Ещё раз к ранней еврейской истории Киевской Руси

Проблематика происхождения и истоков Киевской Руси – одна из непрестанно дискутируемых в русской историографии и публицистике. Дискуссия не утихала никогда, поэтому определённый интерес представляет обобщение информации и выводов различных источников.

Вот, например, как излагается список послов Киевской Руси в “Повести временных лет” (Лаврентьевский список):

 

«В лето 6453 [945]. Присла Романъ, и Костянтинъ и Степанъ слы к Игореви построити мира первого. Игорь же глагола с ними о мире. Посла Игорь муже своя къ Роману. Романъ же созва боляре и сановники. Приведоша руския слы, и велеша глаголати и псати обоихъ речи на харатье. Равно другаго свещанья, бывшаго при цари Рамане, и Костянтине и Стефане, христолюбивыхъ владыкъ. Мы от рода рускаго съли и гостье (послы и купцы), Иворъ, солъ Игоревъ, великаго князя рускаго, и объчии сли: Вуефастъ Святославль, сына Игорева; Искусеви Ольги княгини; Слуды Игоревъ, нети Игоревъ; Улебъ Володиславль; Каницаръ Передъславинъ; Шихъбернъ Сфанъдръ, жены Улебле; Прасьтенъ Туръдуви; Либиаръ Фастовъ; Гримъ Сфирьковъ; Прастенъ Акунъ, нети Игоревъ; Кары Тудковъ; Каршевъ Туръдовъ; Егри Евлисковъ; Воистъ Воиковъ; Истръ Аминодовъ; Прастенъ Берновъ;Явтягъ Гунаревъ; Шибридъ Алданъ; Колъ Клековъ; Стегги Етоновъ; Сфирка…; Алвадъ Гудовъ; Фудри Туадовъ; Мутуръ Утинъ; купець: Адунь, Адулбъ, Иггивладъ, Олебъ, Фрутанъ, Гомолъ, Куци, Емигъ, Туръбидъ, Фуръстенъ, Бруны, Роалдъ, Гунастръ,Фрастенъ, Игелъдъ, Туръбернъ, Моны, Руалдъ, Свень, Стиръ, Алданъ, Тилен, Апубьксарь,Вузлевъ, Синко, Боричь, послании от Игоря, великого князя рускаго, и от всякоя княжья и от всехъ людий Руския земля.»

В отрывке из „Повести…“, представленным по Лаврентьевскому списку, среди „имён разной этимологии“ есть навскидку несколько явно семитско-ивритской природы: Каницаръ, Сфирьковъ, Туръдовъ, Аминодовъ, Сфирка (подвид написания того же имени Сфирьковъ – от ивритского „сфира“ – счёт), Гудовъ, Иггивладъ, (об этих этимологиях писал В.И. Шнейдер), Игелъдъ. Моны… Да и в оставшихся именах, если поднатореть (русское слово интересной этимологии!), можно найти ЧЁТКИЕ следы ханаанского иврита.

Интерес вызывает семья и сама личность крестителя Руси, киевского князя Владимира („Красно Солнышко» русских былин). В «Повести временных лет» находим под датировкой 970 г. (6478 г. летописи от сотворения мира) следующий отрывок:

 

«И отказались Ярополк и Олег. И сказал Добрыня: “Просите Владимира”. Владимир же был от Малуши – ключницы Ольгиной. Малуша же была сестра Добрыни; отец же им был Малк Любечанин, и приходился Добрыня дядей Владимиру. И сказали новгородцы Святославу: “Дай нам Владимира”, Он же ответил им: “Вот он вам”. И взяли к себе новгородцы Владимира, и пошёл Владимир с Добрынею, своим дядей, в Новгород, а Святослав в Переяславец.»[i]

Владимир Исаакович Шнейдер нашёл в тексте уцелевшего свода Хроники Нестора из монастыря в Устюге аутентичное написание имени матери киевского князя Владимира как Малки. В остальных списках «Повести временных лет» эта Малька/Малка называется русифицированно Малушей. Интересно, что и отец Мальки-Малуши зовётся Малк(о) Любечанин. Это указывает на арамейско-ивритскую природу имени, означающего царь, что хорошо укладывается в сообщения о самаритском ханаанско-арамейском языке (иврите) израилитов Великой Евразийской Степи. Мы можем исходить из того, что список из Устюга ввиду отдалённости монастыря каким-то образом избежал правок и переписок, в результате которых еврейско-семитская Малка была бы трансформирована в Малушу. Очевидно именно отдалённость Устюга спасла его церковь и её архивы от внимания цензоров и погромщиков.[ii]

Муж великой киевской княгини Ольги, великий князь Игорь, погиб в стычке с древлянами, после чего Ольга стала единоличной правительницей Киевской Руси и жутко отомстила древлянам: часть из них закопала живьём, а часть сожгла живьём в бане. Отцом Игоря был тот самый “вещий Олег” Пушкина, который собирался “отмстить неразумным хазарам” и умер от укуса змеи. Сыном Ольги был Святослав Игоревич, при котором в 965 г. был разгромлен Хазарский каганат, а внуком – Владимир Святославович, креститель Руси. В результате постоянной экспансии Киевская Русь неукротимо отвоёвывала новые территории Хазарского каганата. Благодаря одному из удачных походов к Киеву отошла часть владений хазар, в том числе и город Любеч, – сегодня в составе Черниговской области на Украине.

Добрыня, дядя Владимира Святославовича, как и почти все герои русского фольклора, а также сам Владимир Святославович, – не плод досужего вымысла, а реальная личность, послужившая прототипом многих сказаний. Чтобы выяснить какой же прототип скрывается за этим именем, придется обратиться к “преданьям старины глубокой” – в X-й век, судьбоносный век начала русской истории. События и люди этого времени отразились в исторической и художественной литературе, а также в фольклоре, включая песни, сказания и былины. В уже вышеприведенной цитате, ссылаясь на 960 г., “Повесть временных лет” идентифицирует одного из протагонистов из Любеча как «Малк(о) Любечанин». Любеч, находящийся в 202 верстах (215,5 км) от Киева и в 50 верстах (около 53 км) от Чернигова, платил дань хазарам, но в 882 г. был захвачен князем Олегом. Упоминания в летописи этот Малк удостоился, очевидно, из-за своих детей: дочери Малки и сына, названного в летописи Добрыней.

С. Кумкес[iii] вполне обоснованно исходит из того, что отец, видимо, дал им по тем временам хорошее образование, и поэтому княгиня Ольга забрала обеих на службу ко двору, дав им при этом новые имена. Малка получила ласкательное имя Малуша, а с имени Товия сняла “кальку“, т.е. перевела его имя, имеющее смысловое значение, c иврита на русский язык. Товий происходит от еврейского “тов” — добрый, хороший. Другая версия еврейского имени Добрыни говорит о дабране – на иврите болтун, пустомеля (в русско-ашкеназийской версии с о-вокализацией). Малку поставили ключницей (домоправительницей) и милостивицей – ответственной за раздачу милостыни, а Товия приставила воспитателем – сначала к своему сыну Святославу, а затем и к внуку. Как известно, в Малушу влюбился князь Святослав, который на ней женился. Младшим сыном от их брака был Владимир.

Малуша при княгине Ольге, управляя всем состоянием князей, вне всякого сомнения занимала должность, которая требовала самой высокой ответственности и грамотности, а в те времена грамотная славянская женщина встречалась очень редко, да и то обычно только среди представительниц самых высоких сословий. Однако даже в ту пору умение читать и считать было среди евреев вполне нормальным явлением. Итак, круг обязанностей Малуши при дворе великой княгини требовал в первую очередь грамотности, что указывало на полученное в детстве хорошее образование, а кроме того доверия Ольги, на что вряд ли могла рассчитывать дочь убитого княгиней злейшего врага.

 

«То, что мать великого князя Владимира была еврейкой или хазарянкой, не представляется чем-то из ряда вон выходящим. В 695 г, свергнутый с престола византийский император Юстиниан-II Риномет, не только нашёл у хазар пристанище, но и вступил в брак с дочерью хазарского кагана. В период правления в Византии императоров-«иконоборцев» один из них — Константин V (741-775 гг.) — женился на хазареянке Ирине, также дочери кагана. Их сын с 775 по 780 гг. занимал императорский престол под именем Льва IV Хазара. Следует отметить, что при правлении этих императоров жизнь евреев не подвергалась опасностям, и они могли беспрепятственно исповедовать веру предков. Позднее аналогичная история произошла и в Болгарии, где правивший с 1330 г. царь Иоанн Александр в 1335 году женился на красавице-еврейке из Тырнова по имени Сара, после крещения ставшей именоваться Феодорой и получившей титул «новопросвештена царица». Их сын Иоанн Шишман во времена своего пребывания на тырновском престоле дружелюбно принял изгнанных в 1360 году из Венгрии и расселившихся в Никополе, Плевене и Видине евреев. Таким образом, как видим, в странах, которым Киевская Русь была обязана принятием христианства и культурным патронажем, иудаизм невест не был препятствием для браков коронованных особ. Итак, потомков князя Владимира с большой, пожалуй, исторической достоверностью можно именовать не «Рюриковичами», а «Малковичами». »[iv]

Известный русско-израильский славист, историк и филолог, в прошлом активный участник сионистского движения в СССР Савелий Юрьевич Дудаков пишет о причинах отказа князя Владимира принять веру своих предков.

 

«…Перед великим князем стояла альтернатива: либо принятие иудаизма, означавшее не только признание вассальной зависимости от ещё достаточно сильного в ту пору Хазарского каганата (а, как мы помним, противоречия между обоими государствами были весьма острыми ещё во времена Святослава), но и бесповоротное закрепление этой зависимости на наиболее важном, идеологическом, уровне, либо резкий отрыв и противостояние при помощи провозглашения государственной религией христианства, в его православном варианте, что давало не только шанс самостоятельного правления и полной независимости от каганата, но и надежду на получение покровительства от Византии. Кто знает, какое решение принял бы великий князь Владимир, предвидь он скорый крах Хазарского каганата?»[v]

У Добрыни выявился большой полководческий талант, и он, став воеводой у Святослава, сыграл выдающуюся роль в победах над хазарами. Впоследствии, уже при Владимире, он был назначен княжеским посадником (наместником) в Новгороде и по указанию Владимира крестил новгородцев. По парадоксальной логике русской религиозной истории крещение Руси в Киеве провел Владимир, чья мать Малка-Малуша была еврейкой, а в Новгороде – его еврейский дядя, брат матери.

В 988 г. Русь приняла христианство арианского толка церкви Таврического полуострова (Крыма), поэтому ни греческая, ни римская церковь при крещении Руси не упоминаются. Только Таврическая церковь всегда пользовалась “александрийским” летоисчеслением. Так становится понятным освящение Десятинной церкви в Киеве, построенной при Владимире Святом и при нем же освященную, епископом арианской церкви Руси Настасом Корсунянином, во второй раз митрополитом – греком Феопемптоном.[vi]

Наиболее близко к пониманию исторических процессов, происходивших в Древней Руси, подошел Велемир Хлебников. Из его ранней поэмы «Внучка Малуши», написанной, по-видимому, около 1907 г., но опубликованной в 1913 г., явствует: истоки русской государственности поэт видит в сочетании трёх сил — язычества, хазарского иудаизма и христианства.[vii] Более того, Хлебников, возможно, не исключал и еврейского происхождения Малуши, поскольку один из героев поэмы хазарский каган (или, по Хлебникову, «хан») «жид Хаим», тесно связанный по сюжету с внучкой «рабыни» Малуши, чудесным способом превращается из старика в молодого еврея.[viii]

Согласно «Повести временных лет», в 979 г. Владимир с Добрыней отправляются из Новгорода в Киев с намерением вырвать власть из рук старшего брата, а заодно и отобрать у Ярополка невесту последнего.

 

«Историческое предание это летописец передаёт уже не со слов какого-либо представителя рода Добрыни, а как народную молву. На это прямо указывают первые же слова рассказа: «О сих же Всеславичих сице есть, яко сказаша ведущий преж». Далее летописец рассказывает, как Владимир, княживший ещё в Новгороде, послал своего воеводу Добрыню к Рогволоду просить руки его дочери Рогнеды. Рогнеда не пожелала выходить замуж за «робичича», — сына рабыни Малуши («…она же рече: „Не хочю розути робичича”» [после свадьбы жена должна была разуть мужа в знак покорности – Б.А.] ). Владимир гневается и жалуется Добрыне. Добрыня же, «исполнися ярости», идёт походом на Полоцк, берет город приступом, а Рогволода, жену его и дочь уводит в плен. Владимир убивает Рогволода и женится на Рогнеде, назвав её Гориславой. Дальше сообщается легендарная история ссоры Владимира и Рогнеды, во время которой малолетний сын их Изяслав вступается за мать с мечом в руках.»[ix]

В иной редакции могло стоять не «робичича», а «ребичича». Т.е. по такой версии свату Добрыне и жениху Владимиру в доме князя Рогволода напомнили, что мать Владимира и сестра Добрыни была дочерью ребе-раввина, что само по себе в глазах Малковичей было ошеломляющей наглостью и вызвало дикую ответную реакцию племянника и дяди. По одной из исторических гипотез Малуша-Малка могла происходить из хазарского царского рода (евр.-арамейское Малка – царь, царица), на что указывает, в частности, факт принятия на себя великим князем Владимиром титула кагана, зафиксированного летописями и якобы не свойственного для славян Русской равнины.

В ряде источников IX-го в. правитель русов назывался каганом (хаканом): в Бертинских анналах в 839 г. — хакан народа Рос, в ответном письме на послание византийского императора Василия I в 871 г упомянуты хаган норманнов и хаган авар, — арабо-персидские географы также говорят о хакан рус. Митрополит Илларион называет в своих трактатах (1040-е годы) каганом князя Владимира («великий каган нашей земли») и его сына Ярослава Мудрого («благоверному кагану Ярославу»). Короткая надпись на стене собора Св. Софии Киевской гласит: «Спаси, Господи, кагана нашего». Полагают, что речь идёт о сыне Ярослава Мудрого — Святославе Ярославиче, княжившем в Киеве в 1073 — 1076 гг. И, наконец, автор спорного «Слова о полку Игореве», приписываемого концу XII-го в., называет каганом тмутораканского князя Олега Святославича.[x] Другими словами, для Рюриковичей-Малковичей было особым почётом упоминание их семитской титулатуры „каган-хаган-хакан.“

Списки и редакции важнейшего письменного памятника древнерусской литературы, «Повести временных лет» переписывались в различных эпохах прошедших столетий непрестанно заново и при этом постоянно вновь редактировались. Известно, что в начале XII-го в. пролегла чёткая граница между различными литературными стилями. Об этом пишет известный западный славист Дмитрий Чижевский.[xi]

Более древняя часть летописи, т. наз. «Хроника Нестора», окончена до 1113 г, – года изгнания евреев из Киева, а более новая, т. наз. «Киевская хроника» начата около 1140 г. Владимир II Мономах, узурпировавший в 1113 г. киевский трон, запретил монахам Печорского монастыря в Киеве самостоятельно вести хроники и передал это важное дело в руки ему преданного и лояльного настоятеля монастыря в Выдубице – Сильвестра. Этот Сильвестр переписал всю хронику и оформил её так, как потребовал его князь и, квази, ответственный редактор. Редакция, приписываемая Сильвестру, рассматривается как вторая исправленная. Во времена правления сына Мономаха, Мстислава Владимировича, окончена третья редакция Хроники. Ни одна из редакций этого грандиозного памятника древнерусской литературы не дошла до нас в аутентичном состоянии.[xii]

Итак, Добрыня послужил прообразом одного из трёх архетипов русского фольклора и истории, объединённых в образах легендарных героев, трёх богатырей, защитников Земли Русской: Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алёши Поповича.

В пользу еврейского происхождения Ильи Муромца свидетельствует сказание о борьбе Ильи с Жидовиным-богатырём, он же Сокольничек, который прибыл из Жидовской земли. После ожесточённой схватки, проходившей с переменным успехом, Илья Муромец, наконец, одерживает нелёгкую победу и узнаёт в поверженном богатыре своего родного сына от любовницы Златогорки, жены Святогора, которую последний постоянно возил с собой в хрустальном ларце. Географ, этнограф и фольклорист Григорий Николаевич Потанин (1835 – 1920) предположил, что

 

“Полюбовница Ильи Муромца и мать Сокольничка оказалась в хазарском плену либо будучи беременной, либо уже с грудным ребёнком на руках. Сын вырос и был воспитан в хазарской среде как необузданный джигит с жестокой и дикой моралью”[xiii]

Это фантастическое предположение Г.Н. Потанина совершенно безосновательно, поэтому Ефим Макаровский задал следующие вопросы:

– Во первых: каким образом Илья Муромец узнал бы сына, очутившегося в плену у хазар, который ещё находился в утробе матери, либо в лучшем случае был грудным ребёнком?

– Во вторых: как он сумел узнать своего сына, которого никогда не видел? Как сын мог узнать отца, которого никогда не знал?

– В третьих: какой же извращённой еврейской хитростью и всемогущей омнипотенцией надо было обладать, чтобы наставить рога Святогору через хрустальный ларец?![xiv]

В конце концов, согласно былине, Илья Муромец одержал сомнительную победу над своим сыном и убил его. Взяв такой тяжкий грех на душу, он постригся в монахи и скрылся за стенами монастыря. По ряду версий, у героя был реальный прототип, — историческое лицо, жившее около 1188 г., хотя русские летописи не упоминают его имени. Распространено также отождествление былинного героя и Илии Печерского — преподобного святого православной церкви, мощи которого покоятся в Ближних Пещерах Киево-Печерской лавры. Русские этимологи связывают имя Муромца с племенем мурома.[xv] По одной из этимологий русско-израильского писателя и публициста Марьяна Беленького топоним г. Муром этимологизируется на иврите как мерóм — с высот, например, Муромские высоты. [xvi]

Алёша Попо́вич — третий фольклорный собирательный образ богатыря в русском былинном эпосе. Как младший он входит третьим по значению в богатырскую троицу вместе с Ильёй Муромцем и Добрыней Никитичем. По некоторым утверждениям Алёша Попович родом из Пирятина в Полтавской области, т. е. из территорий бывшего Хазарского каганата. По историческим данным он часто бывал на Пирятинских ярмарках, помогал людям и отличался необыкновенной силой. Однако Алёшу Поповича всё-таки отличает не сила, иногда подчёркивается его слабость, указывается даже его хромота и т. п. Его выделяет мужество, удаль, энергия с одной стороны и находчивость, сметливость, хитроумие – с другой. Он хитрит даже слишком и готов идти на обман своего названного брата Добрыни Никитича, посягает на его права; он хвастлив, кичлив, излишне лукав и увёртлив. Шутки его были иногда не только веселы, но и коварны, даже злы; его товарищи-богатыри время от времени высказывали ему порицание и осуждение. В былинах о неудачном сватовстве Алёши Поповича к жене Добрыни Никитича Настасье Никулишне во время отсутствия её мужа интриган Алёша Попович распространяет ложный слух о гибели Добрыни. В варианте былины об Алёше и сестре Збродовичей братья последней отсекли Алёше Поповичу голову за то, что он опозорил их сестру. [xvii]

Показательно приветствие трёх русских богатырей путникам, которых они грабили на дорогах Русской равнины, переданое в былинах. При встрече своей очередной жертвы они обычно приветствовали её так: «Эй, гой еси, добрый молодец!». Но если добрый молодец был гоем, то русские богатыри тогда, получается, были евреями-хазарами. Так что можно предположить, что и третий богатырь, Алеша Попович, вполне мог быть сыном раввина, на языке былин „попа“ и представителем той части хазарско-еврейской элиты, да и самого этноса, которая поспешила перейти на сторону победивших и крестившихся киевских князей.

Мифология русских былин, а также информация древнерусских хроник, восходит во многом к судьбоносным X-XII-х вв. начала русской истории. Она уже давно является поводом нескончаемых дискуссий и объектом диких нападок русских националистов и фашистов в дискуссиях о роли еврейско-хазарского этноса в становлении Древней Руси. Как тут не вспомнить одну из известнейших частушек:

«В Третьяковской галерее
говорит еврей еврею:
а из “Трех богатырей”
левый тоже был еврей.»