«Было дело — и цены снижали!» Но не там и не для тех

На модерации Отложенный



Существует устойчивое мнение, что смягчение сталинской политики «в отношении деревни» началось едва ли не сразу после смерти «лучшего друга колхозников». На самом деле проблемами села новое руководство страны занялось далеко не сразу. Более того, даже будучи вполне осведомлены об истинном положении дел в колхозах, новые вожди СССР поначалу действовали традиционно.

В частности, 1 апреля 1953 года состоялось очередное «сталинское» снижение цен (в среднем на 10%, но, например, на мясо — 15%, на картофель и овощи — 50%)

Неотложные задачи Георгия Маленкова

В начале лета «коллективное руководство» разобралось с главной угрозой своему положению — политическими амбициями Лаврентия Берии, все более явно претендовавшим на первую роль. Однако почти сразу начался новый этап борьбы за верховенство — и весьма интересно отметить, что главным полем боя стало именно сельское хозяйство. Такое, впрочем, уже случалось в советской истории: в конце 1920-х годов, когда Сталин боролся с «правым уклоном» именно по вопросу о том, какой курс проводить в отношении деревни.

Его выдвиженцы спустя четверть века повторили мизансцену практически до деталей. Вновь обозначились позиции, которые можно назвать «правым» и «левым» уклонами.

Условный «правый уклон» снова предполагал смягченную, постепенную политику, включавшую в себя даже определенные меры поддержки и стимулирования.
Новый «левый уклон», напротив, возрождал настроение кавалерийского натиска — решительные меры, концентрация всех сил и ресурсов на приоритетных направлениях в видах получения быстрого и обильного результата.

Снова первым о себе заявил «правый уклон». В августе 1953 года Георгий Маленков, унаследовавший должность Сталина как главы правительства, выступил на сессии Верховного совета СССР с обширным докладом «О неотложных задачах в области промышленности и сельского хозяйства и мерах по дальнейшему улучшению материального благосостояния народа». Глава правительства не постеснялся привести ошеломляющие цифры: с начала «эры пятилеток» (1929) по 1952 год в тяжелую промышленность было вложено 638 млрд рублей, тогда как в легкую промышленность — 72 млрд, а в сельское хозяйство — 94 млрд! Впервые на государственном уровне было открыто признано наличие серьезных трудностей в последних двух указанных сферах.

Маленков поставил задачу «всемерно форсировать развитие легкой промышленности».

Но и положение на селе внушало не меньшие опасения. Поэтому Маленков предложил ряд мер, направленных на улучшение ситуации. В их числе: двукратное снижение ставки сельскохозяйственного налога и нормы государственных поставок колхозной продукции; установление твердых, единых для каждого района погектарных норм поставок; удешевление услуг МТС. Остающиеся после выполнения обязательств по поставкам продукты колхозы отныне должны были заготавливаться в порядке государственных закупок по повышенным ценам. Частично списывались недоимки вконец обнищавших сельхозпредприятий.

Также признавалась ошибочной политика в отношении личных приусадебных хозяйств. Уменьшалось их налогообложение, снижались нормы обязательных поставок государству с личных подворий; списывалась задолженность по обязательным поставкам продуктов животноводства; повышались закупочные цены на скот, птицу, молоко, масло, картофель.

Правда, полным поворотом к крестьянству новый курс назвать все же нельзя. Например, если закупочные цены (т.е. цены, по которым государство закупало продукцию колхозов сверх обязательных поставок продукции колхозов в «закрома Родины») заметно увеличились, то цены заготовительные (по которым колхозам оплачивались те самые обязательные поставки) остались на прежнем уровне, установленном еще в 1930-е гг. Это важный нюанс:

закупки хлеба в 1953 году составили 1,4 млн тонн, а поставки — 7 млн. На такой разнице государство сэкономило сотни миллионов рублей.

Также в тексте доклада фигурировали достаточно странные заявления, уместность которых вызывает сомнения, например:

«Наше социалистическое сельское хозяйство добилось крупных успехов в своем развитии… Наша страна обеспечена хлебом». Видимо, на усмотрение читателя оставлялось увязать это утверждение с таким признанием: «У нас имеется еще немало колхозов и целых районов, где сельское хозяйство находится в запущенном состоянии; во многих районах страны колхозы и совхозы собирают низкие урожаи зерна и других сельскохозяйственных культур и допускают большие потери при уборке».

Сам факт масштабного пересмотра проводимого экономического курса вызвал волну воодушевления. Правда, она, видимо, выразилась в основном во взлете «рейтинга» нового премьера. «Этот за нас», — говорили колхозники про Маленкова, номер «Правды» с текстом его доклада передавали из рук в руки (как в свое время статью Сталина «Головокружение от успехов») и хранили в красном углу, рядом с иконами и портретами Ленина. Молодежь колхоза «Путь к коммунизму» Тамбовской области пела частушку «Наш товарищ Маленков дал нам ситца и блинков», и в разной вариации она повторялась по всей стране.
Что же касается собственно аграрного производства, то немедленных результатов благие и долгожданные меры не дали. Их довольно остроумно приурочили к началу сбора урожая, однако по итогам кампании выяснилось, что заготовлен 31,1 млн тонн зерна, тогда как на снабжение населения и другие неотложные нужды требовались 32,4 млн, и для восполнения разницы пришлось разбронировать государственные резервы.

Никита Хрущев: курс на целину!

Как реакция на происходящее уже в сентябре 1953 года заявил о себе «левый уклон». Озвучил его Никита Хрущев, который выступил на пленуме ЦК КПСС с докладом «О мерах дальнейшего развития сельского хозяйства СССР».

В общем, Хрущев повторил положения маленковского доклада, вплоть до утверждений о том, что «страна наша обеспечена хлебом». Однако не упустил возможности и выдвинуть свои инициативы.

Во-первых, о том, что «необходимо принять энергичные меры к увеличению производства зерна кукурузы», которая должна в избытке дать необходимые животноводству корма.
Во-вторых, что необходимо повышать роль парторганизаций в руководстве МТС и колхозами, значительно сократив бюрократический аппарат (это был уже прямой выпад против главы правительства, который этот самый бюрократический аппарат и возглавлял). Наконец, докладчик постулировал: «Основной наш путь — совместное владение скотом», и предрек: «Наступит время, когда развитие общественного животноводства достигнет такого уровня, что личные потребности колхозника в продуктах животноводства будут целиком удовлетворяться общественным хозяйством, и тогда колхознику невыгодно будет иметь скот в личной собственности». Т.е. вполне в духе своих еще позднесталинских инициатив обозначил курс на свертывание личных хозяйств селян и укрепление колхозов и совхозов.

Во-первых, Хрущев утверждал первенство партаппарата в деле «подъема сельского хозяйства», отодвигая на второй план структуры официальной власти, во главе которых стоял Совет министров.
Во-вторых, он выдвигал себя как руководителя этого курса и главного генератора идей в аграрной сфере.
В-третьих, Хрущев повышал свой «символический капитал», создавая эффект узнавания через постоянное выдвижение новых идей и, как следствие, создание впечатления о себе как о «том, кто знает, как надо». Шаги в этом направлении им предпринимались уже во второй половине 1940-х годов. Теперь же перехват инициативы имел ключевое значение в условиях, когда ставки повысились до максимума и речь шла о политической (а учитывая нравы предыдущих десятилетий, возможно, и личной) будущности, а главное — высшей власти.

В конце января 1954 г. первый секретарь ЦК партии подал в президиум ЦК записку — «Пути решения зерновой проблемы» — о состоянии и перспективах развития сельского хозяйства. К тому времени стало понятно, что коренного перелома не произошло: «У нас еще ощущается недостаток в зерне и, следовательно, зерновую проблему нельзя признать решенной… Сейчас перед страной стоит задача изыскать возможности резкого увеличения производства зерна».

Не слишком завуалированно раскритиковав «медленный» курс главы правительства, Хрущев сделал ход конем и предложил расширить объем пахотных земель за счет освоения в первый же год 13 млн гектаров целинных и залежных земель (Западная Сибирь и Казахстан).

Затраты на получение «целинного хлеба» представлялись ему минимальными, а его количество и качество — высокими из-за благоприятных климатических условий.

Записка вызвала разногласия. Маленков высказался за дальнейшую поддержку существующих хозяйств как коллективных, так и личных. Молотов посчитал, что средства нужно направлять в уже освоенные районы (прежде всего — центр РСФСР), а не растрачивать на новые обширные пространства. К.Е. Ворошилов вспомнил о впечатлениях от поездки по деревням Нечерноземья: «А в Смоленской области во многих районах еще на коровах пашут».

Поддержал коллег по сталинскому «ближнему кругу» Л.М. Каганович (кстати, по иронии судьбы, былой патрон нового партийного лидера). Однако Хрущев твердо и четко заявил, что средств на развитие старопахотных земель и освоение целины одновременно нет, и следует выбрать вариант, который принесет наиболее быстрый эффект. Обеспокоенное положением руководство СССР ухватилось именно «за целину».

Но, как и в случае всякой непродуманной и неподготовленной кампании, сразу выявились проблемы. Во многих колхозах и совхозах не имелось помещений для размещения приезжающих (целинники, вынужденные спать прямо в степи под открытым небом, даже попадали на картины советских художников — правда, это преподносилось как проявление «романтики покорения неизведанного»), недоставало техники, и вообще — новичков долгое время не могли ничем занять.

Крайне плохо было поставлено дело снабжения предметами первой необходимости и ширпотреба (и даже обеспечение продовольствием); низкой в массе своей оказалась зарплата (а ведь многие ехали не столько за «комсомольской романтикой», сколько за деньгами). В результате уже осенью 1954 года начался отток приехавших.

Руководство страны старалось реагировать. Конечно, по-своему: например, решили львиную долю ресурсов на протяжении двух пятилеток выделять именно целине. Так, в 1954 году туда отправили почти все произведенные в стране тракторы, и даже в 1960-м — 55% всех произведенных в стране тракторов и 83% (!) зерновых комбайнов. Схожая картина наблюдалась и в иные годы. В результате площадь сельскохозяйственных угодий СССР только за 1954–1956 годы «приросла» примерно на треть. В 1954 году предполагалось распахать 2,3 млн гектара, а в 1955-м — еще «не менее» 10,7 млн, однако работа шла с таким энтузиазмом, что Хрущев, человек увлекающийся, выдвинул идею расширить зону охвата до 30 млн га (из них распахали 28,3 млн). Освоение продолжалось и далее, в итоге за 10 лет в сельхозоборот попали почти все целинные и залежные территории — более 40 млн гектаров (около 25 млн — в Казахской ССР и около 20 млн — в РСФСР).

Однако не принималось во внимание то, что распахиваются земли в зоне рискованного земледелия, с малопригодными для ведения сельского хозяйства почвами (тонкий плодородный слой), с неустойчивыми погодными условиями (регулярные засухи, сильные южные ветра-суховеи).

Распахивались также склоны, солончаки, «в вихре яростных атак» в сельхозоборот «вовлекали» даже пески!

Направление большей части сил и средств на целину привело к запустению традиционных земледельческих районов: за 1954–1959 годы в Европейской части страны из оборота «выпали» более 13 млн гектаров. Докатились до того, что в 1954-м партийное руководство ряда областей Центрально-Черноземного региона призывало посредством местной печати убирать зерновые при помощи машин начала века (жаток) и вручную (серпами и косами). В Нечерноземье из-за материально-технической бедности себестоимость производства основных сельхозпродуктов была выше, чем в среднем по РСФСР. При этом на целине техники все равно не хватало, и каждый год другим республикам СССР приходилось помогать Казахской убирать урожай и вывозить его на пункты сбора (это продолжалось десятилетиями).

Зимой 1954/1955 гг. в южных районах страны в результате сильных морозов погибла значительная часть озимых посевов, «вследствие неудовлетворительного содержания на отгонных пастбищах» сократилось поголовье овец. Летом (с мая по сентябрь) засуха постигла восточные районы страны: Казахстан, Западную Сибирь, Среднее и Нижнее Поволжье и Северный Кавказ целиком, нанеся огромный урон зерновому хозяйству. В Казахстане, например, средняя урожайность зерновых культур опустилась до 2,9 центнера с гектара (по сравнению с 9,3 центнера годом ранее). При этом на старопахотных землях, наоборот, и земледелие, и животноводство дали прирост более чем на 10%. В результате 1955-й получил название «года отчаяния» — стало казаться, что затея с целиной провалилась.

Баллада о кукурузе

Не лучше дело обстояло и с другой «чудо-идеей» — кукурузой. Вопросом о том, сможет ли плодородная, но трудоемкая и прихотливая южная культура прижиться всюду, не задавались власти ни в центре, ни тем более на местах.
«Кукуруза, и только кукуруза способна решить проблему увеличения производства мяса, молока и других продуктов животноводства», — говорил Хрущев на июньском пленуме ЦК КПСС в 1954 году

В результате уже в 1956 году посевы под кукурузу составили 18 млн гектаров, а в 1962-м удвоились — до 37 млн, заняв почти такую же площадь, как целина. Ради нее распахивали пашню, на которой раньше сеяли зерно (более четверти зерновых полей — прежде всего в районах старого освоения — «отошли» этой культуре), угодья, занятые многолетними травами или находившиеся под парами («отдыхавшие» и удобрявшиеся), пастбища и даже целинные земли. Однако кормовой «палочкой-выручалочкой» кукуруза стать не смогла, и это выяснилось достаточно скоро. Так, производство мяса в 1956 году составило 6,6 млн тонн, что было выше показателя 1953-го только на 800 тысяч тонн. Однако эти сведения «до самого верха» то ли не доходили, то ли им не придавалось значения. Многие годы, вплоть до свержения Хрущева, руководители хозяйств по всей стране вынуждены были сеять кукурузу, несмотря на то, что на огромных пространствах ее посевы погибали из-за дождей и/или холода, а земля портилась, теряя свои плодородные качества.

Положение Хрущева, как следствие провала его сельскохозяйственных инициатив, оставалось непрочным. Весь 1954 год он боролся с Маленковым, который не скрывал скепсиса в отношении «целинной эпопеи» и по-прежнему напирал на идею повышения заинтересованности сельскохозяйственных производителей путем расширения самостоятельности колхозов и усиления материального поощрения их работников. Маленков даже готовил речь на очередном пленуме ЦК (январь 1955 года), в которой планировал предложить смену проводимого курса.

Однако Хрущев нанес удар первым, и вместо этого на партийном ареопаге разбирали недостатки и промахи самого Маленкова.
Кому, как не ему, было знать о силе партаппарата и его возможностях! И тем не менее в 1953 году он крайне недальновидно упустил руководство им в пользу поста главы правительства.

Хрущеву не впервой было отодвигать конкурентов: он провел необходимую подготовительную работу — и пленум послушно принял решение о смене главы правительства.

Тем не менее Маленков, передвинутый на второстепенную должность министра электростанций СССР, сохранил популярность. Весной 1955 года из Саратовской области сообщали:

«Среди отдельной части населения, особенно в очередях за продуктами, ведутся разговоры о том, что т. Маленков снят за то, что хотел создать в стране изобилие товаров народного потребления и что это не нравилось другим руководителям партии и правительства».

В Новгородской области, доносили тамошние партийцы, «многие полагают, что мероприятия партии и правительства по вопросам сельского хозяйства и улучшения материального благосостояния советского народа якобы проводились по инициативе тов. Маленкова».

А из Великолукского обкома информировали, что «ряд высказываний отдельных лиц из числа беспартийного населения сводится к тому, что когда во главе Правительства стоял т. Маленков, в магазинах было больше продуктов и товаров, а после освобождения его от обязанностей… продуктов и товаров стало меньше».

Поминали добрым словом опального премьера и годы спустя…

Владимир Круглов.

(публикуется с сокращениями по формату. На фото - Г.М.Маленков)