Бетховен и евреи

Первая любовь Бетховена

В год переезда в Вену Бетховен испытал то чувство, которое отпущено человеку лишь один-единственный раз, чувство, перед которым отступает всё остальное — чувство любви.

По некоторым свидетельствам, 22-летний Бетховен встретил в 1792 году 18-летнюю Рахиль. Девушка отличалась необыкновенной красотой, обладала при этом редким умом и была блестяще образованна.

О взаимных чувствах и счастливом начале романа говорят их первые письма. После отъезда из Вены 8 мая 1792 г. Бетховен пишет возлюбленной: «Доколе ещё мой грустный взор будет искать понапрасну твой образ? Солнце светит мне лишь только тогда, когда ты со мной. Без тебя же оно гаснет, где бы я ни находился. Я удручён разлукой, чувствую себя покинутым и одиноким».

Ответ Рахили, помеченный 11 мая, полон тёплых и нежных слов: «Я во власти галлюцинаций! Мои глаза видят твой сладкий образ, но рука не осязает его. Высокие холмы разделяют нас. Наше счастье омрачено расстоянием. Приходится покоряться участи».

Не выдержав разлуки, Бетховен уже 19 мая возвращается в Вену, чтобы встретиться с Рахилью. Признаваясь ей в своих глубоких чувствах, он предлагает ей выйти за него замуж, а в случае несогласия родителей — уехать с ним тайно. И тогда Рахиль сообщила ему то, чего он до сих пор не знал: она — еврейка.

Поражённый этим сообщением, Бетховен вновь уезжает из Вены. Но уже спустя несколько дней он пишет Рахили и предлагает отказаться от еврейства…

«Не упрекай меня!.. Я не в силах расстаться с тобой, хотя ты и еврейка. Святому писанию известны имена героев твоего народа. Оно повествует нам об их подвигах. Рахиль, любовь моя, никто не жалеет народ твой, и наши священники беспрестанно поносят его прошлое».

Ответ Рахили не заставил себя ждать. Он помечен 28 мая 1792 года:

«Я пишу Вам в последний раз. Вы оскорбляете мой народ. Страдания наших предков стяжали благословение Неба для их потомков. Ни один народ не отличается такой стойкостью, как Израиль. То, что гений этого народа создал в течение веков своими силами, вы обратили в свою пользу, вы — пришедшие позже и не воздавшие ему за его наследие ни почестей, ни простой благодарности. На хрупком судёнышке мы переносили самые ужасные бури и оглядываемся на прошлое наше с глубоким благоговением. Когда я наблюдаю черты моего отца, мне кажется, я вижу пред собой великие образы нашего народа. Ваш народ, преисполненный самыми злыми чувствами, умерщвлял лучших представителей во Израиле. Они умирали в муках, преследуемые палачами и убийцами. Когда-нибудь, через много лет, ваши потомки поймут свою несправедливость и отпустят на свободу искалеченную жизнь Израиля. В вашей среде не найдётся ни одного, вплоть до ваших священников, который не обесчестил бы себя ложью. Но, уважая наиболее достойных во Израиле, они хотели обратить их в свою веру. Некоторые из наших склонились пред власть имущими, приобретя их милость, но вместе с тем и презрение своего народа, который отрёкся от них навсегда. Оставьте меня, милый иноверец! Оставьте меня, я умоляю Вас! Не преследуйте меня Вашей любовью. Быть может, предчувствие слабости моей и страх этого заставляют меня умолять Вас — оставьте меня. О Б-же! Что было бы, если бы отец мой знал про это… Сжальтесь надо мною и не губите мою бедную жизнь!..».

Такое письмо не могло никого оставить равнодушным. Не устоял и Бетховен. 3 июня он в последний раз написал:

«Рахиль, прекрасная моя! Какие дети мы ещё с тобой! Прощай, прощай! Мы не суждены друг другу. Но запомни мои последние слова: твоё сердце страждет, и ты можешь быть достаточно мужественной, чтобы победить недуг».

И Рахиль проявила свое мужество: она осталась верной своему народу.

Дальнейшая жизнь неоднократно убеждала Бетховена, что не только его единоверцы чтут принципы нравственности и обладают благородным сердцем. Спустя долгие годы, в 1811 году, почти оглохший Бетховен оказался в Теплице, известном чешском бальнеологическом курорте, где собирались знаменитые немецкие ученые и писатели. Жила там и некая Рахель Левина. Ее муж, поэт Варнхаген отмечал, «что Бетховен отказывался играть для отдыхающей богатой публики. Исключение он делал для нежной и поэтической Рахели. Во время одиноких прогулок Бетховен несколько раз встречал Рахель и был поражен выражением ее лица, напомнившим ему иные черты, дорогие его сердцу».

Не воскресала ли перед композитором пора молодости и связанный с ней образ прекрасной Рахили Левенштейн?

После страстной влюбленности в Рахиль Левенштейн Бетховен никогда не женился. Более того, существует мнение, что он умер, так и не познав близости с женщиной.

Бетховен и еврейская литургия

Существует мнение, что воспоминание об этих давних романтических переживаниях молодости побудили Бетховена через много лет включить мелодию «Кол нидрей» в свой квартет (опус 131). Многие композиторы, в том числе и Бетховен, приходили в синагогу в Йом Кипур (Судный день), чтобы послушать этот знаменитый литургический гимн.

Кстати, Лев Толстой назвал молитву «Кол нидрей» самой печальной и возвышенной мелодией из всех, что ему приходилось слышать.

«Кол нидрей» (ивр. כָּל נִדְרֵי‎, букв. «Все обеты») — молитва покаяния, читаемая в синагоге в начале вечерней службы Йом Кипур. Называется она так по первым двум словам, которыми она начинается: «Все обеты, зароки, клятвы, заклятия, запреты, обещания с наложением на себя кары и разновидности их, которые мы наложили на себя … — во всех них я раскаиваюсь. Да будут все они отменены, прощены, уничтожены, полностью упразднены, необязывающи и недействительны. Обеты наши да не будут обетами, зароки – зароками, клятвы – клятвами».

Но кроме включения мелодии «Кол нидрей» в свой квартет (опус 131), Бетховен внес весомый вклад и в формирование еврейской литургической музыки в целом. Общеизвестна мелодия Псалома 86 7: «Нет подобного тебе среди богов, Господи, и нет деяний, подобных твоим» (אין-כמוך באלהים אדוני ואין (כמעשיך. Но редко кто знает, что эта мелодия была сочинена одним из наиболее влиятельных композиторов синагогальной музыки – Саломоном Сулзером (1804-1890).

Одним из учителей музыки Сулзера был знаменитый Игнац фон Сейфрид (Ignaz von Seyfried,), который и приблизил своего друга Бетховена к специфике еврейской литургии. В 1826 году Сулзер получил приглашение быть кантором Венской хоральной синагоги на улице Сейтенстет и оставался им на протяжении сорока пяти лет. Он был первым кантором, который ввел правила классической гармонии в традиционные синагогальные мелодии. Его по праву называют «отцом современного канторского пения» хазанута.

О некоторых еврейских коллегах и друзьях Бетховена

В Вене Бетховен завершил свое музыкальное образование у лучших по тому времени педагогов. Естественно, что, сталкиваясь с евреями (а таковых было много среди его коллег и вообще в искусстве), Бетховен встречал у них внимание и поддержку.

Одним из друзей Бетховена был, по его признанию, Игнац (Исаак) Мошелес, чешский еврей, пианист и композитор (1794-1870). Мошелес (на снимке) остался верным учеником Бетховена. Он искренне радовался растущей славе Бетховена и очень переживал из-за его болезни. Ученик был на 25 лет моложе учителя. Он был еще ребенком, когда наставник застал его проигрывающим «Патетическую сонату». Их встреча произошла в 1810 г. в Вене и переросла в добрые и близкие отношения. В 1814 году по поручению Бетховена Мошелес подготовил фортепианный вариант женских арий из его оперы «Фиделио» для певицы Мильдер. Спектакль был поставлен 18 июля того же года в пользу Бетховена и прошел с успехом, что явилось для него серьезной поддержкой. Как известно, несмотря на гениальные музыкальные творение и выдающееся исполнительское мастерство, Бетховен всегда испытывал острую материальную нужду.

Дружеские чувства питал Бетховен к старому товарищу Францу Рису, концертмейстеру в Бонне. Позже он занимался в Вене с его сыном Фердинандом Рисом (1784-1838) и сделал из него отличного пианиста и солидного композитора. Фердинанд Рис написал совместно с Вегелером «Биографические заметки о Людвиге ван Бетховене» (Biographische Notizen über L. van Beethoven»).

Бетховен был в дружеских отношениях и с пианистом-виртуозом, известным английским композитором Иоганном Крамером, который с блеском исполнял его сочинения.

После смерти Бетховена Мошелес перевёл на английский язык его биографию, дополнив её новыми документами и фактами. Мошелес вместе со знаменитым композитором, пианистом, дирижером и педагогом Феликсом Мендельсоном (внуком «отца Хаскалы» Моше Мендельсона) принял участие в создании Лейпцигской консерватопии в память о Бетховене.