Самый читающий член Политбюро

Уж за чем только писатели к нему ни обращались! Михаил Суслов.  Фото из Национального архива Нидерландов

Брежневское Политбюро было последним в истории партии высшим парторганом, в котором все без исключения много читали, хорошо знали русскую классику и внимательно следили за текущим литературным процессом. Подчеркну: читала вся верхушка, а не только главные идеологи и пропагандисты. Литературой интересовались и Брежнев, и Косыгин, и Кириленко, и много кто еще. Ну а Суслову быть в курсе всего, происходившего в писательском сообществе, как говорится, сам бог велел. Однако в историографии сложилось устойчивое мнение, будто Суслов много лет только закручивал в культуре гайки и не допускал никакого свободомыслия. Ему до сих пор припоминают контроль над делом Синявского и Даниэля, участие в травле «Нового мира» времен Твардовского, преследования Войновича, Максимова и других диссидентов…

Нет спора: Суслов действительно ангелом никогда не был. Он отстаивал в искусстве идеологическую чистку, боролся с крамолой, кого-то зажимал и даже запрещал. Но и всех собак вешать на него не стоило бы. Суслов умел быть гибким, учитывать интересы всех элитных групп и чувствовать эпоху. А уж для писательского сообщества он сделал очень и очень много. Вот факты. Осенью 1965 года руководство Союза писателей СССР, готовясь к четвертому писательскому съезду, сообщило в Кремль, что одна из ведущих в стране творческих организаций и практически все редакции «толстых» журналов не имели нормальных условий для работы, сидели друг у друга чуть ли не на головах, и, кроме того, большинство литераторов годами не могли добиться жилья, а за свои публикации в периодике получали крохи. Суслов, до этого решивший вопрос о восстановлении дневного отделения в Литературном институте, распорядился создать комиссию, которая бы изучила положение дел в писательском сообществе. Возглавил эту комиссию по его указанию новый первый заместитель председателя советского правительства Мазуров. Под давлением Суслова комиссия подготовила ряд предложений. Первое: она дала команду взять все литературные издания союзных республик на местные бюджеты. Второе: она закрепила за издательством «Советский писатель» построенную в Туле типографию. Третье: было рекомендовано изменить порядок начисления и выплаты пенсий не работающим в советских учреждениях писателям. И четвертое: правительство перестало возражать против строительства в центре Москвы комплекса зданий Союза писателей площадью 16 тысяч квадратных метров, а также больницы и нового жилого дома для писателей. 8 февраля 1966 года все это было по инициативе Суслова закреплено в постановлении Секретариата ЦК. Другое дело, что позже руководство Моссовета и правительственные финансисты убедили Косыгина и Мазурова исполнение части поручений перенести на неопределенное время, из-за чего писатели так и не получили современного комплекса административных зданий и собственной больницы.

Другой факт. В середине 60-х годов Суслов взял под свой контроль вопрос о создании на Лубянском проезде музея Маяковского. Третья история связана с реформированием «Литературной газеты». Многие до сих пор убеждены, что проект превращения писательской газеты в «толстый» общественно-политический еженедельник – дело рук Александра Чаковского. Это и так, и не совсем так. Конкретный план действительно был составлен Чаковским, которого, к слову, еще с конца 40-х годов везде и всюду продвигал прежде всего Суслов. Но кто вбросил идеи и кто соответствующим образом подготовил к принятию этого проекта Кремль? Разве не Суслов? Суслов хорошо усвоил уроки одного из своих предшественников – Андрея Жданова, который еще в 1947 году разрабатывал по поручению Сталина план превращения ведомственной газеты Союза писателей в трибуну для дискуссий по проблемам развития общества. Он понял, что время изменилось. Запад для продвижения своих идей придумал новые формы печати и создал сеть газет большого объема широкого культурно-политического профиля. И почему что-то из опыта англичан или французов и нам бы не позаимствовать?

В 1965 году Суслов своими мыслями на этот счет поделился с Александром Чаковским. Почему он выделил именно этого писателя? Только потому, что тот уже третий год редактировал «Литературную газету» (а все перемены затевались как раз на базе «Литературки»)? А что – не подходил прозаик Даниил Краминов, создавший, по сути, с нуля пропагандистский еженедельник «За рубежом»? Или не годился бывший дипломат Савва Дангулов? К тому же Чаковский по большому счету никаким художником не являлся (писал он на средненьком уровне). Но у Суслова имелись свои расчеты. Чаковский еще с конца 40-х годов не раз выполнял деликатные поручения ЦК. Он много ездил по Западу и устанавливал контакты с прогрессивными деятелями культуры. Благодаря наработанным связям Чаковский стал в Европе заметной фигурой. Это первое. И второе: Чаковский уже успел показать себя умелым организатором. Созданный в 1955 году при его участии журнал «Иностранная литература» довольно-таки быстро превратился, как говорится, в очень вкусную конфетку, спрос на которую порой превышал спрос на «Новый мир». Уже в декабре 1965 года Чаковский представил новую концепцию «Литературной газеты». Однако в аппарате ЦК мнения разделились. Дебаты растянулись на полгода. Против существенного увеличения объема газеты и расширения ее тематики выступили новый председатель Комитета партконтроля Пельше и секретарь ЦК по международным делам Пономарев. Суслов вынужден был надавить на плохо поддававшихся уговорам коллег. Стартовал новый проект в январе 1967 года. Через обновленную «Литературку» тут же начали пропускаться материалы по самым острым темам: коррупции, провалам в промышленности, адаптации отбывших тюремные сроки преступников… И Суслов взял за правило самые злободневные статьи выносить на рассмотрение в Секретариате ЦК. В последующем Суслов поддержал планы по созданию нового издательства для писателей России и журналов «Аврора» и «Литературное обозрение», а также по возобновлению «Литературной учебы». Хотя это оказалось не так-то просто. И не только из-за идеологических споров. Страна тогда испытывала острую нехватку бумаги и не имела свободных полиграфических мощностей.

Как главный идеолог страны Суслов где сам лично инициировал принятие серьезных постановлений партии, которые впрямую затрагивали интересы писательского сообщества, где подготовил часть документов по поручению Брежнева. В частности, при его участии в конце 60-х годов было утверждено постановление о распределении зон ответственности органов печати за публикуемые произведения, запрещавшие редакторам ссылаться на мнение цензуры. Потом появились постановления о развитии детской литературы и о литературно-художественной критике. А затем вышел документ о работе с творческой молодежью. Правда, не все перечисленные документы готовились и принимались беспроблемно, чуть ли не с ходу. Сколько возни было с постановлением о критике. То, что серьезная критика почти исчезла, это видели все. У нас не принято было писать в газетах и журналах о недостатках в книгах литературных генералов. С другой стороны, замалчивались лучшие вещи Бондарева и Солоухина. Очень невнятно рассказывала наша печать и о диссидентах. Осенью 1969 года Отдел культуры ЦК предложил воссоздать существовавший до войны журнал «Литературная критика», усилить критико-библиографические отделы в газетах и расширить функции института истории искусств. Но подготовленный проект постановления ЦК по разным причинам не понравился члену Политбюро ЦК Кириленко и секретарю ЦК Пономареву. Это потом стали известны мотивы Кириленко. Воспользовавшись отпуском Суслова, он захотел главного партийного идеолога в его отсутствие уколоть. И постановление о критике было принято лишь через несколько лет (кстати, во исполнение его потом был учрежден и новый журнал «Литературное обозрение»).

В начале 70-х годов Суслов инициировал создание ВААП. Это агентство в том числе должно было заняться пропагандой книг советских писателей за рубежом. Тут, к слову, очень интересной получилась история с выбором первого руководителя для этой организации. Кадровики предложили назначить председателем правления ВААП Фомичева. Суслов знал этого аппаратчика. Он одно время работал в курируемом Сусловым Агитпропе ЦК, потом его заметил и взял к себе помощником другой секретарь ЦК – Фрол Козлов, но после смерти Козлова ему подыскали работу сначала в Комитете по печати, а затем в Главлите. Серьезных претензий к Фомичеву не было. Правда, людей из окружения Суслова смущало, что Фомичев приятельствовал с первым заместителем заведующего Общим отделом ЦК Боголюбовым и пользовался поддержкой Черненко. Но Суслов отвел внесенную на пост руководителя ВААП кандидатуру Фомичева по другим мотивам. Он сказал, что Запад не поймет, если продвижение советской литературы на капиталистические рынки будет доверено одному из руководителей советской культуры, мол, поднимется шум, что душители свободы слова совсем обнаглели и захватили в сфере пропаганды все ключевые позиции. По его настоянию на новое агентство по авторским правам был переброшен из газеты «Комсомольская правда» Борис Панкин, позиционировавший себя как ведущий литературный критик страны.

Кстати, о кадрах. Суслов придавал огромнейшее значение расстановке кадров в идеологических учреждениях и творческих союзах. Писательское сообщество не было исключением. Это он в 1959 году поспособствовал возвышению Константина Федина. К слову, сам Федин не очень-то стремился к тому, чтобы возглавить вместо комсомольского поэта Алексея Суркова Союз писателей СССР. У него уже все имелось: слава, деньги, звание академика. Зачем ему требовались лишние хлопоты? Это больше нужно было Кремлю? Во-первых, Федин оставался популярен в Европе (имена других литгенералов типа Георгия Маркова или Сергея Сартакова Запад даже не слышал, а Сергея Михалкова знал, но не читал). Во-вторых, он был беспартиен, что позволяло нашим властям утверждать, что у нас и не члены партии играли в жизни общества немаленькую роль.

Короче, Федин предполагался на роль вывески. А всей текучкой могли бы заниматься разные функционеры (скажем, в помощь тому же Федину Кремль потом отрядил опытного партийного комиссара по фамилии Воронков). Федин пробарствовал в Союзе писателей почти два десятилетия. Но когда он умер, в либеральной среде возникла идея на первую роль в писательском сообществе выдвинуть Константина Симонова. Публично озвучил эту мысль Евгений Евтушенко. У этой инициативы тут же нашлись сторонники в окружении Брежнева, и прежде всего помощники генсека Александров-Агентов и Самотейкин. Но все на корню зарубил Суслов. А почему? Он не забыл, кто в 1948–1949 годах спровоцировал Кремль на кампанию против космополитов. Это был как раз Симонов. Пользовавшийся благосклонностью самого Сталина, этот художник захотел подвинуть Фадеева и усесться в кресло генсека Союза советских писателей, сделав ставку на либеральное крыло в этой творческой организации. В ответ консолидировалось другое крыло Союза писателей и началась драчка. А дальше начались поиски и проклятья космополитов. Суслов считал Симонова повинным и в громких скандалах в 1956–1958 годах с Пастернаком. По его мнению, Симонов как редактор «Нового мира» мог все уладить в нужном Кремлю духе с романом «Доктор Живаго» без участия ЦК, но писатель крепко подставил партверхушку. И теперь Суслов опасался, что Симонов, если б возглавил Союз писателей, вновь бы столкнул разные литературные группировки друг с другом. Поэтому он предпочел первую роль в Союзе писателей после смерти Федина доверить бесцветному, но очень преданному ему Георгию Маркову, который уже давно работал в тандеме с партийным комиссаром по имени Юрий Верченко.

Суслову также небезразлично было, кто руководил «толстыми» журналами. Он никогда не имел принципиальных возражений ни против Твардовского в «Новом мире», ни против Бориса Полевого в «Юности», ни против Всеволода Кочетова в «Октябре»… Ему не нужно было, чтобы все издания выглядели на одно лицо. По его мнению, каждый журнал имел право на свою редакционную политику и на формирование круга авторов. Поэтому где-то преобладала сельская тематика, где-то героика труда, где-то проблемы маленького человека. Суслов не возражал, чтобы журналы спорили друг с другом. Но что было ни при каких обстоятельствах недопустимо? Расшатывание идейных основ государства, выпады против партии и страны, оплевывание национальных святынь… И до тех пор, пока эти неписаные правила соблюдались, Суслов не позволял партаппарату сильно замахиваться ни на одного из редакторов. Вспомним, как летом 1968 года Кириленко, воспользовавшись отпуском Суслова, собрался уволить Твардовского и уже даже назначил в «Новый мир» Вадима Кожевникова. Суслов, как только вышел на работу, своей властью отменил уже состоявшееся решение и распорядился оставить Твардовского в покое. Когда и почему поэта подтолкнули к уходу из журнала? В конце 1969 года после появления на Западе его поэмы «По праву памяти». Твардовский нарушил неписаное правило, неофициально принятое после процесса над Синявским и Даниэлем: ни строчки не передавать за рубеж без санкции Кремля или Главлита. За это он и лишился журнала. Отставка Твардовского нарушила годами поддерживавшийся баланс в литературных группировках. Получалось, что власть вольно или невольно обезглавила ведущее демократическое издание. У народа могло сложиться впечатление, что Кремль сделал выбор в пользу только почвенников и другие литературные течения больше ни приветствоваться, ни поддерживаться не будут. А это не отвечало интересам Старой площади. Чтобы уравновесить все группировки, Кремль пошел на удаление из соперничавшей с «Новым миром» «Молодой гвардии» Анатолия Никонова. Но на кого заменили Никонова? На либерала? Нет. В журнал прислали из аппарата ЦК литературного критика почвеннического направления Феликса Овчаренко, а когда тот умер от рака, в кресло главреда молодежного журнала был посажен патриот Анатолий Иванов. То есть баланс сил был восстановлен. И в этом решающую роль сыграл Суслов.

Это не значило, что главный партийный идеолог сам ничего не запрещал и все готовившиеся к публикациям вещи одобрял. В архивах сохранилось немало журнальных версток с его пометами. В частности, много подчеркиваний Суслова оказалось в сверстанных редакцией журнала «Дружба народов» главах романа Олеся Гончара «Собор». И, кстати, «Собор» в итоге в печать так и не был пропущен. Немало замечаний вызвала у Суслова и поэма «Братская ГЭС» Евгения Евтушенко, которую заверстал в один из номеров журнал «Юность». Другое дело, что Суслов после внесения некоторых правок в текст поэмы не возражал, чтобы сама поэма все-таки была опубликована. Но о некоторых важных вещах Суслов узнавал уже после их обнародования. Так было, скажем, с романом Всеволода Кочетова «Чего же ты хочешь?». Он появился в 1969 году в «Октябре». Суслов считал, что писатель перебрал и сгустил краски. Он любой радикализм считал вредным. Однако менять Кочетова на посту редактора журнала не позволил. Подчеркну: Суслов очень не любил крайности. Именно поэтому он в свое время отвернулся от Ивана Шевцова, проталкивавшего свой скандальный роман «Тля». А позже главный идеолог не поддержал и Михаила Шолохова, который написал в ЦК, что русская культура оказалась в угнетенном состоянии.

Здесь стоило бы признать, что вообще-то писатели в своих обращениях в ЦК очень редко поднимали темы общенационального звучания. Многих занимали куда более приземленные вопросы – гонораров, жилья, дач, бесплатных поездок за рубеж. А они, эти вопросы имущественного и финансового характеров, как правило, входили в зону ответственности прежде всего правительства и местных органов власти. Однако без указаний Кремля хозяйственники не торопились идти писателям навстречу в этих вещах. И тут очень многое приходилось предпринимать непосредственно Суслову. Показательна в этом плане следующая история. Летом 1970 года бессменный министр финансов СССР Гарбузов, готовя бюджет 1971 года, дал министерствам указания сократить многие расходные статьи. В частности, он покусился на гонорары писателей. Первым забил тревогу новый председатель Союза писателей России Сергей Михалков. Он тут же попросил у Суслова личного приема. «Дядя Степа» напомнил матерому партийному деятелю, какую роль в воспитании молодежи играло художественное слово. А тут финансисты собрались экономить на писателях. Суслов запросил у профильных отделов ЦК справки. 12 ноября 1970 года ему доложили, что Министерство финансов запланировало снижение в 1971 году выплат гонораров на четыре с половиной миллиона рублей. При этом Комитет печати ежегодно давал в бюджет 400 миллионов прибыли. Пораженный этими цифрами, Суслов дал указание писателей больше не обижать. Два слова о льготах. Немало писателей хотели, чтобы после достижения ими определенного возраста власти увеличили бы в разы назначенные им пенсии. В принципе Суслов был не против, чтобы государство заслуженным авторам ежемесячно приплачивало некие суммы. Однако некоторые литературные генералы стали наглеть. В частности, в конце 60-х годов Николай Тихонов, Леонид Соболев, Леонид Леонов, Алексей Сурков забросали инстанции просьбами установить им персональные пенсии в 300 и более рублей (а тогда максимальный размер пенсии в нашей стране составлял 120 рублей). Суслов был готов пойти навстречу тем художникам, которые после достижения пенсионного возраста оставили все административные посты. Но он был возмущен, когда узнал, что на персоналки в 300 и более рублей стали претендовать действующие литературные функционеры. Скажем, Соболев как председатель Союза писателей России ежемесячно получал оклад в размере 500 рублей. И за что ему надо было доплачивать еще 300 рублей? Неудивительно, что Суслов 13 мая 1969 года необоснованные просьбы Соболева и Тихонова на заседании Секретариата ЦК отклонил.

Очень чувствительными для многих писателей были также вопросы награждения орденами и присуждения правительственных премий. Летом 1974 года до них дошли слухи, что власть в честь 40-летия создания Союза советских писателей собралась большой группе литераторов присвоить звание Героя Социалистического Труда. Что тут началось! Каждый стал искать подходы к тем или иным членам Политбюро, чтобы через них пробить включение в готовившийся указ своего имени и исключить фамилии недругов. 17 сентября 1974 года вопрос о награждениях был вынесен на рассмотрение Секретариата ЦК. Демичев сразу отвел кандидатуру Анатолия Софронова. Он сказал: «Писатели просят не предлагать т. Софронова, ему предъявляются серьезные обвинения в стяжательстве». В свою очередь, Суслов предложил включить в указ Мариэтту Шагинян. В тот раз Секретариат ЦК не пропустил ни Софронова, ни Шагинян. Суслов решил тогда уступить Демичеву. Свое он взял через несколько лет, когда мнение Демичева уже ничего в Кремле не значило. Что еще? Суслов, будучи членом Политбюро и секретарем ЦК, получал огромную почту. Кто только к нему не обращался! Писатели не были исключением. Ему писали Валентин Катаев, Сергей Михалков, Борис Полевой, Галина Серебрякова, Мариэтта Шагинян, Илья Эренбург, другие известные деятели литературы. Но с чем они обращались к главному партийному идеологу? 9 января 1970 года Сергей Смирнов, много лет занимавшийся поисками героев Брестской крепости, поставил перед ЦК вопрос о пересмотре отношения к Второй ударной армии. Из-за предательства генерала Власова органы власти много лет замалчивали подвиги, совершенные нашими солдатами в районе Мясного Бора. Но большинство писателей, надо признать, ставили перед Сусловым вопросы не широкого звучания, а личностного плана. Скажем, Катаев на старости лет, в возрасте 84 лет, просил рассмотреть свою кандидатуру на предмет назначения его главным редактором журнала «Новый мир» вместо умершего поэта Сергея Наровчатова. Кстати, раньше писатель ни в чем от Суслова отказов не знал. Ему мгновенно оформлялись документы на поездки в Европу. Он вне очереди вставлялся в планы по выпуску многотомных собраний сочинений. Но тут писатель потерял берега. Он утратил чувство реальности. И Суслов отдал предпочтение Владимиру Карпову. Некоторые писатели посылали Суслову свои книги. К слову, еще с начала 70-х годов Суслов стал регулярно некоторые книги из своей домашней библиотеки пересылать на родину – в село Шаховское. А нынешние правители интересуются литературой и что-либо читают?