Всюду стучат, бесконечные очереди и хлопки — от разминирования

Анастасия Смирнова

Центр города наиболее пострадал. Фото: Сергей Рысев / @donotwake

Сергей Рысев — разнорабочий из Новосибирска. Летом этого года он отправился в путешествие автостопом. Проехал Сибирь, Северо-Запад России, был на Кавказе, в Сочи, а в октябре, по пути в Крым, услышал от одного из попутчиков, что в Мариуполе и Донецке ведутся масштабные стройки — фактически восстановление городов. И что туда можно попасть строителем.

— Я подумал: интересно, почему бы не съездить и не посмотреть? Как-никак мало кто там бывал, — рассказывает Сергей. — И поехал — за своего рода пролетарской романтикой и ответом на вопрос, как там живут люди.

ОТ РЕДАКЦИИ

Самое страшное слово в этом тексте — слово «интересно». Но не рефлексия по поводу соотечественников — цель этого материала.

Мы приведем рассказ Сергея Рысева в первую очередь для того, чтобы зафиксировать текущий момент истории и показать, как живет Мариуполь сегодня. Ну и прочувствовать то, к чему человек не должен привыкать. Но привыкает.

Сергей Рысев, селфи. Фото: @donotwake

Живое, не живое

«Я проехал через блокпосты в Херсонской, Запорожской и Донецкой областях на машинах случайных попутчиков. В Мариуполь меня и вовсе привез судебный пристав из Новоазовска — прямо к стройке, на которой я сейчас работаю, к гостинице «Дружба». Это знаковый объект, его приезжают снимать всякие «Первые каналы».

Подошел к мужикам, спросил, нужны ли работники. Они ответили: нужны. На следующий день уже вышел на смену.

Первое впечатление от Мариуполя ужасающее: видишь огрызки высотных домов. Все черное, сгоревшее, покореженное. Потом замечаешь уцелевшие строения и видишь людей, которые живут свою вполне обычную жизнь: работают, ходят в магазины, гуляют по паркам. При этом ощущается, что людей в городе не слишком много.

Но всюду стройка, стучат-колотят. Крыши красные и зеленые одна за другой появляются. Построили новый район в начале осени.

Денег неимоверное количество вкладывается. А я думаю: почему такого с другими городами не происходит? Кажется, что [власти] не сильно беспокоятся о трущобах Белгорода, например, или Выборга, или Кемерова.

Видимо, здесь есть необходимость показать себя. Мы-то уже привыкли к тому, как живем.

Фото: Сергей Рысев / @donotwake

Фото: Сергей Рысев / @donotwake

В городе работает одно кафе, называется «Гуси-лебеди», по словам людей — «единственное культурное заведение». Вроде какие-то кофейни небольшие открываются, что-то оживает, но местные говорят, это совсем не то, к чему они привыкли. Две кофейни посетил, весьма приличные: вкусный чай и есть Wi-Fi. Жадно глотал аромат цивилизации.

Нет полноценно работающих банков, люди ходят на почту оплачивать коммунальные услуги, но при этом отправить или получить посылку там нельзя. Рынки работают только в начале дня. Вода и продукты есть, но цены — выше привычных россиянам. Даже выше крымских на 10–15%. И при этом везде бесконечные очереди.

По радио крутят приглашения в армию России, предлагают отдать долг отечеству. Параллельно рассказывают, где нужно прятаться от взрывов. Но хлопки раздаются нечасто, и, вероятно, они связаны с разминированием. Все достаточно спокойно к этому относятся. Кажется, уже привыкли.

Фото: Сергей Рысев / @donotwake

Фото: Сергей Рысев / @donotwake

В грязи, без туалета, но с деньгами

Я работаю неофициально как разнорабочий и подсобный рабочий. Жилье и питание — за свой счет, хотя так было не всегда: когда народу было меньше, по инициативе бригадира нас кормили. Потом людей стало прибавляться, и все собирали небольшую сумму на условные пирожки, а потом и это пропало. Но бригадир у нас заботливый: помог найти жилье и временно взял половину расходов по оплате аренды на себя (потом, думаю, вычтет из зарплаты), еще помог бытовыми вещами: дал чайник, подушки, матрасы, дрова. Когда не было света, привозил генератор с работы каждый вечер.

Мы живем в частном доме вшестером. Условия специфичные: света сначала не было вообще, сейчас нет горячей воды. Лесной палисад, печка, лепнина на обваливающемся потолке — максимальная пролетарская романтика.

Я, наверное, один из немногих, кто приехал с мыслью: «Здорово поучаствовать в восстановлении города. Если работать на стройке, то на какой-нибудь героической».

Большинство все же едут сюда за деньгами: говорят, на малой родине таких зарплат нет. Один мне рассказывал: «У себя я заработаю 50 000 рублей, а здесь могу и больше 100 000». Кто-то говорит, что в родном регионе потолок зарплаты — 20 000 рублей. А тут действительно можно около «сотки» получать.

Фото: Сергей Рысев / @donotwake

Зеленые и красные крыши — восстановленные строителями. Фото: Сергей Рысев / @donotwake

У разнорабочих разброс за смену — 1500–2500 рублей. Девушки-подсобницы — чуть меньше: 1500–2000 рублей, потому что они не таскают цемент.

Зарплата варьируется на усмотрение работодателя. На моем объекте деньги выплачивают каждую субботу электрикам, сантехникам, малярам — они оформлены либо через ИП, либо как самозанятые. А разнорабочим и отделочникам, бывает, задерживают, потому что они на субсубподряде.

С учетом графика, где у меня за неделю полдня выходной, мой доход неплохим получается — примерно 50 000–60 000 рублей в месяц. Но и эти свободные полдня сейчас начинают пропадать: часы работы увеличили, потому что очень спешат сдать объект и не успевают. Хотели 15 ноября сдать фасад и часть этажей, но не вышло. Теперь мы шесть дней работаем с восьми утра до восьми вечера, а в короткий день — воскресенье — до четырех-шести часов вечера. Не знаю, сколько я в таком графике выдержу.

Приезжих строителей очень много. В моей бригаде работают ребята из Ростовской области, большинство — из одной деревни. Время от времени они подтягивают сюда знакомых. Мариупольские начали массово прибывать на стройки только в последнее время.

Вообще много кто здесь задействован: и люди из колоний, и реабилитанты после зависимостей, и бывшие сотрудники заводов, фитнес-тренеры, администраторы, торговые представители.

Многие впервые осваивают строительные навыки: разгружают фуры, ставят розетки, красят, таскают мешки цемента и окна. Все это — не в самых комфортных условиях: на сквозняках, в пыли, в грязи, среди мусора, без горячей воды и нормального туалета.

На нашем объекте туалета вообще сначала не было, все дружно ходили за соседний сгоревший гараж. В начале ноября начальство все-таки его организовало, но — без двери. Я подошел к одному из руководителей, говорю: «Как так, без двери?» Он: «Мы поставили туалет, дверь можете и сами поставить». Ну 25 ноября поставили.

На стройку возят организованно — в кузове «Газели», в котором по кругу расставили лавочки. Не то чтобы условия комфортные, но тут альтернатив нет: сейчас в Мариуполе либо продавать, либо строить.

Разрушенное здание в Мариуполе. Фото: Сергей Рысев / @donotwake

Свет в зданиях горит только в 1—2 окнах. Чувствуется, что город опустел. Фото: Сергей Рысев / @donotwake

Страх, лояльность, новый мир

Когда я был рядом с заводом Ильича (Мариупольский металлургический комбинат имени Ильича. — А. С.),

в воздухе прозвенела автоматная очередь, у меня аж все внутри похолодело.

Не знаю, с чем эта стрельба связана, но среди людей бытуют две версии: первая, что стрельбы тренировочные, хотя и очень хаотичные, вторая — что в катакомбах [завода] якобы могут оставаться украинские военные, также говорят про «Азовсталь».

Фото: Сергей Рысев / @donotwake

Фото: Сергей Рысев / @donotwake

Военных в городе много. Ездят на разрисованных латинскими буквами машинах, без номеров иногда. Наклейки «Ахмат — сила!» мне тоже встречались. Некоторые у нас на стройке начали кастомизировать свои каски «зетками».

Я увидел у человека Z на каске, спросил, сам ли он ее нанес. Говорит: «Решил что-нибудь нарисовать, но ничего другого не придумал».

Мне захотелось тоже что-то нарисовать, нарисовал знак «пацифик» и вместо Born to kill (англ. «Рожден убивать») написал Born to build (англ. «Рожден строить»). Я не особо афиширую свои взгляды, но на «пацифик» люди довольно спокойно отреагировали. Только одна была реакция от человека, который, как я понял, оставался здесь с первого дня, видел горящий город, дрался за продукты, прятался в подвале, видел смерть товарища. Сказал: «Ты фигню нарисовал, давай лучше я тебе Z нарисую». Я посоветовал ему самому на себе нарисовать «зетки» в том количестве, в котором он хочет.

Моя каска. Фото: Сергей Рысев / @donotwake

Иногда расспрашиваю людей, как они вообще переживали все эти события. И часто те, кто оставался и выходил во внешний мир, негативно относятся к украинским войскам. Бытует мнение, что их предали. Вообще в ситуации, когда вокруг тебя появляются люди с оружием, искренне хочется, чтоб они были за тебя. Словно психика так работает: кто последний сказал слово, тот и прав, если так безопаснее, значит, правда. 

У меня у самого сейчас такое состояние, словно стал лояльнее и провластнее — хотя это не так, это на фоне страха смерти.

Люди с Украины, наверное, воспримут меня как захватчика, который приехал сюда строить «русский мир», хотя я просто искренне хочу сделать что-то хорошее, построить или восстановить здание, хочу внести свой маленький вклад в мир без агрессии. Мне радостно от того, что какому-то числу людей будет где жить.

На мой взгляд, Россия — страна контрастов, как и человек: в нас есть и хорошее, и плохое, и зло, и добро. Порой какая-то часть превалирует. Надеюсь, люди у нас научатся отстаивать свои права и строить тот мир, в котором действительно хочется жить».

Фото: Сергей Рысев / @donotwake

Фото: Сергей Рысев / @donotwake