Лучше молчать, чем говорить: в чем смысл обновленного закона о государственном языке

Язык мой - враг мой. Поговорка эта о тех, кто говорит лишнее во вред себе. Таких слов, конечно же, нет в поправленном Госдумой законе "О государственном языке Российской Федерации". Тем не менее смысл закона и поговорки примерно совпадают.

Слухи о новизне идей, заложенных во внесенных правительством и принятых Думой поправках, оказались, впрочем, как обычно, несколько преувеличенными. В определенном смысле наш борющийся за чистоту родной речи законодатель даже сдал назад.

Скажем, согласно действующей версии закона - законопроект еще не прошел все этапы утверждения - к сферам обязательного использования государственного языка и, соответственно, сферам государственного регулирования, относятся в числе прочего взаимоотношения органов власти, организаций и - внимание! - "граждан РФ, иностранных граждан, лиц без гражданства".

То есть из буквального прочтения нормы вытекает, что при общении между собой граждане, иностранцы и лица без гражданства также должны следовать положениям закона. Который, между прочим, и сегодня строго-настрого запрещает "использование слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка (в том числе нецензурной брани), за исключением иностранных слов, не имеющих общеупотребительных аналогов в русском языке".

Но так много на себя наше государство, похоже, взять еще не готово. В исправленной и дополненной версии пункт про граждан изложен так: сфера действия закона - взаимоотношения должностных лиц "с гражданами РФ, иностранных гражданами, лицами без гражданства". То есть межличностные отношения из зоны контроля вроде бы выведены.

Хотя это не точно. Норма, обязывающая "организации всех форм собственности" использовать в своей деятельности правильный, чистый, незамутненный родными матами и чужеземными заимствованиями язык - и не использовать никакого другого, - осталась неизменной.

Означает ли это, что сотрудники каких бы то ни было российских организаций, включая условные ООО "Бюльбюль оглы и сыновья", ИП Си Цзиньпин и НКО "Нигерийцы в диаспоре" (последняя, впрочем, вполне реальная), должны не только с клиентами и посетителями, но и между собой общаться на безукоризненном, соответствующем строгому закону русском? А шут его, говоря литературным языком, знает.

Учитывая присущую нашему законодательству амбивалентность, означать это может все что угодно. Однако ни незнание закона, ни отсутствие знаний о том, что законодатели, принимая закон, имели в виду, от ответственности, как известно, не спасают. Пока, правда, никаких кар за нарушение языкового закона не предусмотрено. Ну, за исключением нецензурщины. Но за делами за иностранщину дело, простите за тавтологию, тоже не станет. Дело это, еще раз простите, наживное.

С ответственностью за неправомерные заимствования власть, судя по всему, не спешит потому, что и сама пока толком не понимает, что это такое.

В этом-то и состоит главная цель поправок - навести порядок в вопросах словесного импорта, устранить неопределенность. Разрешенные иностранные слова будут перечислены в "специальных нормативных словарях", которые, похоже, еще только предстоит создать.

"Порядок формирования и утверждения списка таких словарей, справочников и грамматик, требования к составлению и периодичности издания нормативных словарей... утверждаются Правительством РФ на основании предложений Правительственной комиссии по русскому языку", - сообщает исправленный закон.

В общем, работы впереди - непочатый край. Но когда зерна будут четко отделены от плевел, от "слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка", нам, конечно, придется более тщательно следить за своим языком. Это, правда, и сегодня настоятельно рекомендуется всем, кто не любит небо в клеточку. Но пожалуй, ни один другой рестриктивный акт не сужает так пространство дозволенного, как закон о государственном языке.

По подсчетам лингвистов, не менее 70 процентов лексических единиц русского языка являются заимствованиями. И это еще, пожалуй, сильно заниженная оценка. Собственно, даже слова "русский" и "Россия" - пришельцы из иных языковых миров.

Не говоря уже о таких "явных" чужаках, как "кнопка" (от немецкого Knopf), "штаны" (от тюркского išton), "ябеда" (от древнескандинавского embaetti), башня" (от итальянского bastia), "баня" (от латинского balneum), "водка" (заимствовано из польского, где звучит точно так же: wodka). В общем, куда ни кинь - всюду засада, везде "ненаши".

Попробуйте теперь представить себе перечень, содержащий все легальные заимствования. Нет, не получается представить. Такой список почти один в один воспроизводил бы толковый словарь русского языка - самую объемистую из его разновидностей. Реальный перечень, разумеется, будет намного короче. "Компьютер", "принтер", "ноутбук" в него, возможно, войдут, а вот "лобзик" (от немецкого Laubsäge), утюг (от тюркского ütüɣ) и "фонарь" (от греческого φανάρι) - вряд ли.

Значительно проще - и для нас, и для граждан начальников - было, если бы правительство зашло с другого конца: издало список запрещенных слов и выражений. А что не будет запрещено, то, стало быть, можно спокойно, законопослушно использовать - в разрешенных, естественно, комбинациях и смыслах.

Тоже не ахти какая свобода слова, но, по крайней мере, знаешь, за что будешь страдать, если совершишь "словопреступление". А тут, право, какая-то ходьба по минному полю: непонятно, где и когда рванет, какое слово или выражение будет признано "иноагентом". Но в том, что власть идет по тому пути, по которому идет, тоже, безусловно, есть своя логика.

Встав на этот путь, - что проявилось, разумеется, не только в обновленном языковом законе, но и во многих других установлениях последнего времени, - власть ясно дает нам понять, что болтать нужно поменьше. Еще меньше. Что иногда - а точнее, всегда, - лучше жевать, чем говорить. И даже когда нечего жевать, все равно лучше помалкивать.

Автор: АНДРЕЙ ВЛАДИМИРОВ