Ангел-спаситель — позывной «Кубань». Интервью с военным фельдшером

На модерации Отложенный                

«До войны я, медик со стажем, думала, что меня ничего не удивит и не испугает. Но сколько я здесь увидела! Конечности, висящие на остатках мышц. Обугленные тела танкистов, без единого пятнышка чистой кожи. Тела без голов, без конечностей. Никогда не могла смириться: человек ходил, мечтал, жил. И теперь всё. Никогда не улыбнётся, не влюбится, не увидит весну. Это такое страшное слово: никогда».

  «Знаете, я скажу страшную правду. Многие уходящие в бой предчувствуют свою гибель. Некоторые бойцы просят, совершенно неожиданно, поговорить с ними. Попить кофе. Начинаю бояться, когда меня настойчиво и неожиданно приглашают попить кофе. Это как прощальный ритуал какой-то получается. Боец вроде бы такой же, как всегда, но я начинаю задыхаться – чувствую, случится беда. И обреченный на гибель как будто чувствует. Становятся иными взгляд, речь, лицо. Трудно объяснить ощущение, когда смерть витает рядом. Страшно? Да, не скрою. Но уйти не смогу – я могу кого-то спасти. Да и сроднились мы уже с ребятами. Они для меня – как братья в большой семье».

Мария, невысокая, сероглазая шатенка, позывной Кубань, работает военным фельдшером на передовой донецкого фронта с 2014 года. В 2020 году, после нескольких контузий и ранений, она уехала в Россию – лечиться и восстанавливать силы. С началом спецоперации Маша вернулась и единственное, о чем жалеет – что не попала в свое подразделение, бойцы которого за эти годы или погибли, или были тяжело ранены.

«В моем батальоне сейчас уже воюет второй состав, из старого почти никого не осталось», - Мария берет вторую сигарету, забыв про первую, дымящуюся рядом с чашкой кофе, и тяжело вздыхает. За окном грохочет артиллерия, густой туман ест верхушки домов, фонари тускло освещают пустынную донецкую улицу. Короткий «увал», а в шесть утра Мария должна быть на месте – в медчасти донецкой бригады. Работающих в зоне боевых действий называют «медики переднего края».

— Какие самые тяжелые случаи из своей практики ты не можешь забыть?

— Какой бы ни был тяжелый случай, я совершенно уверена, что у людей есть свой ангел-хранитель. В этом я убеждалась неоднократно и на конкретных примерах. Не потому, что поговорка утверждает, «на войне нет атеистов», а потому, что некоторые случаи спасения действительно уникальны с медицинской точки зрения и больше попадают под определение «случилось чудо». Был бой под Красным Партизаном, и там мы вытащили очень тяжелого раненого: пробиты легкие, сердце по касательной и обе верхние конечности. Но вопреки тяжелейшим ранениям и большой кровопотери мальчишка выжил. Он и сейчас воюет, но уже не в пехоте – стал артиллеристом. Был еще тяжелораненый – запомнила его смешной позывной Хохол, подорвался на противопехотной мине. Разорван кишечник, раздроблена нижняя челюсть, потом хирурги ее собирали по кусочкам, ранение в конечности, множественные осколочные. Так вот, парень без помощи ангела-хранителя просто не смог бы выкарабкаться с такими повреждениями, ему был бы конец.

Еще помню историю бойца с огнестрельным ранением в голову - осколки кости проникли в мозг. Хорошо, что у меня были все необходимые препараты, наколола его. Давление смогли поддерживать в норме до самой больницы. Он даже в кому не впал – ни по дороге, ни после операции. Тоже выжил. А бывает и наоборот. Кажется, ничто не предвещает, обработали раны, вовремя доставили в операционную, операция проходит без эксцессов. А потом звонят нам – парень ушел, сердце не выдержало…

Наша задача – оказание доврачебной помощи, сюда входит, например, правильное наложение жгута, асептической повязки, фиксирующей повязки, вколоть обезболивающее, оценить степень тяжести ранений. Дежурим в санитарном эвакопункте, ждем команды. Когда что-то случается, спешим на помощь. Надо быстро принимать решения, от которых зависит чья-то жизнь, не поддаваться панике, даже если вокруг рвутся снаряды. Легкораненым делаем перевязки на месте. Но в последнее время, к сожалению, работы очень много: и пулевые, и минно-осколочные, и ожоги. Недавно танкиста спасали, получил сильные ожоги. У парня лицо было обожжено до такой степени, что волосы оплавились, нос, уши – все обгорело до мяса. Вены найти не удавалось, так как руки тоже сильно пострадали, мы ему ставили подключичный катетер. Сильнейшая боль у человека, в любой момент могли его потерять из-за болевого шока.

Другой важный момент - это необходимость как можно быстрее доставить раненого в больницу к специалистам. За время войны я поняла, что у нас очень хорошие врачи – и в Горловке, и в Донецке – в больнице Калинина и Вишневского, травматологии. Доктора, которые остались в обстреливаемых городах, в основном оказались настоящими людьми, всегда работали самоотверженно и профессионально.

— Почему с ранеными при транспортировке в больницу надо разговаривать?

— Болевой порог у людей разный, чтобы раненый не потерял сознание и отвлекся, надо с ним разговаривать – на любую тему, только бы не ушел в себя и сохранил ясность сознания. Шоковое состояние очень опасно, нарушаются дыхание и сердечная деятельность. Поэтому контроль состояния раненого очень важен. Еще одна опасность - потеря крови: при сильном артериальном кровотечении человек может истечь кровью за 10-15 минут. К нам доставляют бойцов с ампутациями, которые подорвались на противопехотных минах, это и саперы, и штурмовики, Наши бойцы – молодцы, не ноют, терпят, хотя большинство из них – совсем мальчишки.

А едва начнут выздоравливать – сразу рвутся в бой. На фронте обостряется не только чувство самосохранения, но и чувство боевого товарищества. Это спасало очень многих ребят, которых не бросали, а выносили на себе, под обстрелами, рискуя, а часто и жертвуя своей жизнью. У нас нет бойцов, которые отсиживаются или бегут с передовой. У совсем молодых парней – уже не одно ранение. Очень много ребят с контузией, почти все, кто был на передовой, имеют баротравмы.

– Когда ударил «град» и снаряды легли рядом с укрытием, я несколько часов после этого ничего не слышала, все реакции и ощущения были, как будто нахожусь в вязком ватном коконе, а у других при таком взрыве из ушей шла кровь.

— Вот это и называется баротравма.

— Гибли раненые у тебя на руках?

— Были смертельные ранения. Очень тяжело. И у всех остаются семьи – родители, дети, жены. Еще рвется сердце от несправедливости, что нет достаточной помощи от государства раненым, ополченцам первой волны и бойцам, воевавшим до начала спецоперации, оставшихся беспомощными инвалидами.

— А достаточно ли лекарств и препаратов?

— В последнее время ситуация со снабжением и наличием лекарств несколько улучшилась. А еще мы очень благодарны волонтерам, которые много раз выручали нас и продолжают помогать в трудных ситуациях.

Многие неравнодушные люди и с Урала, и из Поволжья, и из Москвы, занимаются сборами и отправкой на фронт аптечек, жгутов, лекарств, перевязочного материала. Но есть проблемы с транспортом для эвакуации раненых. Не хватает машин критически. Вывезти под прикрытием брони не всегда удается, а в военной медицине есть такое понятие, как «золотой час» для оказания помощи раненым на поле боя.

Если в течение первого часа после ранения будет оказана правильная и полноценная медицинская помощь, это спасет жизни и здоровье солдат. Если боец доставляется в больницу в течение первого часа после ранения, то его шансы на жизнь выше, а риск осложнений - меньше. Это время и считается «золотым часом», который начинается с момента получения травмы. Быстрее происходило бы выздоровление, поскольку в больших больницах есть и специальное оборудование, и врачи всех профилей. Но в реальности все гораздо сложнее. Не всегда раненого получается оперативно вынести с позиций, если они удаленные или полностью простреливаются.

Смириться, что можно было помочь, а человек погибает, потому что машина или повреждена, или сильно опоздала, невозможно. Война и обстрелы не закончились, подобные ситуации с транспортировкой есть и будут, значит, надо решать вопрос, чтобы реанимобилей хватало для перевозки раненых.

— Ты приехала в Донбасс в числе первых добровольцев, спасала бойцов в самое тяжелое время. Как попала на войну и каким был твой мотив? 

— Родом я с Кубани, работала фельдшером, а в Донецкой области жили мои племянницы, часто приезжала к ним, поэтому Донбасс мне чужим не был. Сейчас семья одной из них остается жить в зоне украинской оккупации, и я стараюсь нигде не светиться на видео или в интервью, чтобы у них не было неприятностей с украинскими спецслужбами и репрессиями. Когда в 2014 году начались бои, мы с друзьями собрали гуманитарную помощь и на свой страх и риск повезли ее через границу.

Проезжали через Шахтерск, тогда этот город украинцы сильно обстреливали. Нам позвонили с блокпоста ополчения, который мы проезжали и с бойцами тогда познакомились. Этот блокпост был накрыт снарядами, и там были раненые. Мы выехали, чтобы помочь и отвезти ребят в больницу, потому что «скорые» не могли попасть в тот район. По дороге увидели дом, куда попал снаряд. Мама прикрыла собой ребенка – и сразу погибла. Я не ожидала, что война будет такой страшной. Для меня тот случай стал поворотным. Потом поговорили с медиками местной больницы. Обстрелы шли круглосуточно, раненых было очень много, доктора стоя засыпали от усталости, медперсонала не хватало, поэтому вопросы: идти - не идти, страшно - не страшно, я перед собой даже не ставила. Знала точно: своих бросать нельзя. И все, чему я была свидетель потом, только укрепили меня в моем решении.

Восхищает мужество и героизм наших людей. Наш водитель подъезжал прямо к полям, где шли бои, и вывозил раненых ребят. Наш второй фельдшер тоже сам вытаскивал раненых из-под обстрелов, не боялся ездить в самые опасные места. Причем, он возрастной, ему за пятьдесят. Он долгое время проработал на «скорой», очень мудрый и опытный. У нас есть и молодежь, отважная, бесстрашная. Девочка пришла работать, ей 21 год, училась в медицинском училище.

Сначала боялась даже брать иголку в руки, теперь научилась делать все. Ей пришлось на трупах учиться зашивать, она просила врачей в морге показать, как это должно быть правильно. Призванные в ходе мобилизации медработники так вообще переучивались прямо на ходу: был стоматолог по образованию, так ему приходилось вспомнить все знания по курсу хирургии, чтобы оказывать помощь - извлекать осколки, зашивать и обрабатывать раны. Ушли на фронт и спасают людей и студенты Донецкого медуниверситета, и даже врачи-ветеринары. Все понимают, зачем они здесь и почему так важны их знания, умения, сильный характер и железные нервы.