Хатынь. Сожжённые заживо

Элемент композиции "Стена памяти" мемориального архитектурно-скульптурного комплекса "Хатынь" в Белоруссии. Фото: Алексей Даничев/РИА Новости

Это была самая рутинная диверсионная операция бойцов из бригады «Народные мстители», которой командовал легендарный партизанский комбриг Василий Воронянский – «Дядя Вася». 

Итак, рано утром 22 марта 1943 года три десятка партизан перерезали телеграфные провода на линии, идущей вдоль автодороги от города Логойск к селу Плешаницы, что примерно в 60 километрах от Минска. 

Провода демонстративно накрутили на столб, а сами сели в засаду поджидать ремонтников, потому что чем меньше связистов у фрицев, тем лучше дела на фронте. 

Но в этот раз в засаду попал и командир первой роты 118-го полицейского охранного батальона капитан Ганс Вёльке – между прочим, не простой нацистский полицай. 

Ганс Вёльке – бывший полицейский из Берлина, стал олимпийским чемпионом 1936 года по метанию ядра, и его отметил сам фюрер. Вскоре дела у любимчика Гитлера пошли в гору, Ганс стал живым символом расово правильного немца. С началом войны он пошёл добровольцем на Восточный фронт, о чём, разумеется, раструбила вся немецкая пропаганда. Но служил херр Вёльке преимущественно в тылу – в Минске, а потом в городке Логойске, где находился штаб 118-го полицейского охранного батальона, набранного из украинских националистов и военнопленных РККА украинского происхождения, решивших сотрудничать с гитлеровцами. 

Немецкий чемпион учит неполноценных славян служить Рейху – чем не привлекательная картинка для немецких газет? 

И вскоре 118-й  батальон успел отличиться в карательных акциях против мирного населения: расстрелял 78 человек в селе Осови, расправился с жителями Маковья и Уборок, уничтожил 50 евреев возле Каминской Слободы. За это замкомандира батальона – бывший майор польской армии Смовский, и бывший старший лейтенант Красной Армии Григорий Васюра, ставший начальником штаба в батальоне, получили от фашистов по две медали и звания лейтенантов.

Но поездка 11 марта стала последней в успешной карьере Ганса Вёльке, решившего, видимо, лично разобраться с теми, кто повредил телеграфный кабель. 

По пути Вёльке встретил группу женщин из деревни Козыри, рубивших лес, и спросил их о партизанах. Женщины ответили, что никаких партизан не видели. И немудрено: ведь партизаны остановились в Хатыни, а не в Козырях. Но, проехав метров 300, каратели налетели на партизанскую засаду. Завязалась перестрелка, в ходе которой Вёльке был убит. Принявший командование полицай Василий Мелешко вызвал подкрепление из Минска.

Командиры 102, 115 и 118 батальонов «Шютцманшафт» на Минской учебной базе. Фото: общественное достояние

* * *

Командир батальон майор Эрих Кернер, представив, что с ним сделает фюрер, узнав о смерти своего любимчика, тут же приказал истребить всех партизан в округе. Ну или тех, кто похож на партизан. Вечером того же дня он отправил командованию донесение о якобы имевшем место бое, в ходе которого якобы было уничтожено 34 партизана. При этом сами полицаи не получили ни одной царапины, но вот от «случайных» пуль погибло «несколько» мирных жителей.

Но майор врал. Побоявшись преследовать партизан, он приказал мстить мирным и безоружным жителям. 

Первым делом полицаи расстреляли тех самых женщин-лесорубов – 26 человек. Затем каратели пошли в деревню Козыри, но почему-то вышли к селу Хатынь, где насчитывалось три десятка дворов. 

По приказу Эриха Кехнера они под непосредственным руководством Григория Васюры стали сгонять всё население Хатыни от мала до велика – стариков, женщин, детей – в колхозный сарай. 

Прикладами автоматов поднимали с постели больных, стариков, не щадили женщин с маленькими и грудными детьми. 

«Мы всей семьёй спрятались в погребе, – вспоминал о трагедии чудом выживший Виктор Желобкович, которому тогда исполнилось всего 7 лет. –  Через некоторое время каратели выбили в погребе дверь и приказали нам выходить на улицу. Мы вышли и увидели, что из других хат тоже выгоняют людей. Нас повели к колхозному сараю…»

В сарай привели семьи Иосифа и Анны Барановских с 9 детьми, Александра и Александры Новицких с 7 детьми; столько же детей было в семье Казимира и Елены Иотко, самому маленькому исполнился только один год. Пригнали и Веру Яскевич с семинедельным сыном Толиком. 

А вот её старшая дочка Леночка Яскевич вначале спряталась во дворе, а затем решила укрыться в лесу. Тогда один из фашистов бросился за ней, догнал и расстрелял её на глазах у обезумевшей от горя матери. 

Вместе с жителями Хатыни в сарай пригнали жителя деревни Юрковичи Антона Кункевича и жительницу деревни Камено Кристину Слонскую, которые оказались в это время в деревне Хатынь. Ни один взрослый не смог остаться незамеченным. 

Когда всё население деревни было в сарае, фашисты заперли двери сарая, обложили его соломой, облили бензином и подожгли.

* * *

В Хатыни погибли 149 человек, из них 75 детей до 16-летнего возраста.

Мемориальный комплекс «Хатынь». Фото: Виктор Толочко/Sputnik/РИА Новости

Только троим детям – Володе Яскевичу, его сестре Соне Яскевич и Вите Желобковичу – удалось скрыться от гитлеровцев. 

– Мы с матерью оказались у самых дверей, которые потом заперли снаружи, – вспоминал Виктор Желобкович. – Я видел через щели, как подносили солому, затем поджигали её. Когда рухнула крыша и от пламени стала вспыхивать одежда, все рванулись к воротам и выломали их.

По устремившимся в пролом людям со всех сторон начали стрелять стоявшие полукругом каратели. Мы отбежали от ворот метров на пять, мама сильно толкнула меня, и мы упали на землю. Я хотел подняться, но она прижала мою голову: «Не шевелись, сынок, полежи тихонько». Меня сильно ударило что-то в руку, потекла кровь. Я сказал об этом маме, но она не отвечала – была уже мёртвая. Сколько я пролежал так, не знаю. Всё вокруг горело, даже шапка на мне начала тлеть. Потом стрельба прекратилась, и я понял, что каратели ушли, ещё немного подождал и поднялся. Сарай догорал. Вокруг лежали обугленные трупы. На моих глазах хатынцы один за другим умирали.

Кто-то просил пить, я принёс воды в шапке, но все уже молчали…»

* * *

Соня Яскевич вспоминала: 

– Каратели ворвались в хату. Тётю тут же, на моих глазах, убили. Меня вытолкнули на улицу, показывают в сторону сарая Каминского, дескать, иди туда. И – прикладом в спину. Я еле удержалась на ногах. Побежала от дома. Каратели вернулись в тётин дом грабить, а я одна осталась. И побежала не к сараю, а в сторону поля. Долго бежала. После слышу: стреляют по мне, пули засвистали… 

Ещё две девушки – Мария Федорович и Юлия Климович – чудом смогли выбраться из горящего сарая и доползти до леса. Обгоревших, чуть живых, их подобрали жители деревни Хворостени Каменского сельсовета. Но и эта деревня вскоре была сожжена фашистами, и обе девушки погибли.

* * *

А вот воспоминания единственного выжившего взрослого – поляка Иосифа Каминского, потерявшего в Хатыни жену и четверых детей: 

«Как я вспомню Хатынь – так сердце кровью обливается. 22 марта нагрянул фашист, окружил деревню. Обстрелял. Людей согнали в сарай. Двери закрыл. Село обобрал. Хаты запалил, а тогда и сарай запалил. Крыши соломенные – огонь сыплется на головы. Люди двери выломали. Стали люди вылазить. Стал с автомата бить… Угробил 149 душ. И моих 5 душ – четверых детей и жёнку.

Cкульптура «Непокоренный человек». Фото: Алексей Даничев/РИА Новости

Я со своим 15-летним сыном Адамом оказался около стены, убитые граждане падали на меня, ещё живые люди метались в общей толпе, словно волны, лилась кровь из раненых и убитых. Обвалилась горевшая крыша, страшный, дикий вой людей ещё усилился. Под ней горевшие живьём люди так вопили и ворочались, что эта крыша прямо-таки кружилась. Мне удалось из-под трупов и горевших людей выбраться и доползти до дверей. Тут же каратель, по национальности украинец, стоявший у дверей сарая, из автомата выстрелил по мне, в результате я оказался раненым в левое плечо. Мой сын Адам, до этого обгоревший, каким-то образом выскочил из сарая, но в метрах 10 от сарая после выстрелов упал.

Я, будучи раненым, чтобы не стрелял больше по мне каратель, лежал без движения, прикинувшись мёртвым, но часть горевшей крыши упала мне на ноги, и у меня загорелась одежда. Я после этого стал выползать из сарая, поднял немного голову, увидел, что карателей у дверей уже нет. Возле сарая лежало много убитых и обгоревших людей. Там же лежал раненый Етка Альбин Феликсович, у него из бока лилась кровь. Услышав слова умиравшего Етки Альбина, каратель подошёл откуда-то, ничего не говоря, поднял меня за ноги и бросил. Я, хотя был в полусознании, не ворочался. Тогда этот каратель ударил мне прикладом в лицо и ушёл. У меня была обгоревшая задняя часть тела и руки. Лежал я совершенно разутый, так как снял горевшие валенки, когда выполз из сарая. Вскоре я услышал сигнал к отъезду карателей, а когда они немного отъехали, мой сын Адам, лежавший недалеко от меня, метрах примерно в трёх, позвал меня к себе – вытащить его из лужи. Я подполз, приподнял его, но увидел, что он перерезан пулями пополам. Мой сын Адам еще успел спросить: “А жива ли мама?”, и тут же скончался…»

Спустя годы создатели мемориала в Хатыни запечатлеют эту страшную сцену в скульптуре «Непокорённый человек», установленной на месте сожжённого села. 

* * *

Правда, сам монумент появился не сразу. 

В послевоенной стране люди не знали ни о каком сожжении Хатыни: после карательной акции гитлеровцев погибшая деревня заросла травой, как и тысячи других деревень и сёл, бесследно сгинувших в огне войны. 

О Хатыни вспомнили только в конце 60-х годов благодаря тогдашнему первому секретарю ЦК КП Белорусской ССР Кириллу Мазурову. Во время охоты в лесах под Минском он увидел в лесу останки какой-то деревни: из земли, словно пальцы мертвеца, тянулись к небу два десятка обгорелых печных труб. Егеря рассказали Мазурову о том, что произошло на этом месте весной 1943 года, а от поднятых в архивах документов он пришёл в ужас: таких уничтоженных гитлеровцами деревень, о которых потом в стране никто не вспомнил, были сотни. 

И летом 1969 года в Хатыни был открыт мемориал, посвящённый всем погибшим белорусским сёлам и деревням. В те годы историки насчитали 186 таких деревень, но сегодня известно, что нацистские каратели в Белоруссии полностью уничтожили более тысячи населённых пунктов, которые навсегда исчезли с карты мира.    

* * *

Судьбы карателей сложились по-разному.

Командира роты Василия Мелешко осудили за предательство, но свою службу в 118-м батальоне ему удалось скрыть. Узнали о ней лишь в 1974 году, спустя год Мелешко расстреляли.

А вот начальник штаба батальона Григорий Васюра позже перешёл в 76-й ваффен-гренадёрский полк 30-й гренадёрской дивизии СС, после чего был взят в плен во Франции. Но в фильтрационном лагере Васюра скрыл факт своей службы в СС. По  приговору Киевского военного трибунала он получил срок в 25 лет лишения свободы, но вскоре был амнистирован по указу Хрущёва, простившего всех бандеровцев в честь 10-летия Победы.

Григорий Васюра. Фото: общественное достояние

Васюра перебрался в деревню под Киевым и вскоре даже стал директором по хозяйственной части совхоза. Порой рабочие жаловались на грубые методы управления Васюры, но ему всё сходило с рук: под его руководством совхоз добивался высоких показателей.  Он женился, в браке родились две дочери, ставшие учительницами. Бывший каратель даже вступил в коммунистическую партию и выхлопотал себе медаль «Ветеран труда». Более того, он стал почётным курсантом Киевского военного училища связи имени Калинина и не раз выступал перед молодёжью в образе фронтовика-связиста. 

Подвело его тщеславие. В 1985 году, к 40-летию Победы, бандеровец захотел себе орден Великой Отечественной. И только тогда в КГБ решили всерьёз проверить биографию Васюры. Так и вскрылась правда. Карателя судили и расстреляли, причём тот искренне не понимал, за что его вообще можно судить! Подумаешь, каких-то москалей сто лет назад сжёг, дело-то прошлое. 

А вот его сослуживцу Владимиру Катрюку – одному из рядовых, который расстреливал жителей Хатыни, – удалось скрыться в Канаде. Там в 2015 году он умер своей смертью: канадские власти год за годом отвергали все требования СССР и России о выдаче преступника, потому что Катрюк мог раскрыть какие-то тайны сотрудничества западных разведок с бандеровским подпольем.