Муки на плоту «Медузы»

Эта история в свое время вызвала огромный скандал, т.к. поразила всех своим трагизмом и жестокостью, на которую оказались способны люди, конкурирующие за выживание.

17 июня 1816 г. небольшая французская эскадра – фрегат «Медуза», корветы «Эхо» и «Луара» и бриг «Аргус» – отправилась из Франции в Сенегал. На борту каждого из кораблей находилось немалое количество пассажиров – солдат, чиновников колониальной администрации и членов их семей.  «Медуза» шла курсом, параллельным курсу «Эха», но ближе к берегу. Неопытный капитан Шомарэ боялся сесть на мель у побережья Африки и распорядился постоянно измерять глубину.  Но все равно 2 июля 1816 г. в 160 км от берега «Медуза» со всего маху наскочила на мель. Шомарэ  не знал, что делать, двое суток «Медуза» беспомощно простояла на мели, пока, наконец, не было решено построить плот, чтобы перенести на него груз с корабля и тем самым способствовать снятию судна с мели. Для эвакуации имелись шесть шлюпок и наспех сколоченный плот, размером примерно 20 на 7 метров. Нерешительность капитана передалась остальным, и при высадке с корабля всех охватила невероятная паника. Происходила жестокая борьба за наиболее безопасные места. Солдаты дрались прикладами, чтобы занять места раньше пассажиров. По всем морским законам Шомарэ, как капитан, должен был покинуть судно последним, но не сделал этого. Он, губернатор Шмальц, старшие офицеры и другие самые важные пассажиры (т.е. вся элита «Медузы») разместились в шлюпках. На плот же погрузились те, кто попроще: несколько младших офицеров, тридцать матросов, большая часть солдат, большинство пассажиров и часть экипажа – всего 148 человек. На покинутом фрегате осталось 17 человек, которым не нашлось места ни в шлюпках, ни на плоту. Это были самые незначительные и слабые люди (Дарвин был прав: в борьбе за существование выживает сильнейший). 

Шлюпки должны были буксировать плот, идя на веслах. Таким способом предполагалось преодолеть 160 км до спасительного берега. Однако команда в шлюпках, включая капитана и губернатора перерезали буксировочные канаты и направились к берегу. Те, кто были в шлюпках и те, кто были на плоту, понимали, что плот обречен: без руля и парусов им невозможно было управлять в штормовом океане. Имея огромную плотность пассажиров (более одного человека на квадратный метр), он то и дело кренился в стороны под их тяжестью. К тому же на плот не разрешили взять запасы провизии, чтобы не перегружать его, поэтому, даже если он и удержится какое-то время на плаву, пассажиры всё равно умрут от голода. Людей на плоту охватило чувство безысходности. После того, как шлюпки отцепились и стали исчезать из виду, на плоту раздались крики отчаяния и ярости. Когда прошло первое оцепенение, сменившееся чувством горечи, проверили наличные запасы: две бочки воды, пять бочек вина, ящик сухарей, подмоченных морской водой, – и всё.  Положение на плоту, оставленном на произвол судьбы, обернулось катастрофой. К ночи плот стал погружаться в воду.

 Сильные давили слабых, тела умерших бросали в море.  Ночь напролет на плоту люди дрались, в ход шли ножи, палки, кулаки. Во время шторма десятки людей погибли в борьбе за наиболее безопасное место в центре плота, либо были смыты волной за борт. Людей начинал мучить голод. Несколько человек пытались организовать лов рыбы, соорудив снасти из подручного материала, но эта затея оказалась безуспешной. 

К утру четвертого дня на плоту оставалось чуть более пятидесяти человек.  В следующую ночь море оставалось спокойным, но на плоту бушевала настоящая буря. Часть солдат, недовольных установленной порцией вина, подняла бунт. Среди ночной тьмы опять закипела резня. На восьмой день на плоту оставалось в живых только 28 человек. Израненные, покрытые язвами, обессиленные, мучимые жаждой и голодом, одурманенные солнцем, люди впали в состояние апатии и полной безнадежности и ничего не соображали. Кое-кто бредил. Многие сходили с ума. Обезумевшие люди ползали по палубе и кусали друг друга за ноги. Некоторые уже пришли в такое исступление от голода, что накинулись на останки одного из своих товарищей по несчастью. 

На одиннадцатый день было принято бесчеловечное решение. Сильные выбросили за борт слабых и раненых, которые съедали их порции. Наконец, на двенадцатый день, утром 17 июля 1816 г. на горизонте показался корабль, но вскоре исчез из виду. В полдень он появился снова и на этот раз взял курс прямо на плот. Это был бриг «Аргус». Взорам его экипажа предстало страшное зрелище: полузатонувший плот и на нем пятнадцать истощенных до последней крайности, полумертвых людей (пять из них впоследствии скончались). 

А спустя пятьдесят два дня после катастрофы был найден и фрегат «Медуза» – он, ко всеобщему удивлению, не затонул, и на его борту еще были три живых человека из числа тех семнадцати, которым не хватило места в шлюпках и на плоту. В числе спасенных на плоту были Корреар и Савиньи. В 1817 г. они опубликовали записки об этих трагических событиях. 

Эта публикация имела огромный резонанс. Франция была поражена, что ее просвещенные граждане могли опуститься до поедания трупов и прочих мерзостей. Разразился немалый политический скандал. Морское министерство пыталось воспрепятствовать появлению информации о катастрофе в печати. Однако замять историю не удалось. Страшная катастрофа приобрела широкую известность благодаря тому, что оставила заметный след в искусстве. 

Французский художник Жан Луи Теодор Жерико, впечатленный этой трагедией, воспринял ее как общечеловеческую, вневременную историю, которая побудила его изобразить людей, терпящих муки на плоту «Медузы».  В мае 1819 г. на выставке в Париже он представил свою картину «Плот “Медузы”» (1818-1819; Париж, Лувр) – одно из самых знаменитых полотен эпохи романтизма.

На море были трагедии с еще большими жертвами, уцелевшие свидетели кораблекрушений рассказывали о еще более потрясающих душу событиях. Но трагедия «Медузы» остается одной из самых известных благодаря знаменитой картине, запечатлевшейся в памяти людей.