«Моя цель была быть просто бойцом»: памяти солдата и военкора Геннадия Дубового

Автор: Агидель Епифанова.

Геннадий Дубовой. «Корреспондент». Без него невозможно представить этой войны. Он всегда был на передовой. С первого дня и до последнего. Стремился в самые горячие точки, на самый передний край. Дмитрий Жуков (командир «Кедр») сказал о нём, что Геннадий является не просто хроникером событий, но создает без каких-либо манипуляций образ Ополчения. Так и было. И образ подразделения «Моторолы», «Викингов» останется в истории таким, каким запечатлел его Дубовой. Мне привелось однажды быть на выставке фоторабот Геннадия. Это было потрясение. На его снимках жило всё. И все. Жили – улыбающиеся, сражающиеся, молящиеся бойцы. Вечно живые… Жили постапокалиптические «пейзажи» разрушенного Иверского кладбища и монастыря. Какая-то грань стиралась при взгляде на них. Эти фотографии следовало бы выставлять не раз и не два и не в отдельных залах. На площадях, на улицах, на уличных стендах должны стоять они. Чтобы знали. Чтобы видели. Чтобы помнили.

Геннадий родился в 1967-м в городе Павлограде. Работал журналистом, специалистом по PR-деятельности, даже основал агентство социально-политического моделирования «Вэйс-Украина» (впоследствии «Вэйс-Новороссия»). До конфликта в Новороссии успел в качестве военкора принять участие во 2-й чеченской…

Воинское начало и глубокую религиозность он унаследовал от деда – казака из священнического рода. Когда комсомольцы полезли на колокольню «язык у неба выдирать», дед только кулак показал: «Онемеете все…» — и богоборцы разбежались. Оказавшись на фронте, он открыто молился. По воспоминаниям внука, «комиссар о «религиозном разложении» повякал, да под взглядом дедовым сник. А когда особист иконочку из солдатской книжки вынул и нацелился изорвать, дед лишь запястье ему «слегка» сдавил. Улыбнулся: «Иди-ка ты к Михал Иванычу…» И под нос бдительному «товарищу» вырезку из «Правды» с куском сталинской конституции насчет свободы вероисповедания в стране, «где так вольно дышит человек…» Обошлось».

А после войны – не обошлось. Донес на Петра Андреевича лучший друг, которого он некогда спас от смерти. «Стражи в голубых погонах пришли тот же день, — писал Дубовой. — И «антисоветчик» ушёл бы без ропота, если б жену — а была она на сносях —  не толкнули наземь. Дед православным был христианином, а не толстовцем, передавил бы всех, они это поняли сразу. И когда за штырем метнулся к сараю, его бортом грузовика впечатали в стену. Но и полураздавленный, почти мертвый он стал выдираться. Недолго думая, эмгэбэшник выстрелил из реквизированного «Вальтера». В голову. Когда грузовик отъехал, дед остался стоять.

Мой дед, Пётр Андреевич, был рядовым русским солдатом. Простым землепашцем с корнями из казаков Вольного Дона по отцу, из священников Курской губернии по матери. Лицом и статью — образец арийца с плаката «Вступайте в ряды «Ваффен СС». «Кровь и почва» называлось это теми, кого давил он спокойно из своего «Максима».

А задавили его «свои». Сучата-стукачата. Карьеристики. Партейцы пронырливые сервильные, без мыла проскальзывающие в креслица «руководящих и направляющих» —  всегда мимо да в кровавую топь…

Предателей вешали во все времена. Мы уже вне времени?..

В юности я мучительно хотел посмотреть в глаза тому, кто предал моего деда. А теперь не хочу: я однажды непоправимо почувствовал, что в глазах таких людей не отражается ни-че-го.

Внук предателя на Украине до высоких поднялся чинов и ныне упоённо лижет сапог с лэйблом «NATO».

Его предок незадолго до смерти жену преданного друга разыскал, руки целовал да плакался, что являться ему стали «какие-то черные». Воистину — «воздаяние грешников узриши». Дед и мёртвый их пересилил.

Мы, рожденные в СССР, и наши дети-внуки-правнуки не помянем добрым словом «мародерскую власть комиссаров». Но ещё не раз заплачем о заветно-запретной единой стране. Зарыдаем горько. О «цивилизаторами»-псами перекалеченной, расчлененной, обглоданной нашей Родине. О Святой Руси…

…Схватка за жизненное пространство для них — это Вечная Великая Отечественная для нас. Она началась в 988 году от Рождества Христова и кровавить будет до исчезновения пространств и времен. Как для Господа «тысяча лет как один день», так и для Родины нашей, каждый день — это нескончаемое 22 июня. И у каждого, кто милостью Свыше, призван в сей мир в высоком звании «православный русский», выбор прост: либо дезертир, либо из окопа в атаку. Либо предатель, либо Русский Солдат Вечной Войны».

Будучи таким Солдатом, в ряды защитников Донбасса Дубовой вступил с первых дней Русской весны. Участвовал в штурме Донецкой ОГА, создал первую официальную газету ДНР «Голос Народа — Голос Республики», а затем отправился на фронт… Позже он рассказывал в одном из интервью: «То, что начнётся эта война, я знал ещё в 2004 году. И уже тогда к ней готовился: мне это было совершенно понятно, и меня умиляла позиция наших самообманщиков, людей, которые рассчитывали на то, что каким-то образом центральную власть Украины будут возглавлять пророссийские силы, что мы когда-нибудь получим федерализацию. Бесперспективность всего этого была очевидна уже тогда. Потому что США и глобализаторской элите эта территория была нужна как один из плацдармов против России. Я уже неоднократно говорил и на тему сланцевого газа, и на тему объектов промышленности, которые для западной элиты не представляют никакой ценности и являются всего лишь подножным кормом для наших местных олигархов. Эта территория им нужна как плацдарм, причём нужна вся, а не какая-то её часть. Поэтому мировая война неизбежна, она по сути уже идёт.

Как только начались первые марши протеста в Донецке, бросил все остальные дела и стал заниматься общественной деятельностью. После того, как референдум был проведён, я понял, что на информационном фронте свою миссию выполнил и одержал победу, пришёл к тому, что всё решает оружие и сразу же поехал в Славянск к Игорю Стрелкову который меня направил в подразделение «Моторолы» под Семёновку. И от Семёновки до аэропорта с ним прошёл все бои, прежде всего в качестве бойца, и только потом в качестве корреспондента. Этим я вообще не хотел заниматься, потому что изначально моя цель была быть просто бойцом, а потом, если останусь жив, написать об этом книгу».

В Славянске Дубовой служил в подразделении Моторолы. И как военкор, и как рядовой боец. Последнему командир сперва противился: «Убьют журналиста у меня в подразделении – будут проблемы». Но увидев «Корреспондента» в деле, изменил свое мнение и выдал ему оружие. Таким образом, Геннадий был в первую очередь ополченцем-добровольцем, а лишь во вторую – журналистом, что всегда подчеркивал сам. «Кто не воюет – тот лишнее в бою звено, а воюешь – не до съёмок», —  говорил он.

«Профессионалы» нередко упрекали Дубового в том, что его репортажи сняты «на коленке», наспех, плохонькой камерой. Но именно эти безыскусные, но правдивые репортажи находили особенный отклик в сердцах. Причину объяснял сам «Корреспондент»: «Бог отнимает Дух, способность творить у тех, кто обожествляет себя, слишком трепетно относится к своей ничтожной – без риска и жертвенности – жизни. И тогда километры антивоенных текстов и мегабайты самых с виду правдивых съёмок никак не влияют на общественное мнение, ибо бездуховны, мертвы, бессмысленны…»

Моторола не раз посылал Геннадия на самые опасные участки – в условиях информационной блокады важно было снять, зафиксировать, показать всему миру, что на самом деле происходит в зоне конфликта. И Дубовой снимал – в разгар боев, под пулями, рискуя жизнью. Чтобы донести Правду до тех, кто ещё не утратил способности к её восприятию. Однажды между Миусинском и Снежным его группа попала в засаду: «Поехали на позицию, где вчера был бой, забрать оставшийся крупнокалиберный пулемёт «Утёс». Всё было тихо и благополучно, «Малой» и «Одесса» отправились на высотку за пулемётом, а мы с «Артистом» прикрывали тыл. Я положил камеру на капот, и, в один момент она разлетается в щепки от снайперского выстрела. Падаю за машину, передёргиваю затвор и начинаю прикрывать ребят. Пока мы с «Артистом» отстреливались, включились крупнокалиберные пулемёты и начался перекрёстный обстрел. Не знаю, каким чудом «Одессе» и «Малому» удалось по открытому пространству добежать до машины целыми. Потом мы на этом «джихадмобиле» уходили под невероятным обстрелом, когда пули свистели, пролетая сквозь салон. «Артист» кричал: «У меня огнестрел, умираю!» «Молчи, в морге не лечат!» — кричал ему в ответ «Малой». Чудом вырвались из простреливаемой зоны, а потом вечером «Артист» протягивает мне измятую пулю, хохочет: «Вот он огнестрел!» Пуля на излёте прошла сквозь обшивку авто, ткнулась ему в голень и скатилась в ботинок…»

Куда тяжелей боев и даже потерь товарищей было для Геннадия видеть страдания мирных жителей и особенно детей. «Помните девочку, убитую в храме во время литургии? – вспоминал он. — Ещё тогда подумал: «Как же так, стоит ребёночек, молится, чтобы было всё хорошо, чтобы кончилась эта война, а в это время летит снаряд…»

Так вот на следующий день после этого случилось никем не освещённое убийство. Я тогда не смог передать информацию, а потом уже не имело смысла.

Возле передового рубежа в Семёновке мы с «Артистом» шли к «Ермаку», который в тот момент остался один на позиции и остановил во время страшного боя наступающие украинские танки.

Смотрим, во дворе уцелевших домов играют мальчик и девочка из очень бедной семьи, которой не за что было выехать. Девочка выбежала на дорогу, и тут начался миномётный обстрел. Хлоп — и эта дымная и огненная пасть ребёнка просто исчавкала. Выплюнула только косичку.

Как-то ночью я просыпаюсь от того, что кто-то по-волчьи стонет: то ли рычит, то ли воет. Это был боец с позывным «Север». Потом дёргает меня за плечо и говорит: «Гена, я её похоронил…» Я спросонья ничего не понимаю, тут начинается обстрел, а мы тогда втроём держали колбасный цех, целое направление. Говорю: «Кого ты похоронил?» Он плачет, здоровый мужик сидит и ревёт: «Косичку…» Две недели «Север» носил в подсумке косичку этой девочки… Это и есть символ нынешней войны: вспоминать остальные боевые эпизоды по сравнению с тем, что случилось с этой девочкой, вообще не имеет смысла».

Славянск «Корреспондент» покидал со своим подразделением. «Там всё было просчитано до мелочей, — свидетельствовал он позднее, — вышли с минимальнейшими потерями, когда всё заблокировано и осталась одна полевая дорога. Не было там брошено оружия, как говорит Кургинян: нам нечего было бросать, у нас не было тяжёлого оружия. Самоё тяжёлое, что у нас было — это ПТУРы: если каждый пятый сработает — великая радость. Ещё у нас были РПГ с такой же степенью срабатываемости и противотанковые ружья 1943 года выпуска, те самые, которыми наши прадеды останавливали нацистские танки».

После Славянска Дубовой вновь сражался и снимал в самом пекле. В боях за Донецкий аэропорт он получил ранение и, оказавшись на больничной койке, посвятил вынужденную передышку осмыслению войны: «Освободительная, справедливая война учит тому, что самый страшный враг это вовсе не свихнувшийся на идее своего иллюзорного превосходства нацист. Не финансирующий экстремистов и боевиков олигарх – марионетка международных финансистов, мнящих себя владыками мира сего. И не эти «владыки», дергаемые за веревочки наипоследнейшим в аду бесёнком. С ними всё ясно. Самый главный враг всегда – обыватели, духовные и социальные амебы, принимающие форму кровяных телец; человекообразные теплохладные, человеческое измерение которых сводится к гипертрофированным проявлениям инстинкта самосохранения. А поскольку таковых в любом социуме большинство – враг всегда за спиной, «враги человеку – домашние его». Они и есть та шестая колонна, которая плоды самых сиятельных, грандиозных побед обменяет на «дружбу, жвачку, рок-н-ролл», офисные радения и прелести шенгенской зоны.

Война возвращает радость одиночества в любых условиях. Потребность в одиночестве – одна из базовых потребностей человека, целенаправленно уничтожаемых современной цивилизацией. Речь не о пресловутом одиночестве в толпе. О состоянии молитвенной сосредоточенности, которое каждому необходимо испытывать для внутреннего восстановления, духовной регенерации, без которой человек – что и наблюдается по среднестатистическим представителям массового общества – ускоренно деградирует вне зависимости от того, каков его внешний интеллектуально-образовательный, профессионально-финансовый ценз. Только в забитом до отказа блиндаже под шквальным обстрелом или притискиваясь друг к другу на могущей в любой миг искорежится броне, дозволено испытать такое же как монашеском затворе целительное, неприступное для оккупантов-искушений живое одиночество.

Помню хиленький блиндаж в Семеновке вблизи базы Моторолы. Спасаясь от длительного миномётного обстрела в нору под треснутой бетонной плитой, забилось двадцать с лишним бойцов. Я стиснут со всех сторон, полусижу-полуподвешен, на голове моей чья-то нога в облепленном грязью берце, в лоб уперся обод каски впереди сидящего, из непроглядности справа импульсами, то исчезая в звуках взрывов, то взлетая торжественно, как в храме, доносится напряженный фальцет 17-летнего ополченца из Славянска: «Покровом милости Твоей огради нас Пресвятая Богородица»…

…Камуфлированные обыватели пытаются неизбывную отделенность растворить в стадности. Для бойца обвальное переживание одиночества – милость свыше, шанс, возможность сокрушить «Я!» и стать воином. А для воина одинокость не более чем «технологическое условие» духовного роста.

В Николаевке под плотнейшим миномётным обстрелом непередаваемое испытал я состояние. Момент возможной смерти открылся как бесплотный «голем». Как «существо», вылепленное из «глины» фантомной боли: страстей, греховных мыслей, дурных поступков, сделанных или так и оставшихся в воображении моих умерших родственников.

Всё злое, гнусное, безбожно-корявое содеянное всеми моими предками пережил враз; слился с ними, в запредельном онлайне сам делал всё ими когда-либо содеянное греховно-мертвящее, нераскаянное. И ужаснулся. Содрогнулся от омерзения и наваливающейся обреченной панической безысходности. Отторг ЭТО покаянным воплем к Создателю и Спасителю. И «голем» развалился, исчез, хотя осколки мин летели так густо, что исчезнуть он должен был вместе со мною, должен был утащить…

…Что испытывает в каждом в бою воин, то есть тот, кто сражается не ради земных благ и славы, но против силы, порождающей войны? Точь-в-точь то же, что приговоренный к гильотине преступник (ибо для мира, лежащего во зле стремление к Источнику Добра – преступно). Каждый миг боя и всё, что длится сейчас в Новороссии суть четверть секунды бесконечного одиночества и абсолютной жертвенности. И это главный урок войны.

С первого боевого задания и доныне я молился и молюсь так: «Создатель и Спаситель мой, невозможного для Тебя нет, яви милость Свою: сделай, чтобы я не убил того, кто не хочет убивать, а раненый мною не стал бы увечным». Только раз, во время сражения в аэропорту, ослепленный страстью отомстить любой ценой, я забыл об этой молитве и – во тьме у передовой позиции рухнул в яму.

Лечусь. Учу уроки войны. Каюсь».

Говоря о 6-й колонне обывателей, Геннадий имел ввиду тех, кто стремился припеваючи жить за спиной сражающихся героев, а то и поживиться за их счет. По возвращении в Донецк «Корреспондент» был потрясен, когда таксист запросил с него вчетверо больше обычной цены. Водитель был убежден, что «раз в форме, значит, много денег получает». Между тем, летом 2014-го ополченцы не получали вообще ничего, сражаясь исключительно за идею и добывая снаряжение и все прочее за свой счет.

Тем не менее по излечении Дубовой вернулся в строй. С той поры он служил в разных подразделениях, и бывали периоды, когда казалось, что лучший военкор Новороссии устал и становится обычным «военкором», умалчивающим о том, о чем говорить не положено, снимающим проходные сюжеты… «Профессионально». Но Геннадий был в первую очередь воином. Бойцом Ополчения. И долго такой полуправды и лицемерия выдержать не мог.

В 2023 году Дубовой оставил профессию военкора и вступил простым бойцом в одно из сражающихся на передовой подразделений. Его последние записи вновь обжигали той правдой, живой болью, какая свойственна была его ранним материалам. Он страдал от того, что не может защитить мирных жителей, не может защитить гибнущих детей. Негодовал на глянцевый «патриотизм», не желающий видеть многочисленных жертв и страданий, но лишь тешащийся шапкозакидательскими иллюзиями. Его последняя запись была горькой и в каком-то смысле пророческой. «Корреспондент» словно бы простился в ней со всеми нами, объяснив свой выбор. Разместив кадры последних мгновений смертельно раненого бойца, Дубовой написал:

«Видео для всех, кто вдали от передовой словоблудит о «массовом героизме» и о том, как «стеной пойдёт на пулемёт дичайшая дивизия Донбасса… Смотрите и просите у отходящего в вечность русского воина прощения за свои иллюзии. Каждый умирает в одиночку, другого героизма на фронте нет. Раненый воин крестится перед смертью. После этого беспилотник ВСУ добивает его гранатой…

… Перед боем я всегда молюсь так: «Создатель мой, невозможного для Тебя нет, сделай так, чтобы я не убил того, кто не хочет убивать, а раненый мной не стал бы увечным». Увы, на этой изувеченной сатанинской глупостью и человечьей ненавистью планете слишком много тех, кто хочет убивать, и молятся они не Создателю.

P. S. В который раз мне пишут: «Геннадий, почему вы перестали снимать? Ждём ваших репортажей… »

Потому что я боец подразделения, в котором снимать нельзя. Я сознательно сделал этот выбор, чтобы не лгать и не уподобляться «коцапеговым» и прочим сладкофамильным, прости Господи, «военкорам». На данном этапе военная журналистика выродилась, увы. Честнее быть простым бойцом. И — главное: вам не нужна Правда. Вы требуете лишь подтверждения ваших заблуждений, постановочно- глянцевых «репортажей» о скорой победе и отсутствии у нас потерь… Подпитывать ваши иллюзии — грех и то самое «болезненное бесстыдство», о котором писал Шолохов.

Честь имею».

Через два дня лучший военкор сражающейся Новороссии, её верный Защитник на протяжении без малого 10 лет, погиб. Не в бою, как желал. А во дворе собственного дома, где ждал жену, успев купить ей цветы. Геннадия Дубового сбила машина… Он мечтал о том, что после победы, в которую не переставал верить, напишет книгу, в которой воскресит всех тех, с кем бок о бок привелось ему мужествовать. Увы, Бог, сподобивший «Корреспондента» покинуть нашу грешную землю Воином Правды, каковым создал его, не судил написать этой книги. А, впрочем… остались многочисленные очерки и съемки Геннадия, в которых запечатлена хроника битвы за Новороссию – в лицах, в судьбах, в хронике боев. И это наследие – бесценно. И когда-нибудь именно оно ляжет в основу подлинной истории нынешней войны.

Источники: