Кадровый голод должен стать стимулом для цифровизации производства

Две проблемы – нехватка рабочей силы в реальном секторе экономики и пробуксовка с внедрением цифровых инноваций на промышленных предприятиях – существуют в параллельных, не пересекающихся между собой мирах. В то же время кадровый кризис – это хороший повод начать работать на будущее путём внедрения технологий искусственного интеллекта (ИИ). Но этого не происходит.

Над разрывом между неспособностью удовлетворить кадровые запросы производственников и стремлением быть впереди планеты всей в области цифровизации клубятся бесконечные дискуссии устремлённых в будущее экспертов. Ещё в 2019 году российские СМИ писали о кадровом голоде, а на Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ) говорили о том, что российская система образования застряла в прошлом, тогда как сегодня нужно растить кадры XXI века.

Через два с половиной года начались военные действия на Украине и выяснилось, что система подготовки специалистов для промышленности не соответствует даже критериям ХХ столетия. Запросы армии привели к росту производства, а заполнить появившиеся вакансии оказалось некем. Резко возросший кадровый дефицит частично переключил внимание экспертного сообщества с мечтаний о тотальной цифровизации на решение более злободневных вопросов.

Самый простой способ привлечь персонал на конкретное предприятие – повысить зарплаты и премии. По данным Центробанка, в текущем году этим путём пошли 75 процентов работодателей. Это позволило удержать тех, кто подумывал об увольнении, и привлечь специалистов со стороны. Такие меры дают быстрый эффект, но требуют денежных вливаний и не решают проблемы в целом. Кадровая экспансия – это палка о двух концах: приток персонала в одном месте усугубляет дефицит в другом.

Более продуктивный подход подразумевает наращивание численности востребованных кадров. Он работает на среднесрочную перспективу и является элементом государственной политики. Когда в феврале этого года в послании Федеральному собранию Владимир Путин говорил о необходимости «подготовить за пять лет порядка миллиона специалистов рабочих профессий», это касалось всей российской экономики.

Работа в этом направлении идёт с переменным успехом.

Продолжается реанимация системы среднего профессионального образования, в школах пытаются проводить занятия по профориентации с учётом кадровых запросов регионов. В рамках проекта «Профессионалитет» работодателей привлекают к работе с колледжами и техникумами, государство выделило 2,5 млрд рублей на бесплатное переобучение граждан востребованным профессиям. Дадут ли эффект эти меры, пока непонятно.

На сегодняшний день половина выпускников системы среднего профессионального образования не устраивается на работу по полученной специальности, профориентация в школах ведётся формально, в ряде случаев с перегибами – выпускников девятых классов выдавливают из школ и побуждают поступать в техникумы. Участие бизнеса в подготовке кадров носит точечный характер, а программа переобучения взрослых рассчитана на 46 тысяч человек, то есть коснулась 5,5 процента трудоспособного населения. Так что особо обольщаться не стоит.

В СССР был успешный опыт утоления кадрового голода. В 1940-м Президиум Верховного Совета принял указ «О государственных трудовых резервах СССР», который наделил Совет народных комиссаров (правительство) правом ежегодно призывать на учёбу от 800 тысяч до 1 миллиона молодых людей в возрасте 14–15 лет для обучения в ремесленных и железнодорожных училищах, а также 16–17 лет – в школах фабрично-заводского обучения. Эти кадры пополнили состав рабочего класса в послевоенный период. Но в современной России провести трудовую мобилизацию практически невозможно.

Аналитики прогнозируют, что на фоне подъёма экономики кадровая проблема будет обостряться. А это актуализирует вопрос о принятии долгосрочной стратегии, нацеленной на повышение производительности при сокращении числа рабочих мест. Добиться этого можно посредством тотальной цифровизации производственной сферы, прежде всего крупных предприятий. Однако по ряду причин сделать это будет непросто.

Некоторые эксперты давно говорят о том, что Россия движется по ложному инновационному треку. Вместо внедрения новейших технологий в производственные процессы IT-чиновники увлеклись оцифровкой социальной сферы, бизнес занят цифровизацией торговых сетей и других сервисных инструментов, банкиры развивают финтех, программисты конструируют чат-боты, а реальная экономика оказалась в положении нелюбимой падчерицы.

Удивляться тут нечему. Запустить цифровое управление сложным производственным процессом, учитывая все технологические нюансы, – это большая работа, требующая уникального, и дорогого оборудования (датчиков, передающих электронные сигналы, и прочего), а также сотрудничества специалистов-отраслевиков, умеющих адекватно поставить задачу, со способными вникнуть во все детали производственного процесса программистами.

Чтобы оценить масштабы этой задачи, достаточно вспомнить, с каким скрипом внедрялись полвека назад элементарные по нынешним меркам вычислительные технологии. В начале 1970-х годов в одно из авиационных конструкторских бюро поставили ЭВМ и набрали штат программистов. Однако на первых порах ничего не получалось, потому что авиастроители всё знали про самолёты, но не могли перевести это знание на язык алгоритмов, а программисты ничего не смыслили в аэродинамике.

Через шесть лет создали, но так и не внедрили в производство один из первых проектов искусственного интеллекта по управлению энергообъединением. Алгоритм логики принятия решений разрабатывался в контакте с профильными специалистами, ещё год ушёл на конструирование и отладку системы. Сдача прошла успешно, но доверить действующие сети ИИ энергетики отказались, потому что он «не владел информацией о факторах, которые невозможно формализовать».

Сегодня понятно, что запрограммировать (формализовать) можно практически всё, включая человеческую речь. Проблема – в цене вопроса.

Запустить полностью управляемый искусственным интеллектом производственный комплекс гораздо сложнее и дороже, чем создать голосовой сервис, платёжную систему или чат-бот. Не исключено, что именно поэтому в Национальной стратегии развития искусственного интеллекта на период до 2030 года реальная экономика фигурирует не как приоритетное направление (государство не готово оплачивать эту работу), а через запятую наряду с социальной сферой, системами управления и сервисами для граждан.

Ожидается, что к 2030 году 85 процентов субъектов экономики будут знакомы с принципами использования искусственного интеллекта для решения рабочих задач, а 95 процентов компаний (каких именно, не уточняется) интегрируют такие технологии в свою работу. Государство планирует оказать поддержку и обеспечить льготный доступ к вычислительным мощностям (для разработки ИИ) 5 тыс. организаций разного профиля. То есть готово создать условия, но основную нагрузку по реализации этих проектов должны взять на себя владельцы и руководители предприятий.

В производственном секторе существует предубеждение против использования искусственного интеллекта и других инноваций. На том же ПМЭФ в 2019 году было проведено несколько панельных сессий по темам, касающимся внедрения цифровых технологий в реальном секторе экономики. И всякий раз высоколобые эксперты, ссылаясь на свои беседы с руководителями и владельцами предприятий, рассказывали, что те не понимают, зачем что-то менять в технологических процессах, которые прекрасно работают.

Практически везде и так задействованы автоматические или полуавтоматические системы, производительность которых всех устраивает. Зачем в таком случае затевать затратные перемены и нервировать персонал? Дальше начинались истории про то, что «сотрудники боятся лишиться работы», что «машины вытеснят людей» и тому подобное. Председатель правления ПАО «Сибур Холдинг» Дмитрий Конов назвал происходящее «столкновением технологической и цифровой культур».

Вишенкой на торте страхов и консерватизма стало выступление министра промышленности и торговли Дениса Мантурова, который сообщил, что «перейти к “цифре” готовы 10 процентов производственных компаний, 40 процентов смогут сделать это при определённых условиях, а остальные 50 процентов предприятий даже не представляют, для чего всё это нужно».

С тех пор кадровый кризис углубился и захватил почти все отрасли экономики, но настроения производственников не изменились.

Отсутствие видения долгосрочной перспективы приводит к тому, что в настоящее время даже крупные технологические компании сосредоточены на краткосрочных целях и не осознают, что при невозможности резко улучшить демографическую ситуацию естественной реакцией на кадровый голод является цифровизация и роботизация производства. В таких условиях Правительство начинает действовать по принципу «не хочешь – заставим».

Неделю назад вице-премьер Дмитрий Чернышенко сообщил, что «использование искусственного интеллекта станет обязательным для компаний, которые хотят получать субсидии от государства». Сегодня, когда значительная часть инвестиций в экономику обеспечивается за счёт льгот и субсидий, с помощью которых власти компенсируют рост процентной ставки ЦБ, эти слова прозвучали как серьёзная угроза.

То есть Правительство почти насильно загоняет реальный сектор в цифровизацию, вынуждая его вкладывать средства в ИИ и готовить специалистов, способных реализовать эти инновации (кадровый голод коснулся и IT-сферы), а затем и работать с новыми системами управления производством.

Вера Зелендинова