбунова в той же Ярославской губ. — более 20 руб. в месяц. Подобное же соотношение наблюдалось на Купавинской суконной фабрике Богородского уезда в 1834 г. «Месячный народ — жаловались здешние посессионные рабочие в прошении министру финансов — как-то: кузнецы, слесаря, токаря, столяры и пр. получают от 10 до 15 руб., а по вольной цене по 40 руб., равенщики при машинах в месяц по 8 руб., а по вольной цене 25 руб., на чесальных машинах мальчики 15 и 16 лет по 7 руб., а по вольной цене по 17 руб., при сновальне девки получают по 3 руб. 50 коп., а по вольной цене по 8 руб.». Туган-Барановский, сопоставлявший эти цифры, заявленные рабочими, с официальной справкой конторы удостоверяет полное их соответствие. Да и по свидетельству самих хозяев фабрики Бабкиных «вольным рабочим платилось вдвое против посессионных».

В данном случае речь идет, по-видимому, только о «месячных» рабочих и, стало быть, о повременных расценках. Но и на сдельной работе при одних и тех же расценках принудительный труд оплачивался значительно ниже вольного, ибо оказывался значительно менее производительным. Так, например, на той же Купавинской фабрике «вольные ткачи вырабатывали в месяц около 3 половинок "масловых" сукон и около 7 половинок "мизерицких" и русских сукон; посессионные же ткачи на той же фабрике вырабатывали масловых только две половинки, а мизерицких и русских 4, редко 5 половинок в месяц… хотя задельную плату они получали одинаковую». Очевидно, здесь решающим моментом была уже не столько норма и форма оплаты, сколько общее разлагающее влияние сознания полной безнадежности и беспросветности своей судьбы на стороне принудительного труда. «Многие из владельцев привилегированных (т. е. посессионных) фабрик, — свидетельствует современник в «Журнале мануфактур и торговли» за 1837 г., т. X, начали давать постоянную плату рабочим; многие платят им даже наравне с рабочими наемными. Но и в этом случае они нередко с большой неохотой принимаются за способ производства более или менее улучшенный, и всегда наемные рабочие лучше их». Вместе с тем, когда рабочие посессионной фабрики Угличанинова, пользовавшиеся довольно дурной славой, получили свободу и стали работать по вольному найму на соседней фабрике Оловянишникова, то они «вскоре работали так же хорошо, как и прочие работники».

Эти красноречивые свидетельства объясняют многое. Они объясняют почему, скажем, ивановские и прочие купеческие фабрики с наемным трудом процветали, получая после 1812 г. до пятисот (!) процентов прибылей за год, а привилегированные дворянские, строившиеся на подневольном труде, то и дело банкротились. Они объясняют, почему еще в 1832 г. дворянских фабрик насчитывалось 862 из 5.599, т. е. 15,5%, а в конце сороковых годов, по Гакстгаузену, их оставалось уже не свыше 500 из 10.000, т. е. едва 5%. Они объясняют, почему русская крупная промышленность, несмотря на богатейшие свои задатки и одно из первых мест еще в конце XVIII века, оставшись одна на целые десятилетия в путах феодализма, так быстро и резко отстала после великой буржуазной революции 1789 г. от западноевропейской индустрии. Они объясняют также и то, почему даже весьма полнокровный русский феодализм рано или поздно должен был уступить свое место вполне развитой системе чисто капиталистических отношений «свободного» найма.

Принудительный труд неэффективен.

Крепостные вырабатывают вдвое меньше, чем свободные люди, причём с худшим качеством, так что даже если отставить в сторону все остальные соображения, получается выгоднее платить хорошую зарплату, но иметь нормальную производительность труда.

В СССР труд был принудительным, вся плановая экономика представляла собой большое крепостное хозяйство. За отказ от работы, тунеядство, была статья. За попытку эмиграции карали, как за измену Родине — тот, кто не получал пулю от Карацупы при попытке пересечения границы, рисковал сесть в тюрьму на 10 лет. Частная собственность была под запретом, так что завести собственное дело было нельзя. Пойти работать к частнику тоже, так как частников не было (для неокоммунистов: нет, артели и колхозы не были частными предприятиями). Оставалось только одно — работать на номенклатуру, причём на тех условиях и за те деньги, которые установят сверху.

Хуже того — если на «дворянских фабриках», про которые пишет товарищ Струмилин, крепостными были только рабочие, то на советских фабриках крепостными были уже и приказчики, и инженеры. Как итог, цитирую, «общее разлагающее влияние сознания полной безнадежности и беспросветности своей судьбы на стороне принудительного труда». Я прикрепил к посту выдержку из руководства к советской обучающей компьютерной системе «Наставник», 1990. Руководство нашёл Роман Чертанов, скачать его можно вот тут (ссылка). Пожалуй, выделенный красным абзац иллюстрирует проблемы принудительного труда достаточно ярко.

Дальше в своей книге, на странице 96, товарищ Струмилин пишет, что уровень реальных зарплат рабочих в России в 1913 составлял не менее 85% от американских зарплат. После революции, как мы знаем, разрыв в уровнях жизни между СССР и США стал катастрофическим, более чем десятикратным. Любой иностранец из развитой капстраны, приехав в СССР, ужасался нищете туземцев, а советские граждане, в свою очередь, восхищались уровнем жизни за рубежом до такой степени, что иногда даже не верили, что их не разыгрывают, показывая им специальные потёмкинские магазины.

После возврата к здоровому капитализму уровень жизни в США и в России снова стал вполне сопоставим: в богатых регионах России зарплаты, с пересчётом на покупательную способность, уже сейчас выше, чем в бедных штатах США.