Золотой стандарт

   Золотой стандарт.

                        …научились писать, теперь нужно научиться вдумчиво читать.

   Золотой стандарт стал часто сниться Ивану Сергеевичу. В очередной раз, проснувшись от звонка будильника, он ставит на пол левую ногу. Говорят, что если сначала станешь на левую ногу, а после на правую день будет удачным.

- А это именно то, что нужно, -  ворчит он. – Зло от телевизионных помоев.

   Иван Сергеевич даже убрал телевизор из своей комнаты. На его место повесил портреты внучек: Анюты и Маши.

   Надев спортивный костюм, идёт на кухню, заваривает кофе, закуривает, вспоминает. 

   Ивану Сергеевичу хочется вернуться к золотому стандарту.

   Ему слышится голос матери.

- Ванечка вставай, солнышко уже поднялось выше неба. Тебя ребятишки ждут. В футбол зовут играть, а потом на речку купаться. В колхозный сад не лазить и яблоки не воровать. У нас дома их полно.

- Мам, в колхозе они слаще.

- А в попу соли не хочешь получить.

- Да дед Игнат только шумит и пугает, а стрелять никогда не стреляет. Лозиной, если поймает, отпороть может и то не сильно. Он добрый.

   Мать ещё что – то говорит, но Ваня уже не слышит. Он достаёт из-под кровати футбольный мяч, бутсы и выметается на улицу.

  Футбол. Ваня, заложив два пальца в рот, выдаёт пронзительный свист.  Удар по мячу. Он взвивается вверх. Свечка. Мяч застывает в верхней точке на несколько секунд, срывается и стремительно несётся вниз. На грудь.  Удар головой. Перекинул с левой ноги на правую и что есть силы приложился, мяч, словно пушечное ядро мчится к воротам. Перекладина. Мяч отскакивает. Пацаны налетают со всех сторон. Клубы пыли.

- Куда бьёшь? Мазила.  По мячу сади, а ты по кочке лупишь. Пасуй мне.

  Мяч у Вани. Он гонит его дриблингом, как Стрельцов, а потом бьёт «сухим листом», как Пеле. Мяч закручивается словно юла, «обманывает» вратаря и влетает в ворота. Гол. Ура.

- Эх ты, - улыбаясь, говорит Ваня вратарю Грицько. – Я Яшин. Я Яшин. Дырка ты от бублика. Тебе до Яшина, как до Киева рачки.

   Обидно. Начались примочки.

- Слубун дикий – хвост великий.

- Рыжий клоп – на тарелочке утоп.

 - Шпендык, Ткач и Хриптулы….

   Переругиваются пока не выдохнутся.

    Ярчане выиграли. Яры – часть посёлка, расположенная возле оврагов, а вторая часть – центр с административными зданиями.

- Глубокие овраги были, - говорит Иван Сергеевич. – На санках катались, снежные крепости строили, понарошку в войнущку играли. Не тат как сейчас. Окопами для солдат и танков стали.

   Он вспоминает, а дальше? 

- Айда на речку, - орёт Ваня. – Гоп, ля, траляля, кто быстрее всех братва.

   И пошло, поехало.

 – В тарзанку поиграем. 

-  С трамплина попрыгаем. Кто выше, кто дальше. 

- В понырялки. Кто ловчее под водой плавает и дальше ныряет. 

- И голяка. Никого нет. 

- Пусть писюны подышат, а то всё в трусах, да трусах. Надоели. 

- Молочаем их натрём, чтоб они большими стали.

- А зачем нам большие? В ногах будут путаться.

- У мужиков не путаются, а мы разве не мужии и у нас не будут путаться.

- Так у мужиков ноги длинные, а у нас короткие. Волочиться по земле станут.

- Подвяжем.

   Трамплин. Разгон.  Оторвался от земли, взмыл, словно ласточка вверх, блестит, сверкает тело на солнце, думаешь, сейчас крылья вырастут и понесёшься среди облаков, но земля держит, вниз, как камень.

    Взрывается, бурлит река Луганка. Бьют фонтаны воды. Кажется, что ещё немного, и речка выйдет из берегов. Понеслась тарзанка. Оторвался. Не сумел сгруппироваться – пузом об воду. Больно, но это ещё терпимо. Слава Богу, что землю носом не пропахал.

   Уже обед В колхозный сад за яблоками. Дед Игнат в это время спит. Белый налив, медовка, антоновка, райские яблочки, груши…. Налопались и снова на речку. Позагорать на солнышке, а после в балку пострелять из самопалов. И так до вечера. 

   Домой Ваня приходит волоча ноги. Есть не хочется. Он выпивает кружку молока и засыпает за столом. Мать бережно переносит его в комнату.

- Золотой стандарт, - улыбается Иван Сергеевич, а потом вздыхает, глядя через открытое балконное окно во двор, заставленный легковушками, и добавляет.

 – Вырос я из него.