Две России

На модерации Отложенный

Дабы конфликт в обществе назрел нужно, как говаривали уважаемые отцы конфликтологии, чтобы многие разнообразные противостоящие в нем группы слились в две большие, которые друг друга ненавидят и хорошо знают за что. Знают также, что именно другая группа является во всем виноватой и должна быть наказана. 

Россия с конца Советского Союза представляла собой население, разделенное на многие меньшинства, в принципе, несчастные, ищущие и находящие виноватых в бедах своих во всяких других меньшинствах, отделенных от них различными обстоятельствами жизни: этническими, социальными, территориальными, языковыми, религиозными, поколенческими и т.п. Государственная власть быстренько научилась пользоваться этим разнообразием и этими противоречиями, когда необходимо, направляя государственную машину пропаганды и наказания на ту или иную группу, маргинализируя ее и тем самым снимая напряжение среди населения. 

Так бы и далее спокойно себе властвовала, временами возбуждаясь от новых и всегда частных катаклизмов и разрешая их усилиями эффективных менеджеров (спасибо Щедровицкому Г.П.). Однако угораздило ее вляпаться в большую войну. Надо честно сказать: про большую войны она и не думала, напротив, про маленькую такую, победоносненькую, за несколько дней чтоб, но то ли эффективные менеджеры плохо посчитали, то ли они неубедительны оказались в своих сомнениях в скорой ее победоносности пред ликом светлейшего, только большая война стала фактом. Стала фактом и потянула за собой последствия. Разнообразные последствия, главное из которых то, как страна осознала, что России на самом деле две. Одна – это Россия больших городов, другая – вся остальная, для простоты пусть будет "поселковой Россией". 

Они давно уже отдельной жизнью живут, но до сих под Россией понималась только первая: она и богата на фоне второй, и ухожена, и, главное, там все начальство, которое Россией управляет и благодаря которому Россия существует. В общем, там деньги и власть или власть и деньги. Оттуда другая, поселковая Россия, видится пространством неисчерпаемых всяких ресурсов. Лишенная субъектности она лишь мечтает переселиться в городскую Россию, где только и можно зажить по-человечески. 

Так оно и было до этой большой войны с Украиной. И именно с ней, с этой войной поселковая Россия осознает себя, впервые начинает говорить своим голосом. Why not? Это ведь ее воины в Украине, когда жители мегаполисов до сих ни шагу от своих компов-театров-ресторанов. Это им, поселковым, теперь доверие от государства и деньги за войну, деньги от их теперь государства, деньги, с какими и в городе не стыдно. Это у них, в конце концов, в руках автоматы, с которыми доброе слово становится куда как убедительным. Убедительным для всех. 

Слово такое простое и понятное: русские – лучшие на земле люди, потому все мире им завидуют, завидуют так, что хотят их уничтожить, и они вынуждены сопротивляться, отстоять себя и свою землю, и, в конце концов,  победить всех и поставить русских навсегда в мире первым народом. Для чего нужно только сосредоточиться, "собраться всем в кучку", стать единым военным лагерем: "Когда едины мы – непобедимы!"

План ясный, всем понятный и выполнимый. Выполнимый, если б не путалась в ногах городская Россия, которая в лагерь никакой не хочет, а мечтает замириться, чтобы снова ей на вражий Запад ездить. Тот самый Запад, что Россию спит и видит униженной, даже уничтоженной.

То есть готовы они на предательство, чего немыслимо допустить и для чего нынче пока требуется просто поставить их в строй. В общий строй, чтобы вспомнили они о своей русской сути, русской природе. Кто не вспомнит – заставить, потому война. И государство все это должно возглавить и организовать, потому оно русское государство и пусть только попробует быть другим.

И что на это другая, городская Россия? – Она пока в изумлении. Затеянная властью авантюра слишком далеко забрела. Так далеко, что вместо того, чтобы освободить от самых безбашенных поселковую Россию и тем самым унять ее, успокоить опять в Усть-Задвищенках, война кругом страны заборы возводит, повдоль которых поселковые с кувалдами норовят. И не только вдоль забора, но и везде. Так не договаривались с властью, которая сама пусть из подворотни, но, во-первых, из городской подворотни, во-вторых, она уже вышла в свет, и, в третьих, ей там явно понравилось. 

Городские ждут, как власть вот-вот опомнится, оглянется кругом, поймет, как ползет в Мадурскую Венесуэлу, а там не айс, для них самих совсем не айс, поймет и придумает очередную хитроумную комбинацию, чтоб из войны побыстрей выбраться. Пока не поздно пусть придумает. Тогда как для городской России главное свой образ жизни хранить, беречь, чтобы потом, когда все как-нибудь закончится, продолжить жить своей обычной жизнью уже не под грозовым, как теперь, а ясным небом. 

Кстати, власть сама, похоже, одумывается понемногу, ищет чем занять сильно раззадорившихся поселковых радетелей русского мира. К примеру, мигранты – почему нет? Они чужие по всему, на русских непохожие, приезжают с кучей детей, значит, явно хотят вытеснить русских из русского мира, чтобы потом его захватить, изнутри захватить. Когда русские с украинцами убивают друг друга, мигранты занимают русские земли, берут оставшихся одинокими русских женщин в жены или не в жены и еще всякое такое ужасное, о чем и подумать страшно, значит, войну лучше остановить пока не поздно. Остановить, чтоб навести порядок внутри самого русского мира, чтобы потом уже, очистившись от чужеродного, он мог явить себя миру в подлинной своей красе и мощи.

Для городских идея так себе и пахнет дурно, но если вдруг с ее помощью удастся достать из кровавого кошмара поселковых, сильно в него погрузившихся, то пусть: что им Гекуба, кто такие для цивилизованной России эти несчастные мигранты? Вчера – позвали, сегодня – прогнали, завтра, понадобятся, можно снова позвать. И потом, это сделает сама власть при активном одобрении поселковой России, другая же, городская Россия тут ни причем, она, разумеется, сожалеет и даже осуждает, но не может воспрепятствовать, не в силах пока.

Война обнаружила нынешнее место госвласти в стране: она больше не парит над нею в своем заоблачном всемогуществе, но зажата, стиснута меж двумя Россиями, каждая из которых хочет и надеется получить ее целиком, чтобы с ее помощью другую поставить под контроль, заставить жить в своей картине мира. Одна полагается на свою хитрость, изобретательность, всемогущество денег, другая – на силу простого русского слова, когда оно при кувалде и с автоматом. Пока власти удается маневрировать, слать сигналы в обе стороны, обещая себя и той и другой России, но потом, чуть попозжа. Однако военные часики быстро тикают и до часа Х обещают скоро добежать, когда власти придется сделать выбор: упасть в объятья одной из двух Россий или быть разодраннной ими в клочья, из которых потом каждая будет строить свою собственную власть, чтоб друг на друга. 

Как-то вот так.