Верховный главнокомандующий Русской армией и флотом Император Николай II

Одним из устоявшихся тенденциозных большевистских мифов о Государе Николае II является миф о его слабоволии. Но он блестяще опровергается анализом деятельности Царя на посту Верховного главнокомандующего Российской армией в годы Первой мировой войны. В начале июня 1915 года положение на всех фронтах резко ухудшилось: была сдана ранее захваченная крепость Перемышль, оставлен Львов. В июле покинута Варшава, а затем и вся Польша, позже часть Литвы. И противник продолжал наступать. На этом фоне в августе 1915 года Николай II вопреки мнениям части генералитета, Совета министров и «прогрессивной общественности» издал приказ по армии и флоту о принятии обязанностей Верховного Главнокомандующего: «Сего числа я принял на себя предводительствование всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, находящимися на театре военных действий. С твердою верою в милость Божию и с непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим земли Русской»[1].


Следует сказать, что еще с началом Первой мировой войны Государь регулярно выезжал в Ставку, ездил на юг России, Кавказский фронт, посещал воинские части действующей армии, перевязочные пункты, военные госпитали, тыловые заводы и все, что играло роль в ведении этой невиданной по масштабам войны. Член комиссии РПЦ по вопросам богословия протоиерей Валентин Асмус, характеризуя воспитание Государя утверждает: «Можно сказать, что Николай II получил настоящее военное воспитание, и настоящее военное образование. Он всю жизнь чувствовал себя военным, это сказывалось на его психологии и на многом в его жизни» [2]. И действительно, Цесаревич изучал военное дело с большим увлечением, старательно составляя конспекты, снабжая их многочисленными рисунками. Кроме того, будущий Государь в течение двух лет служил в Преображенском полку, где исполнял обязанности субалтерн-офицера, затем – ротного командира. Целых два сезона Николай Александрович служил взводным командиром в гусарском полку, был командиром эскадрона, а в рядах артиллерии провел один лагерный сезон. Государь любил воинскую службу, а военные любили своего Царя. Церковно-общественный деятель, дворянин и эмигрант Евгений Евлампиевич Алферьев отмечал, что «в армии принятие Государем Верховного командования было принято восторженно», а историк русской армии Антон Антонович Керсновский считал, что « … это было единственным выходом из создавшейся обстановки. Каждый час промедления грозил гибелью. Верховный главнокомандующий и его сотрудники не справлялись больше с положением - их надлежало срочно заменить. А за отсутствием в России полководца заменить Верховного мог только Государь» [3]. Уже будучи в эмиграции, умудренный сединами профессор и последний начальник штаба корниловской дивизии в Русской Армии барона Врангеля, Евгений Эдуардович Месснер вспоминал: «Глядя на Императора, каждый видел в Нем стосемидесятимиллионную Россию, отчизну от Либавы до Владивостока. Не обожествляя, каждый видел в нем — говоря словами кавказской песни — Земного бога России, мощь России, ее величие, ее славу. Но к земно-божескому почитанию Николая Александровича добавлялась еще и особая любовь, возникавшая при лицезрении Его, хотя бы при мгновенном общении с Ним, любовь, которую пробуждали очевидные, ощутимые свойства этого добрейшего из Царей России — его милостивая улыбка, его ласковые глаза, его святительская душа» [4]. C мнением Месснера солидарен и русский генерал-лейтенант Александр Мосолов, который утверждал следующее: «Царь был не только вежлив, но даже предупредителен и ласков со всеми теми, кто приходил с ним в соприкосновение. Он никогда не обращал внимания на возраст, должность или социальное положение того лица, с которым говорил. Как для министра, так и для последнего камергера, у Царя было ровное и вежливое обращение» [5]. В своих мемуарах Мосолов выделяет исключительные качества Государя как монарха, военачальника и державного отца Империи, утверждает, что Николай II хорошо осознавал положение дел на фронте и являлся профессиональным военным. Стоит отметить, что уже самые первые решения главнокомандующего Николая II привели к существенному улучшению положения на фронте. Генерал Иванов сообщал в Ставку: «Сегодня (25 августа 1915 г.) наша 11 армия (Щербачёва) в Галиции атаковала две германские дивизии … было взято свыше 150 офицеров и 7000 солдат, 30 орудий и много пулемётов». «И это случилось сейчас же после того, как наши войска узнали о том, что я взял на себя верховное командование. Это воистину Божья милость, и какая скорая», — писал Император. «Всегда уравновешенный Государь и был причиной резкого улучшения положения на фронте после смены Верховного Командования» — объяснял стабилизацию фронта историк Кобылин. В Вильно-Молодечнеской операции (3 сентября — 2 октября 1915 года) Государь со своей Ставкой сумели прекратить крупное наступление немцев, в результате которого был захвачен город Борисов и остановлен натиск 10-й германской армии. Дворянин и историк Михаил Лемке приводит слова генерал -квартирмейстера Пустовойтенко: «Прежняя Ставка, при Николае Николаевиче и Янушкевиче, только регистрировала события; теперешняя, при Царе и Алексееве, не только регистрирует, но и управляет событиями на фронте, и в стране. Царь очень внимательно относится к делу». Аналогичного мнения придерживался и уже упомянутый Евгений Алферьев отмечавший, что «своим присутствием в эпицентре грандиозных событий Государь вернул своей армии духовную силу для борьбы с внешним врагом. Та же духовная сила захватила и народные массы, возродила веру в победу и волю к труду по вооружению армии». Одно из первых распоряжений Императора Николая II касалось наведения порядка на фронте, где он требовал «не останавливаться ни перед какими мерами для водворения строгой дисциплины в войсках».  

В начале октября Царь побывал на передовой в боевой линии Юго-Западного фронта, постоянно выезжал в действующую армию, а затем с сыном отправился в города, где функционировала военная промышленность. Они посетили Ригу, Псков, Ревель, Витебск, Одессу, Могилёв, Тирасполь, Рени на Дунае, Херсон, Николаев. С огромным усердием и желанием поддерживали почин Государя и другие Романовы.
Младший брат Царя Михаил Александрович в Первую мировую войну командовал кавалерийской «Дикой» дивизией, спал на простой солдатской койке с жесткими подушками, по утрам принимал холодные ванны, завтракал овсяной кашей, часто оставаясь голодным. Бойцы дивизии -представители горских народов, особенно гордились тем, что в бой их ведет брат Белого Царя. Сергей Михайлович Романов был полевым генерал-инспектором артиллерии при Верховном главнокомандующим, Александр Михайлович Романов заведовал авиационной частью в действующей армии. Генерал-лейтенант Георгий Михайлович Романов состоял при ставке Верховного главнокомандующего. Николай Николаевич Романов (младший) после отставки с поста главкома стал командовать войсками Кавказского фронта. Генерал-лейтенант Петр Николаевич Романов состоял при Ставке, а затем служил на Кавказе. Воевали добровольцами на фронтах Первой мировой пять сыновей великого князя Константина Константиновича Романова. Их всех объединяла глубокая религиозность и любовь к Отечеству. Императрица с самого начала Великой войны посвятила себя раненым. Пройдя курсы сестер милосердия вместе со старшими дочерьми - Великими Княжнами Ольгой и Татьяной, - она по несколько часов каждый день ухаживала за ранеными в Царскосельском лазарете. Августейшие сестры выстаивали за операционным столом, были сиделками, выполняли любую тяжелую и грязную работу. Офицер пулеметной команды 10-го Кубанского пластунского батальона Семен Павлов, лечившийся в Собственном ее Величества лазарете вспоминал: «Высокие Сестры любили Свой лазарет. Любовь эта проявлялась на каждом шагу и не на словах, а на деле – в каждой мелочи обыденной жизни. Прежде всего, взять бы хотя одно: все свободное время Семья Государя отдавала раненым и больным воинам вообще и в частности, раненым и больным Своего лазарета … Заботы и огорчения раненых весьма близко принимались Высокими Особами к сердцу. В тяжелые минуты никто не умел так утешить человека, как Государыня. Простота Высоких Особ прямо очаровывала раненых, и они в свою очередь отвечали Им восторженным обожанием» [6]. Следует отметить, что решительные шаги Главнокомандующего Николая II остановили неблагоприятный ход войны. «История скажет, каким крестным путём, шла с какими сверхчеловеческими трудностями боролась летом 1915 г. наша армия», — свидетельствовал протопресвитер русской армии Георгий Шавельский. Генерал Краснов констатировал: «В Императорской армии была глубокая вера друг в друга. Первейший генерал и последний рядовой носят имя солдата. Это было свято. Этому верили, потому что видели Государя с Наследником в окопах под артиллерийским огнём…». Деятельность Императора Николая II на посту Главнокомандующего дала великолепный результат. Уже через год русские войска смогли совершить великий по своему масштабу прорыв, названный Брусиловским по имени нового командующего Юго-Западным фронтом генерала Брусилова. «Войска чудно сражаются и многие батальоны и даже отдельные части проявляют столько героизма во время битвы, что трудно запомнить все случаи» — писал Николай II 19 июня 1916 года из Ставки. Во время подготовки и осуществления Брусиловского прорыва Главнокомандующий постоянно находился в Ставке, работая с бумагами, принимая доклады порой до двух-трех часов ночи. В итоге русские войска в Брусиловском прорыве взяли до полумиллиона пленных солдат и офицеров противника! На Кавказском фронте Императорской армии также сопутствовал успех, началось зимнее наступление на превосходящую почти более чем в два раза по численности турецкую армию. Эрзерумская наступательная операция, проведённая на трехсоткилометровой полосе горного участка с конца декабря 1915 года по 19 февраля 1916 г. завершилась полнейшим успехом. Кавказская армия пленила более 13 тысяч турецких солдат и офицеров, захватила 300 орудий и овладела крепостью Эрзерум.

Под руководством Государя Николая II была организована работа оборонной промышленности по обеспечению тяжёлого вооружения, блестяще налажена поставка на фронт необходимого количества снарядов и патронов с лета 1915 по осень 1916 года. Военный министр Дмитрий Савельевич Шуваев на заседании Государственной Думы 4 ноября 1916 года отмечал что выпуск вооружения в 1916 году по сравнению с предыдущим годом увеличился следующим образом: «Трехдюймовые орудия в 8 раз, 48-линейные гаубицы в 4 раза, винтовки в 4 раза, 42-линейные снаряды в 7,5 раз, 48-линейные снаряды в 9 раз, шестидюймовые снаряды в 5 раз, трехдюймовые снаряды в 19,7 раза, взрыватели в 19 раз, 48-линейные и шестидюймовые фугасные бомбы - в 4 раза и в 16 раз. Взрывчатые вещества в 40 раз, удушающие средства в 69 раз».

И в конце своего выступления под аплодисменты собравшихся Шуваев добавил: «Это - повелительные указания Державного Верховного нашего Главнокомандующего нашей доблестной армии … Позвольте еще раз высказать полную уверенность старого солдата, что мы не только должны победить, мы победим, победим во что бы то ни стало». В годы Великой войны Ставка Николая II располагалась на территории Могилевской губернии в городе Могилеве. Жил Государь в небольшом двухэтажном доме, где занимал две комнаты на втором этаже, одну используя под царский кабинет, другую под спальню. В Ставке не было времени на увеселительные мероприятия, одна лишь работа, бесконечные совещания, доклады и бумаги. Но Николай II с этим прекрасно справлялся, не имея даже личного секретаря. Генерал Курлов утверждал: «… Государь всем сердцем любил свои войска, душой отдыхал среди офицеров от тягот, сопряжённых с его положением … ». Другой человек, хорошо знавший Императора, генерал Воейков писал: «Любил же Государь посещать офицерскую среду из-за возможности встречаться с людьми, которых редко видел и с которыми мог вести непринуждённые разговоры об интересовавшей его военной жизни». Интересный факт: Государь так до конца жизни и носил звание полковника, так как считал невозможным самому себе повышать звание, тем более что полковничьи погоны он получил из рук любимого отца Императора Александра III в 1892 году. Пока в Ставке кипела напряженная работа и планировалось решающее наступление в 1917 году, генерал-квартирмейстер (заместитель начальника Полевого генерального штаба Германской империи), генерал-полковник Людендорф, оценивая военную обстановку на конец 1916 года, писал: «В результате реорганизации русской армии значительно возросла ее мощь….Верховному главнокомандованию придется считаться с тем, что неприятель в начале 1917 года будет подавляюще сильнее нас. Наше положение чрезвычайно тяжелое и выхода из него почти нет. Наше поражение казалось неизбежным».    

Именно на таком фоне в стране произошел февральский переворот. Это не была спонтанная и всероссийская революция, что отмечал писатель Александр Солженицын: «Нигде, кроме Петрограда, не было предрасположения к восстанию. Февральская революция произошла как бы не в России, но в Петрограде, потом и в Москве за Россию, вместо неё, а всей России объявили готовый результат. Если б революция была стихийной и всенародной - она происходила бы повсюду … К Февралю народ ещё никак не утерял монархических представлений, не был подготовлен к утере царского строя» [7]. Дадим слово нашим идеологическим оппонентам. Советский писатель и журналист Михаил Кольцов в двадцатые годы был в стане победителей, тех, кто истреблял Романовых «как класс», кто всячески клеветал и унижал память последнего Царя, поэтому для нас интересен тот неожиданный вывод, к которому он пришел: «Где тряпка? Где сосулька? Где слабовольное ничтожество? В перепуганной толпе защитников трона мы видим только одного верного себе человека – самого Николая. Нет сомнения, единственным человеком, пытавшимся упорствовать в сохранении монархического режима, был сам монарх. Спасал, отстаивал Царя один Царь. Не он погубил, его погубили». В те окаянные дни генерал-майор Александр Спиридович, будучи начальником императорской дворцовой охраны, сказал прекрасные слова: «Наши генералы, так часто кокетничающие словами «я солдат», забыли эти замечательные простые слова, именно, в тот момент, когда должны были сказать - мы можем дать советы по вопросу наступать или отступать, но по вопросу отречения благоволите обратиться в Сенат, Государственный Совет — мы не компетентны, мы «солдаты». Они же … Не только не ответили так на вопрос об отречении, они имели смелость поднять этот вопрос, который был совершенно вне их компетенции, выше их политического разума» [8]. Отметим, что наши так называемые союзники по Антанте не желавшие победы России, и ее послевоенного усиления, с первых дней переворота начали поддерживать мятежников. Англия и Франция еще 1 марта 1917 года официально через своих послов заявили что «вступают в деловые сношения с Временным Исполнительным Комитетом Государственной Думы, выразителем истинной воли народа и единственным законным временным правительством России» [9]. Британский премьер-министр Ллойд Джордж, выступая в английском парламенте, «с чувством живейшей радости» приветствовал свержение русского Царя: «Британское правительство уверено, что эти события начинают собою новую эпоху в истории мира, являясь первой победой принципов, из-за которых нами была начата война»; «громкие возгласы одобрения раздались со всех мест» [10]. Радовался и неприятель: «Огромная тяжесть свалилась у меня с плеч», — записал в своём дневнике генерал Людендорф. И действительно, лишь февральский мятеж не позволил России выиграть Первую мировую войну. С заменой Верховного главнокомандующего Государя Николая II и его отречением не стало Царя на престоле, а фронт в итоге рухнул. Ариадна Владимировна Тыркова-Вильямс, одна из организаторов и член Центрального Комитета партии кадетов, активная участница февральских событий писала: «Когда упала корона, многие с изумлением заметили, что ею заканчивался, на ней держался центральный свод русской государственности ... Заполнить опустошение оказалось не под силу кадетам» [11]. Анализируя произошедшие события, интересно ознакомиться с точкой зрения американского ученого Ричарда Пайпса о том, что Николай II отрекся из патриотических соображений, желая спасти русскую армию от разложения, причем он обсуждал это действие не с Думой и ее Временным правительством, а с генералом Алексеевым и командующими фронтами. Исследователь утверждает, что если бы Царь заботился в первую очередь о сохранении трона, он мог скоропалительно заключить мир с немцами и бросить войска с фронта на усмирение бунта в Петрограде и Москве. В итоге, Государь предпочел отказаться от короны ради спасения фронта и продолжения борьбы с внешним врагом. «Мало эпизодов Великой войны, - писал Уинстон Черчилль, - более поразительных, нежели воскрешение, перевооружение и возобновленное гигантское усилие 1916 года. Это был последний вклад русского Царя и русского народа в дело победы … В марте Царь был на престоле; Российская империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна. Тот строй, который в нем воплощался, которым он руководил, которому своими личными свойствами он придавал жизненную искру — к тому моменту выиграл войну для России … Держа победу уже в руках, Россия пала на землю заживо, как древле Ирод, пожираемая червями». Это признавали и сами заговорщики. Так, лидер кадетов и по совместительству министр иностранных дел Временного правительства Павел Милюков писал в декабре 1917 года: «Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войною для производства переворота было принято нами вскоре после начала этой войны. Заметьте также, что ждать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования»[12]. «Если бы Россия в 1918 году осталась организованным государством, все дунайские страны были бы ныне лишь русскими губерниями, - сказал в 1934 году канцлер Венгрии граф Бетлен. - Не только Прага, но и Будапешт, Бухарест, Белград и София выполняли бы волю русских властителей. В Константинополе на Босфоре и в Катарро на Адриатике развевались бы русские военные флаги. Но Россия в результате революции потеряла войну и с нею целый ряд областей ...».  

В завершение своего доклада хотелось бы несколько слов сказать о трогательном моменте прощания Государя Николая II со своей Ставкой. Генерал-лейтенант Свиты Дмитрий Николаевич Дубенский вспоминал: «Весь зал был переполнен, стояли даже на лестнице и при входе… Его Величество был окружен со всех сторон. Около него находился генерал Алексеев, в его глазах были слезы. Государь немного помолчал, затем при глубочайшей тишине своим ясным, звучным голосом начал говорить….Уже при первых звуках голоса Государя послышались рыдания, и почти у всех были слезы на глазах, а затем несколько офицеров упало в обморок, начались истерики, и весь зал пришел в полное волнение, такое волнение, которое охватывает близких при прощании с дорогим, любимым, но уже не живым человеком… Государь начал обходить команду, которая так же, как и офицерский состав Ставки, с глубокой грустью расставалась со своим Царем, которому они служили верой и правдой. Послышались всхлипывания, рыдания, причитания; я сам лично слышал, как громадного роста вахмистр, кажется, кирасирского Его Величества полка, весь украшенный Георгиями и медалями, сквозь рыдания сказал: «Не покидай нас, батюшка». Все смешалось, Государь уходил из залы и спускался с лестницы, окруженный толпой офицеров и солдат. Я не видел сам, но мне рассказывали, что какой-то казак-конвоец бросился в ноги Царю и просил не покидать России. Государь смутился и сказал: «Встань, не надо, не надо этого». Генерал-майор Донской армии Михаил Георгиевич Хрипунов вспоминал: «Я имел счастье быть флигель-адъютантом с 23 ноября 1915 г. до печальнейшего дня скорби Российской - вынужденного отречения от трона моего Государя».  

Генерал Воейков написал о нашем Императоре Николае II: « …Личность Царя не была справедливо оценена его подданными … всю красоту его нравственного облика поймут только будущие поколения … Также поймут и оценят в будущем Государя Николая II и все народы мира. Он пал жертвою натиска интернационалистов, встретивших единодушную поддержку со стороны чужестранцев: всем им было на руку падение великой России на пути к её расцвету и прогрессу под скипетром «Белого царя». А генерал-лейтенант Лохвицкий уже в эмиграции изрек: «Девять лет понадобилось Петру Великому, чтобы Нарвских побежденных обратить в Полтавских победителей. Последний Верховный Главнокомандующий Императорской Армии – Император Николай II сделал ту же великую работу за полтора года».  

В столетнюю годовщину с момента начала Великой войны важнейшей задачей нашего общества является восстановление исторической справедливости и памяти о павших героях, воспитание подрастающего поколения на многих тысячах примеров беззаветного героизма солдат и офицеров царской армии, а также развенчание созданных большевиками мифов и предрассудков, укоренившихся в массовом сознании более чем за семьдесят лет.

Читайте также другие материалы из рубрики "Популярное за сутки"