Геев можно жалеть, но нельзя наказывать

На модерации Отложенный


Как сообщают новостные ленты, «Министерство юстиции подало административное исковое заявление в Верховный суд РФ о признании «международного общественного движения ЛГБТ» экстремистским и о запрете его деятельности на территории России».

Само по себе противостояние такой идеологии уместно и необходимо, но это не боксерская схватка, где имело бы смысл бить как можно сильнее. Это борьба за умы и сердца людей, особенно молодых. Поэтому тут более подходит сравнение с шахматами – каждый ход должен быть тщательно продуман. Будет ли удачным ходом введение в юридический обиход понятия ЛГБТ как экстремистского сообщества? Это не вполне очевидно.

Чтобы противостоять гендерной идеологии, важно разобраться, как она функционирует и как она достигла такого успеха на Западе. Любая идеология является средством достижения и удержания власти, и эта идеология – не исключение. Она – не про секс и не про права человека. Она – про власть, достигаемую путем манипуляции.


Люди с сексуальными расстройствами тут являются инструментом – и не больше, чем инструментом. Защита прав сексуальных меньшинств – предлог для того, чтобы привести в подчинение всех остальных.

Люди, которых вынудили согласиться с чем-то абсурдным, отталкивающим или прямо преступным – с тем, что брак может быть однополым, мужчина беременным, а кастрировать собственных детей есть проявление любви и заботы – согласятся и с чем угодно еще. Их разум и воля сломлены.

Большинство адептов идеологии – не гомосексуалисты в своей личной жизни. Некоторые гомосексуалисты ее не поддерживают.

Как эта идеология работает? Через апелляцию к лучшим чувствам и набор несложных подмен.

Вот есть люди, страдающие расстройствами полового влечения и самоидентификации. Само по себе это еще не делает их преступниками. Люди много чем могут страдать – нимфоманией, или алкоголизмом, или болезненным пристрастием к азартным играм.

Эти люди, как нам объясняют идеологи, из-за особенностей своего поведения, становятся объектами ненависти и жестоких преступлений. В США, например, огромная кампания была развернута вокруг дела Мэтью Шеппарда – молодого гомосексуалиста, убитого двумя гопниками. По официальной версии, гопники смертельно оскорбились на его заигрывания, по неофициальной – это были околонаркотические разборки, но так или иначе из бедного юноши сделали символ. Про него сочиняли песни и играли спектакли. Людей ставили перед вопросом: вы что, за жестокие убийства бедных геев? Нет? Ну тогда становитесь под наши знамена.

Так апелляция к лучшим чувствам – состраданию и справедливости – была использована (и используется) для продвижения определенной идеологии.

Ее адепты заинтересованы в том, чтобы с гомосексуалистами обращались как можно хуже – это дает им возможность говорить от имени жертв и снабжает эмоциональным топливом всю их пропагандистскую машину.

При этом совершается ряд подмен, и самая очевидная из них связана с ложным выбором. Так вы за свирепые преследования гомосексуалистов или за то, чтобы детям с детского сада рассказывать о прелестях извращений?

Любая умеренная и благоразумная позиция – «нет, я за неприкосновенность частной жизни, а вот к детям не лезьте» – объявляется исключенной из выбора. Вы либо «гомофоб» и люто ненавидите этих бедных людей за особенности их частной жизни, либо горячий сторонник гендерной идеологии, а третьего не дано.

Некоторые действия активистов, которые выглядят идиотски контрпродуктивными с точки зрения внушения людям терпимости, на самом деле вполне обдуманы. У оппонентов надо вызвать гнев и раздражение, чтобы они наделали глупостей, выставили себя злыднями, а потом возопить: смотрите, люди добрые, какие злыдни! Вы что, хотите быть с ними на одной стороне?

И тут действия консервативной стороны должны быть максимально спокойными, умеренными и продуманными.

Стоит ли в этом контексте признавать ЛГБТ-движение «экстремистским»? Это вызывает ряд проблем.


Сам термин ЛГБТК++ (с постоянно добавляющимися буквами) носит намеренно неопределенный характер. Он означает: а) людей, страдающих различными половыми расстройствами; б) людей, по неразумию увлекшихся модой; в) сторонников соответствующей идеологии; г) активистов, продвигающих эту идеологию. Но это не совпадающие категории лиц. Что именно мы объявляем экстремизмом?

Человек, который уединяется с товарищем по несчастью, не является террористом или мятежником. Как не является террористкой девушка, выкрасившая волосы в радикально розовый цвет. Стоит ли вообще использовать термин, который возник как намеренно неопределенный, в юридическом контексте?

«Экстремистским» можно назвать сообщество, у которого есть определенное членство, и мы можем сказать, кто внутри, а кто снаружи. Но «ЛГБТ» – это не сообщество с понятным членством. Это неопределенный зонтичный термин, а преследование по не четко определенному признаку порождает массу проблем, которых лучше бы не создавать.

Пресечение разрушительной пропаганды необходимо – особенно учитывая, какие деньги и политическое влияние за ней стоят.

Но для этого уже есть необходимая юридическая база.

Преследование не тех или не за то, или явно чрезмерно суровое наказание может оказаться контрпродуктивным.

Наши противники – умные, хитрые, опытные и отлично оплачиваемые люди, которые знают, как спровоцировать оппонента на неудачные ходы.

Поэтому очень важно таких ходов не делать.