Ювенальная юстиция — это технология контроля и разрушения семьи

Иллюстрация: cabar.asia

Обострённое внимание российского общества к ходу СВО обусловлено пониманием того, что от результата идущей на южнорусских землях вооружённой борьбы будет во многом зависеть дальнейшая судьба страны и народа. Сегодня стало вполне очевидным, что России брошен именно цивилизационный вызов, — вызов со стороны правящих на «коллективном Западе» глобалистов, рвущихся к мировому господству и стремящихся «переформатировать» под себя всё человечество. Суверенное российское государство, обладающее огромным цивилизационным и культурным потенциалом, является одним из главных, если не самым главным препятствием на пути к реализации этих планов. Поэтому война с Россией ведётся по всем фронтам и всеми возможными средствами.

Предоставление киевскому режиму всё большего количества современных вооружений для того чтобы затянуть и ожесточить боевые действия и, используя ВСУ в качестве пушечного мяса, добиться как можно большего числа жертв среди украинцев и русских — это только «горячая» составляющая необъявленной антироссийской войны глобалистов. Но кроме «горячей» у этой войны, изначально имеющей гибридный характер, есть и другие, стратегически не менее значимые составляющие. Важнейшая среди них — это идейно-ценностная агрессия, навязывание российскому обществу чуждых и разрушительных, по сути, «идеалов» и «ценностей», и, опирающихся на них правовых норм и социальных практик.

Едва ли не самой опасной из этих практик является так называемая «ювенальная юстиция». В России, благодаря президентскому указу «О сохранении и укреплении традиционных ценностей», она, вроде бы, не стала пока «мейнстримом» семейного права. Однако, в июне Госдума приняла в 1-ом чтении Законопроект № 232772−8 «О защите прав детей». Эта законодательная инициатива своей явной подражательностью ювенальным правовым нормам, продвигаемым западными странами (которые, кстати, официально объявлены «недружественными»), вызвала значительную обеспокоенность российской общественности, особенно родительской. И намеченное на июль 2-ое чтение было перенесено. Что означает эта взятая законодателями пауза: шаг в направлении существенной содержательной переработки этого законопроекта или просто тактический ход, — покажет время. Но то, что он не снят с рассмотрения, оснований для оптимизма не добавляет.

Очень важно, поэтому, не покупаться на красивые слова о «защите прав детей», а видеть разрушительную антисемейную, а, тем самым и античеловеческую сущность, прикрывающейся этими словами «ювенальной юстиции». И необходимо «зрить в корень», — в полной мере осознавать, что уже само понятие «права ребенка», спекулирующее на естественном чувстве любви к детям, является фальшивым, ложным и лживым. Фальшь и ложь, аморальная и антиправовая сущность этого понятия становятся очевидными, если вспомнить фундаментальную максиму права вообще, — нет прав, без обязанностей и обязанностей без прав. Быть субъектом права — это и значит иметь права и исполнять обязанности. Одно невозможно без другого. Нравится это кому-то или нет, но так уж устроен этот мир, — из ничего, и не бывает ничего. И чтобы действительно обеспечивались права надо, чтобы исполнялись обязанности, — это просто частный случай всеобщего закона Бытия. У ребенка же, очевидно, есть только одна «обязанность», — слушать папу с мамой. Поэтому, он не может быть субъектом права, а само понятие «права ребенка» является, в сущности, антиправовым.

В качестве поясняющего комментария можно напомнить о понятии «права животных», активно внедряемом в последние годы в общественное сознание. И в этом случае, тоже, — прикрытая спекуляцией на человеческих эмоциях, ложь. Чувство сострадания живому, естественно для каждого нормального человека. Но это отнюдь не значит, что животное может быть субъектом права, иметь права. Сама постановка вопроса об этом, объективно означает ни что иное, как шаг к юридическому приравниванию человека к животному, то есть, — начало постепенного стирания различий в правовом статусе человека и животного (не зря, видимо, и передовая наука учит, что «человек произошел от обезьяны»). Вот так западные «супергуманисты», под сладкоголосые песни про «величие, достоинство, права и свободы человека», исподволь ведут его к состоянию животного, не только в моральном и интеллектуальном, но и в правовом отношении. Так что либеральная пропагандистская болтовня о «правах животных» (а она есть часть именно либерального идеологического дискурса, только мимикрирующего под моральный), может вдохновляться, либо очень недалеким в интеллектуальном отношении «прекраснодушием», либо злонамеренностью.

То же касается и понятия «права детей». Однако дело не только в его ложности и антиправовой сущности. Оно также служит краеугольным камнем для маскировки и легитимации манипулятивной технологии, направленной на разрушение семьи посредством противопоставления родителей и детей, и узаконивания внешнего, чиновничьего вмешательства во внутрисемейные отношения.

Уже элементарный здравый смысл приводит к вопросу, — от кого, простите, предполагается защищать «права детей»? От чужих, нехороших дядей и тётей? Но это прерогатива, право и обязанность родителей, или, если те не могут, к примеру, защитить своего ребенка от хулиганов, — обязанность полиции. Спрашивается, зачем принимать специальный закон о защите «прав детей» и создавать специальные органы для контроля за соблюдением этих «прав», если не для того, чтобы «защищать» детей от родителей и контролировать частную внутрисемейную жизнь? Что кто-то знает другой ответ? А если нет, если отбросить пропагандистскую псевдогуманистическую шелуху, то в «сухом остатке» окажется создание формально-юридических оснований для провоцирования пресловутого «конфликта отцов и детей».

И тут, очень кстати, оказывается еще один «прогрессивно-гуманистический» псевдоправовой концепт, также активно внедряемый в общественное сознание, — «семейное насилие». Это понятие типичный пример того, как делается либеральная пропаганда. Берется слово с явно выраженной негативной, эмоциональной окраской и весьма расплывчатым, неопределенным содержанием (в данном случае, — «насилие»), и, без долгих разбирательств, по любому поводу, «приклеивается» к какому-либо феномену, который необходимо дискредитировать (в данном случае, — к семье). Таким образом, формируется устойчивый ассоциативный ряд и при слове «семейное» в сознании всплывает, — «насилие». Это словосочетание становится привычным, и, — «вуаля, пожалуйте бриться», дело (по дискредитации и разрушению семьи) уже почти в шляпе. Что получается на деле, когда «права детей» защищают от «семейного насилия» очень наглядно и доходчиво показывает, как раз реальная правоприменительная практика самых передовых стран, того самого «коллективного Запада». Сегодня каждый может ознакомиться со множеством историй, когда за шлепок ребенка по «мягкому месту», чиновники отбирают детей у родителей. А то и похлеще, — когда за препятствия в осуществлении «права ребенка» на «смену пола», родителей подвергают уголовному преследованию.

Не говоря уже о том, что необходимым логическим следствием «защиты» всё более расширяющихся «прав детей» является не что иное, как легализация педофилии. Разве ребенок не вправе «распоряжаться своим телом»? Проводить время с тем, кто ему нравится и заниматься с ним («по согласию», конечно) тем, что ему нравится? Если рьяные пропагандисты «прав детей» будут последовательны, то им придется дать положительный ответ на эти вопросы, а, следовательно, и, рано или поздно, принять законы защищающие соответствующие «права детей».

Провоцирование конфликта «отцов и детей» и шаг к легализации педофилии, — это только одна сторона либеральной «защиты прав детей». Другая заключается в узаконивании систематического государственного контроля за жизнью семьи. Специальные службы (детских омбудсменов, к примеру) будут, в обязательном порядке, следить за тем, чтобы родители не ущемляли права своих детей. И не надо думать, что это будет касаться только семей с приемными детьми. Уже сегодня, классные руководители обязаны проверять «на дому», в каких условиях живут дети, не подвергают ли их в семье домашнему насилию. И это касается всех семей с детьми, без исключения. Пока правда, эта практика не имеет юридического обоснования, применяется кустарно, по-советски, что называется, «в рабочем порядке».

А вот цивилизованно-гуманный, юридически подкованный либерализм под всё подводит правовую базу, делает всё не просто так, а по закону. Именно «в строгом соответствии с законом» он и устанавливает чиновничий контроль за семейными отношениями. И без закона о «защите прав детей», тут, конечно, не обойтись, — с него, прикрываясь «заботой о детях», очень удобно начинать формирование правовой системы, узаконивающей принудительный, регламентирующий контроль за частной жизнью людей. Если это законотворчество не остановить, то, формирующийся на наших глазах, новый глобальный либеральный тоталитаризм может достичь такого размаха, что приснопамятный советский тоталитаризм, — кустарный, технически отсталый и юридически непроработанный покажется, пожалуй, детским лепетом.

Россия сегодня борется против этого нового тоталитаризма, в том числе и вооруженной рукой. Эта борьба, очевидно, должна вестись и на законодательном «фронте» (не зря ведь говорят о гибридной войне). Необходимо «импортозамещение» не только в техническом производстве, но и в сфере юриспруденции. Российские солдаты, сражаясь за Родину, защищая ее, тем самым, защищают и свои семьи, своих детей. Защищают, в том числе, и от принятия чужих, чуждых и разрушительных законов, и долг российского гражданского общества, — внести свой вклад в эту защиту.

Сергей Иванов