Кессонная болезнь современности

Отовсюду вот уже больше года мы слышим стоны. Мы слышим стоны «испуганных патриотов», которые ужаснулись разверзнувшейся пропасти и, соответственно, глубине открывшегося перед ними мира. 

Мы слышим стоны «настоящих патриотов», которые не получили ожидаемого ими «моментального результата» и «эффектного завершения СВО» — и впали в возмущённую истерику, считая себя вправе на неё.

Мы слышим стоны растерянных обрушением и разрушением привычного плоского глобального мира водомерок и однодневок, которые рассчитывали, что «очередного выскочку» гегемон вместе со своей стаей привычно поставит на место — и не дождались этого. Даже самые информированные из них были в этом уверены.

Полтора века тому вышла одна из первых книг в своём жанре. В этой книге было всё — почти как в пластмассовом мире Вязкого Третьвековья. Там были страсти и войны, победы и поражения, надежды и планы. Не было только одного: третьего измерения. Дело ведь происходило в стране под названием Флэтлэнд, то есть Плоскоземье.

Таким был и мир Вязкого Третьвековья — мир, перед которым нынче развёрзлась Вертикаль. И оказалось, что перемещаться по ней нужно уметь и что это требует времени. Плоский мир с погибшим временем, мир моментальных сообщений и моментальных «монтажей», оставляющих всё неприятное и дискомфортное «за скобками», ушёл.

Флэтлэнд закончился. А вот мы, или как минимум многие из нас, не сумели перестроить свои дыхание, давление, сердцебиение, зрачки — да ничто не сумели перестроить.

Вот и столкнулись мы с кессонной болезнью. Тот, кто всю жизнь проведёт в плоском мире ипотечной квартиры и кредитного «форда», никогда не столкнётся с головокружением и тошнотой, ужасом и потемнением в глазах от резкого движения по вертикали от глубины к плоскости.

А между тем здесь вам не равнина. Здесь не только климат иной — здесь всё иное. Давайте осмотримся.

Однородность против одного рода

И первое, что бросается в глаза — мы не умеем жить в этом мире. Все наши предыдущие способы оценивать, действовать, думать — да что угодно делать — тут не работают. Какая-то инерция, конечно, есть, однако эта инерция всё больше уходит в мир иллюзий и спектакля. 

Вот и мечутся ослеплённые дети плоского мира, жонглируя привычными им плоскими привычками и мыслями.

Однако то у Чулпан Хаматовой обнаруживаются проблемы на почве незнания латышского языка — а она-то, бедненькая, думала, что относительно небольших затрат в сдохшей прибалтийской территории хватит, чтобы называться инвестором и пользоваться «священными правами собственности».

То у каких-нибудь «литтлбигов» оказывается, что их планы шиковать и панувать во вроде бы «однородном» и «плоском» мире проваливаются — а они-то, несчастненькие, надеялись, что их популярность вывезет их повсюду.

То у очередных «вернувшихся патриотов» сорвётся концерт благодаря активности возмущённой активности — а они-то, сирые, думали, что «культура отмены» работает только в одну сторону и что «социальную активность и неравнодушие» могут проявлять только те, кто им нравится и кому они сами нравятся.

То очередная сбежавшая спортсменка с политтехнологичной фамилией выявит, что за пределами фабрики русофобии её никто не собирается допускать на соревнования даже в каком-нибудь региональном состязании какой-нибудь, прости господи, Польши — а уж она-то, обездоленная и горемычная, рассчитывала стать первой звездой лёгкой атлетики.

Оказалось, что мир не такой уж однородный. Оказалось, что в нём далеко не всё равно, «где зарабатывать», далеко не безымянны и не неразличимы люди. 

Оказалось, что такой прогрессивный и продвинутый Запад, который, казалось бы, давно уже преодолел «предрассудки семьи и рода» в пользу «однородности и рассудка», теперь воспроизводит самые дикие, архаичные, каннибальские, номадические, хтонические нормы поведения по отношению к ним, которых назначили — зачастую вопреки их собственному мнению и желаниям! — русскими. То есть евреями XXI века.

Оказалось, что весь «бег в колесе» Вязкого Третьвековья был просто суматохой и суетой на плоскости. Никакого «движения вверх» не было. 

Потому что никто не тянул. Все «тащили» — в том числе вниз; в том числе в свою норку; в том числе прыгая на стадионе. Но не тянули вверх.

Антикоммунисты и антисоветчики могут сколько угодно рассказывать про «культуру, уничтоженную совками», но история свидетель: ничего, подобного любому тридцатилетию советского периода истории, постсоветское Вязкое Третьвековье в культуре не создало.

 Это при том, что Вязкое Третьвековье вошло в нашу жизнь на совершенно ином уровне и платформе.

И вот теперь, после разрыва гипноза Вязкого Третьвековья — перед нами развёрзлась высота. Если треть века назад, по выражению поэта, к нам обернулась бездной высь, то теперь мы хотя бы вспомнили, что бездна и высь вообще существуют.

И естественно, что при подъёме над привычной плоскостью возникает головокружение. И не менее естественно, что вырваться из плоскости больно. Плоскость спектакля всегда милосердна и завлекательна, всегда нежна и обманчива.

Предписанная свобода на плоскости

А ведь мы привыкли жить на плоскости. Мы даже свободу воображаем лишь на плоскости. Пятый айфон или пятнадцатый? «Лексус» или «Ланос»? «Никон» или «Кэнон»? — вот воображение свободы на плоскости.

Вот почему немалая часть и сегодняшних споров, дискуссий, полемик происходит в плоскости. Плоскостью является примитивно-истеричная постановка вопроса «победа сейчас или не победа сейчас». 

Ну в самом деле, «что вы там планы на Берлин строите, если вы сдали Киев и Минск?», — мог бы спросить обыватель где-нибудь в Уфе или Ташкенте в 1942 году. Но почему-то не спрашивали — во всяком случае, так массово, как нынче.

Плоскостью является линейно-категоричный вопрос «гений или ничтожество?» Да неважно, в отношении кого. Владимир Путин или Сергей Суровикин, Сергей Шойгу или Валерий Герасимов, Михаил Мишустин или Дмитрий Медведев — в каждом из них инфантил современного плоскостного мира отыскивает либо гения, либо ничтожество, либо супергероя, либо предателя. 

До состояния сектантства украинского сознания дело, конечно, пока что не доходит, но тенденция небезопасная. Один политтехнолог называет это «украинизацией сознания».

Плосок вопрос «слил или не слил?» Вопрос, который отталкивается от бессознательно-трусливого «мой папа может всё, только не хочет!»

Плоско мнение «вот сейчас мы выгоним московских попов из Лавры (уберём памятники Ленину / переименуем улицы / перейдём на латиницу) — и заживём!» 

Плоскость даже не понимает своей плоскости: скользящие по поверхности водомерки и однодневки могут лишь надстраивать что-то на колоссальных пластах, но сами они не могут ни изменить, ни вызвать глубину. Глубину нужно создавать сотнями и тысячами лет.

Вот почему у украинских нацистов вызывают такую истерику исповедники Лавр и исповедники Советского Союза, мужики, на камеру говорящие «я живу на Руси, а вы где?», и монахини, отзывающиеся на фашистский клич словами «Слава Богу». 

Их раздирает жуткий страх каждый раз, когда в их водянистые, пустые глаза смотрит Глубина. Глубина истории, литературы, философии, культуры.

Вот чем их так пугают Пушкин и Гоголь, Чайковский и Достоевский. Они не собираются замещать их Моцартом и Шекспиром, поверьте. Во-первых, это не в силах исторических пигмеев. 

Даже таким титанам, как Пётр Великий или Владимир Великий, не удалось заменить Глубину. Петровская держава оказалась мощной, поразительной, внушительной — но всё-таки надстройкой над колоссальной глубиной. 

Владимирово христианство вынуждено было примириться и сосуществовать с исполинской глубиной дохристианской Руси. А уж таким историческим пустышкам, как Пэтро Порошенко и Володымыр Зэлэнськый, это и подавно не светит.

Глубина требует усилия

Вот почему не стоит участвовать в однодневочных припадках и водомерочных приступах паники «Вот сейчас там перепрошьют детей в школах / отменят российскую музыку в маршрутках / снесут памятники — и всё». 

Политтехнологии никогда не касаются Глубины. Потому что глубина не даёт моментального результата, а политтехнологиям всегда нужен моментальный результат — для красивого отчёта и яркой презентации.

Поэтому-то политтехнологи обречены на работу с поверхностью. Поэтому-то политтехнологи вытаскивают на поверхность разнообразных карасей — рыбу глупую и поверхностную; поэтому-то они надувают шариков — пустых и гулких; поэтому-то они делают слышными верещания верещуков и брехни брехуненок.

Но на глубине находятся совсем другие рыбы; небо осваивается не яркими, лёгкими и красивыми шариками, а скучными и тяжёлыми ракетами и самолётами; глубина стоит на шёпоте и молитве, на проповеди и размышлении.

И Вязкое Третьвековье именно их столкновением и закончилось, как мы уже видим. Геоисторические и политэкономические глубины против политтехнологических поверхностей. Мы, дети ХХ и XXI веков, никогда не бросаем взгляд в глубину веков, а ведь она могла бы нам напомнить одну простую вещь. 

Сейчас по одну сторону баррикад мы видим поверхностные, одномерные, сплюснутые исторические однодневки вроде «Очередной Республики», «Семидесятилетнего Рейха», «Дома-и-Холма-Младше-Большого-Театра», а с другой — исторические глубины многотысячелетних цивилизаций Китая, Индии, Персии и оказавшейся на острие России. 

Кстати, не потому ли, что последняя оказалась самой юной, всего лишь с дюжину веков, она и оказалась самой нетерпеливой в разрушении примитивного мирка плоского глобуса?

Здесь невозможно не быть за древние цивилизации, за общества глубины, за множественные миры, которые не считают себя пупом Земли и центром Вселенной. За миры, которые ждут других миров, которые готовы к тому, что Вселенная (и даже махонькое Солнце!) не вращается вокруг них.

Здесь быть за Плоский Мир, уверенный, что Солнце вращается вокруг него, что нет ничего важнее него самого — это быть на стороне инквизиции против Бруно и Галилея полтысячелетия тому. Но этот простейший аргумент всем «прогрессистам» и «либералам» в голову не приходит.

Поверхность спешит, глубина — нет

Есть и другие проявления кессонной болезни, которую мы переживаем. Мы уже однажды пытались предупредить о смене временных ритмов, но, судя по отсутствующему эффекту, не грех и повторить. 

И дело не только в том, что «Кто понял жизнь — тот больше не спешит, смакует каждый миг и наблюдает…». Дело ещё и в том, что Поверхность и Глубина находятся в принципиально разных отношениях со Временем.

У поверхности время — господин. Люди поверхности спешат, потому что господин хлещет их тяжёлой плёткой-семихвосткой. Люди поверхности помнят лишь видимое на поверхности. 

Они живут в торжествующем сегодня — без вчера и завтра, не говоря уж про после-. 

А вот у глубины время — друг. Отношения дружбы и равенства вообще невообразимы для людей поверхности, как это ни парадоксально. 

А вот в глубине места хватит всем — и Ивану Великому, и Владимиру Ленину, и Петру Первому, и Иосифу Сталину, и Александру Невскому, и Георгию Жукову. 

Они могут быть друзьями и соратниками — и удивительно ли учреждение Иосифом Сталиным ордена Александра Невского, а Леонидом Брежневым — премии имени Александра Пушкина? 

Такое невообразимо для Поверхности и её миньонов.

Поверхность встраивается во время и, как вор в ночи, ищет свой час, чтобы ухватить его. Те самые «пятнадцать минут славы», этот идол несчастных бастардов Вязкого Третьвековья — это не что иное, как попытка встроиться во время на его поверхности. 

И кто сейчас помнит этих бастардов, и сколько их кануло в Лету за оное Третьвековье? А вот глубина играет со временем на равных. 

Глубина может себе позволить не спешить с выдвижениями тысяч санкций, не торопиться с объявлениями сотен мер и мероприятий. Дети поверхности расценят это как слабость, как импотенцию, как неспособность. 

Жители глубин знают: логика обстоятельств, о которой мы уже как-то упоминали, превыше суеты намерений. Дети поверхности с лёгкостью приписывают собственное встраивание во время другим. 

Вот откуда берутся многочисленные камлания в украинских медиа о «съесть рапанов в Крыму этим летом», «провести всеукраинский чемпионат по какому-нибудь виду спорта в Херсоне в 2023 году», «искупаться в Ялте в мае 2023 года» (как это обещал К. Буданов, помнится). 

Трусливое и торопливое, жуликоватое и беспомощное воровство места, местечка, местеченька в этом мире — вот чем занимаются дети поверхности.

Вот почему никогда не ожидаются очередные «выплаты репараций» бывшей УССР под какую-нибудь знаменательную дату для России, но всегда ожидаются провокации или особенно кровавые обстрелы мученического Донецка накануне очередного нацистского «священного» шабаша.

Наконец, поверхность симулирует свою собственную логику, пытаясь ломать время и пространство. Глубина же опирается на логику объективного мира. Вот почему глубина всегда рано или поздно побеждает. 

Можно скупить сотни, тысячи, десятки тысяч журналистов, «неправительственных организаций», «активистов», «интеллектуалов», «экспертов» — но эта рябь на воде ничего не может сделать с той молчаливой глубиной, которая сейчас застыла во тьме украинского болота. 

Глубиной, ожидающей, когда весь этот наносной мусор сдует ветром истории. Глубиной, которая себя ещё проявит — мы говорили об этом год тому и повторяем это сейчас.

А что она не проявляет себя сейчас… Ну так и не может себя проявить человек в состязании с бабуином по залезанию на дерево. Но значит ли это, что бабуин стоит выше в эволюции?

Глубина неизбежно возвращается

Можно сколько угодно «подсуживать» поверхности. Можно сколько угодно создавать условия для бабуинов. Однако глубина неизбежно вернётся. И ставшая уже символической девушка-молитвенница у стен Киево-Печерской Лавры — это лишь один из дальних, тихих, не всем слышных её раскатов.

Просто сравните эту тихую и глубокую молитву с беснованиями и безумствованиями вокруг неё на этом таком показательном видео — и многое станет понятно.

Собственно, глубина уже возвращается. Глубина пространства объективно нужна России — и её возвращение на земли Потёмкина и Прокофьева, Кошкина и Айвазовского, Куинджи и Троцкого, Булгакова и Катаева было неизбежным.

В это трудно поверить, когда на поверхности — беснования и бесовщина, когда на поверхности — истеризация украинских медиа и украинских «правоохранителей», когда на поверхности — демонстративно-пафосный «переход на мову» сотен и тысяч «активистов в фейсбуке», «неравнодушных граждан» и других «совсем не русофобов». 

Кажется, что нарастающие горы и валы бессмысленности, абсурда, вздыбленной поверхности, все эти «языковые законы» и «языковые омбудсмены», «запреты на русский язык» и «новейшие европеизированные школьные программы» на территории бывшей УССР навсегда.

Но поверхность лишь нарастает над глубиной. Она не побеждает её тем самым — и не может её победить и «закрыть» полностью. Хотя иллюзию герметичности создать может — что она и делает, и, надо признать, не без успеха, учитывая возможности-то современной технической инфраструктуры Спектакля. 

Но иллюзия эта убедительна лишь для тех, кто сам остаётся хотя бы частично, хотя бы своими эмоциями, хотя бы своим кошельком в Спектакле.

А молчаливая глубина пробивает себе подпольные и скрытые пути. И вот уже украинские банки вынуждены просто скрывать из меню своих банкоматов русскоязычные меню — потому что никакая попытка поменять глубину, никакая пропаганда украиноязычности не может переломить факт, что 5/6 пользователей украинских банкоматов выбирают русский язык. 

И вот уже украинские социологи дают откровенно бессмысленные и абсурдные данные — тем самым то ли поднимая руки вверх, то ли посылая безмолвно-боязливый сигнал «Мы всё понимаем, но играем по правилам игры!» 

И вот на улицах «украинских» городов звучат всё новые и новые языковые скандалы с абсурдными признаниями вроде «украинский язык — мой родной, но я его плохо выучил» (!!!).

Сквозь каждую из этих ситуаций, сквозь каждое такое мгновение рокочет Глубина. Та самая глубина, которая потом протуберанцем выхлёстывается, когда коричневые заглушки со свастикой и тризубом срываются внешней волей. 

Та самая глубина, которая и в середине ХХ века, на волнах всех «украинизаций» выискивала русскоязычные школы для детей. 

Та самая глубина, которая делала дефицитными на территории УССР русскоязычные книги и непокупаемыми — украиноязычные (за исключением перевода хороших западных текстов, и то не всегда).

Рождение геополитической глубины — процесс долгий

Не менее важно и то, что на наших глазах в течение года происходило рождение — а если быть точнее, то возрождение — геополитической глубины. 

И это долгий процесс, но результативный. Если раньше казалось, что нашествию Тьмы в том же СБ ООН противостоит тончайшая перегородка из одного-единственного голоса (и тот иногда уступал, как это было в трагедии Ливии), то сейчас глубина возвращается.

Многие ли обратили внимание на простой факт: за объективное расследование подрыва на СП-2 проголосовали лишь три участника голосования — и это были, кроме России… Китай и Бразилия. 

Те самые Китай и Бразилия, что в те же дни заявили о переходе на национальные валюты в торговле друг с другом. Вот так на снова становящемся шарообразным глобусе проклёвываются сквозь мертвенно-серый и бездушно-выровнянный асфальт мондиализации Север, Юг и Восток. 

Которые просто по логике обстоятельств окажутся против Запада — ведь это именно его стараниями и желаниями они оказались и долго были под оным асфальтом!

Длительность и кажущаяся несдвижимость этого процесса порождают уже не раз упоминавшееся нами уныние в сочетании с гордыней. Завывания о «весь мир с Украиной» здесь органично сочетаются с ноющими рассказами про «бездарную дипломатию России», и шепчущие геббельсы тут становятся неразличимы с игорями, родителя не помнящими.

Поразительная картина: неучёт логики обстоятельств именно тогда, когда эти обстоятельства находятся на стороне, которую вроде бы как поддерживает камлающий! 

Поразительная неблагодарность и самонадеянность — надеяться, что ты можешь подстегнуть обстоятельства, что ты тотально над ними всевластен, что твои намерения моментально переходят в реальность, «стоит только по-настоящему захотеть»!

А ведь всепропальщическое «аааа, слили», «ааааа, не спасли», «аааа, мы виновны во всём» рождается именно из неявного, но самовлюблённого (или предательского?) приравнивания намерения и возможностей.

Поясню.

Глубина, в отличие от поверхности и её Спектакля, — она всем глубина.

 А это значит, что ни у Китая, ни у Индии, ни у России, ни у Бразилии, ни у Индонезии в мире многоцветья глубины не будет «контрольной акции» и «тотальной власти», как в плоском спектакле Вязкого Третьвековья. 

Да никто из них к этому и не стремится, судя по всему. 

В этом и привлекательность этого варианта развития человечества — по сравнению с выжженной пустыней тоталитарной серости и ровности.

Иначе говоря — Россия тоже не всемогуща. А союзники плоскости и поверхности ведут себя так, будто верят (или хотят убедить) в её всемогущество.

Как часто попадались конструкции вроде «да, нацисты — нелюди и отродья. 

Да, поддерживающие их европейцы — предатели и трусы. 

Да, американцы — подонки и убийцы. 

Но Россия должна всех простить, прийти на разваленные территории, всем вытереть сопли, никого не дай бог не задеть, не потерять ни одного солдата, не убить ни одной слезинки ребёнка, при этом устранить всех без исключения натовцев, вышвырнуть американцев — и при этом остаться в белом пальто»! 

Эта разновидность всепропальщичества (продолжающая, между прочим, плоскую линию третьвековой давности «партия, дай порулить!» 

Ну как, порулили?) буйным цветом растёт именно на закваске и дрожжах плоскости и поверхности.

Снова нужно поднимать рыло от корыт

Многие из нас ослепли в плоском мире. 

Многие из нас потеряли вестибулярный аппарат за ненадобностью в течение трети века. 

Многие из нас забыли, что когда-то умели летать.

Но нужно вернуться в глубину и пространство.

Одномерные люди вынуждены вернуться в многомерную реальность.

Пора забывать про мир привычной плоской монохромности, примитивных дихотомий «слил — не слил», «куколд — альфач», «раб — хозяин».

Мир сложнее. В нём есть друзья, товарищи, соратники, попутчики, союзники. Мир богаче. В нём есть объём и цвет.

Пора поднимать рыла от корыт к звёздам и космосу. От сегодня — к будущему и, между прочим, прошлому. 

От сиюминутности — к вечному и священному, чем бы это священное ни было. Пора вспоминать, что большие дела не делаются за минуты, часы и даже дни, кроме как в мире ДиСи-Комикс. 

Пора вспоминать, что в мире есть кроме наших желаний ещё и наши возможности.

Пора выхаркивать и преодолевать кессонную болезнь, возникшую от слишком резкого подъёма с плоской поверхности Вязкого Третьвековья, и начинать строить, стоя на колоссальных сваях и «быках», уходящих в неимоверные глубины.

Конечно, не всё будет получаться сразу и у всех. Начинать можно и нужно с малого — с посильной помощи рудокопам современного мира, расширяющим его глубины, с углубления собственной головы и собственных мыслей… 

С того, чтобы, наконец, самим повзрослеть.

Повзрослеть — и не потерять при этом способность мечтать, задрав голову к звёздам. 

Повзрослеть — и при этом не загубить детскую открытость глаз на необычные и чудесные события и вещи. 

Повзрослеть — и не забыть при этом умение возмущаться, когда «и цена есть цена, и вина есть вина».

«Потому что любовь — это вечно любовь, даже в будущем нашем далёком».

Андреас-Алекс Кальтенберг,