Россию погонят из Европы?

На следующей неделе Государственная дума совершит конституционный переворот. Сразу в трех чтениях


В июне 2011 года исполняющий обязанности председателя Совета Федерации Александр Торшин внес в Госдуму законопроект «Федеральный конституционный закон. О внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ».

Этот документ можно было назвать проще: «Закон о неисполнении Россией решений Европейского суда по правам человека».

Реакция Европы — недоумение: там не верят своим ушам. Для того есть основания. Мало того что проект Торшина означает выборочный (как захотим и когда захотим) отказ России от своих международных обязательств, так еще российские депутаты решили законодательно оформить и те правила, по которым, согласно их мнению, должен работать Страсбургский суд.

Есть и третий момент, который, кажется, должен больше насторожить гаранта Конституции, нежели европейцев, которые просто могут отказать нам от своего дома, — проект Торшина фактически меняет Основной закон России.

Поводом для законодательной агрессии стало решение ЕСПЧ по делу военнослужащего Маркина, который хотел взять декретный отпуск, потому что остался с новорожденным ребенком на руках. Ему отказали все, включая Конституционный суд РФ по мотивам возможного нарушения интересов безопасности государства Российского. Страсбург постановил: решения, «основанные на чистом допущении и лишенные разумного обоснования», надобно отменить, а в законы внести соответствующие изменения.

И дело не в том, что все обиделись, и не в том, что теперь тысячи офицеров решат уйти в декрет, а в том — что скоро выборы. И незарегистрированные под надуманными предлогами партии, выброшенные из списков кандидаты, да и просто обманутые выборными фальсификациями представители электората могут оспорить принципы «суверенной демократии» России, «основанные на чистом допущении и лишенные разумного обоснования», в Европейском суде.

И потому этот законопроект — не глупость, а продуманный политический шаг. Сырой документ, не прошедший никакого обсуждения, уже на этой неделе может принять Госдума. Первый заместитель Комитета по конституционному законодательству и государственному строительству Александр Москалец поспешил заявить СМИ, что во вторник, 28 июня, проект предложат к рассмотрению в первом чтении и что он «может быть принят во всех трех чтениях до конца весенней сессии нижней палаты» — то есть уже 6 июля.

Если же Россию после этого выгонят из Совета Европы — то, может быть, оно и к лучшему. Тогда уж ничто не помешает европейцам арестовать счета и недвижимость наших чиновников, а также — запретить им нежиться на Лазурном Берегу и шопиться на Оксфорд-стрит. И это вовсе не будет означать, что кто-то мешает нам «вставать с колен». Мы же сами просились в Европейский дом, нам разрешили войти, нас терпели, пока мы портили воздух и мучили за стенкой своих домочадцев, но раз уж решились побить у хозяев стекла — то стоит подготовиться к скоростному спуску по лестнице, с вещами.

В Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ) и в Парламентской ассамблее Совета Европы (ПАСЕ) в Страсбурге воздерживаются от комментариев по «поправкам Торшина», согласно которым, если они будут приняты, Россия будет выполнять только те решения Страсбургского суда, которые проштампует Конституционный суд РФ.

В ПАСЕ люди более раскованные, но и они сказали, что подождут официальных текстов. Не хотят попадаться на удочку, может быть, эмоциональных версий прессы. Ушам своим не хотят верить. За шестьдесят три года, пока существует Совет Европы, ничего подобного не припоминают.

Конвенция по защите прав человека и основных свобод задумана как коллективная гарантия принципов, которым Европа, еще не расчистив руины, решила следовать, исходя из уроков Второй мировой войны. Их осознание далось дорого, и они закреплены во Всеобщей декларации прав человека от 10 декабря 1948 года.

После войны часть континента оказалась за «железным занавесом». Когда он рухнул, бывшие социалистические лагерники стали проситься в Европу, торжественно обещая служить ее ценностям. Россия попросилась в мае 1992 года…

Гарантия принципов основана не только на воле государств, обязавшихся своей подписью отстаивать некоторые универсальные ценности, но и на общем интересе. А он — в «демократической безопасности» Европы. Обеспечивая условия для сближения, европейские государства должны уважать права человека, верховенство закона и политический плюрализм.

Подпись под конвенцией значит, что страна признает приоритет решений суда по правам человека. Сегодня это условие членства в Совете Европы.

Отказ от части суверенитета? Да, как и при вступлении в любую международную организацию. Рассуждения о том, что решения Страсбургского суда ограничивают государственный суверенитет России — бессмысленны. Россия в Совет Европы пошла сама, и никто ее туда силком не тянул.

По мнению профессора Жан-Пьера Массиаса из Французского института международных отношений (IFRI), прием России в Совет Европы в 1996 году заложил в международную политическую организацию мину. С одной стороны, в совете признали российскую «европейскость» и поощрили демократизацию. С другой, пробелы в российской демократии и, что более серьезно, сползание к авторитаризму ослабляют Совет Европы.

Россия — один из крупнейших членов СЕ со всеми вытекающими последствиями. Когда она вступала в совет, на ее счету был уже расстрел парламента, сомнительные президентские выборы 1996 года и первая чеченская война (из-за нее процесс приема был в 1995 году приостановлен).

Дискуссии при вступлении были острыми, но Россия просилась настойчиво, уверяя, что жаждет демократии и прав человека. «Кремль мог оступиться, — рассудили в Европе. — Но не наказывать же граждан, которые после века несвободы рвутся к демократии и власти закона».

Большинство ораторов в ПАСЕ поддержали кандидатуру России «на вырост». Они говорили, что Европа не может оставлять на обочине такую большую страну, чьи европейские корни сами собой приведут к западным ценностям. Это было важно и для авторитета и влияния СЕ как организации. А демократический послужной список Москвы к 1996 году был впечатляющим, если сравнивать с советскими временами.

«Прием России в СЕ, — считает профессор Массиас, — был фундаментальным заблуждением. Россия и ЕС по-разному понимали вопросы: «В чем интерес Европы?» и «В чем интерес демократии?» И с апреля 2000 по январь 2001 года из-за нарушений прав человека во второй чеченской войне делегация России лишилась права голоса в ПАСЕ.

Но партнеры по Совету Европы не мажут все это время черной краской. Россия внедрила в свое законодательство нормы, прописанные в документах СЕ, Конституционный суд РФ использовал решения ЕСПЧ как основу для своих решений. Главное же, российские граждане получили возможность напрямую обращаться в Страсбург, если считают, что отечественный суд нарушил их права.

Суд завален жалобами из России. Сначала она обогнала Польшу, потом — Турцию.

Отнять у российских граждан это право — значит выхолостить последнюю содержательную связь России с Советом Европы. Он станет для них бесполезным. Останется ритуал, поездки большой российской делегации за казенный счет на неделю в Страсбург с остановкой по пути из франкфуртского аэропорта в термах Баден-Бадена.

Можно спросить, а зачем оставаться, когда доходы от газа и нефти позволяют свысока поглядывать на европейцев, когда разбогатевшая Москва рассталась с «романтическими», по выражению того же Косачева (председателя Комитета по международным делам Госдумы), иллюзиями 90-х?

Но мало кто из элиты призывает выйти из Совета Европы. Мотив тот же, что был в начале «лихих» у Бориса Ельцина: им важна международная респектабельность. Быть членом Совета Европы — это все равно что жить на Рублевке. Важно не содержание, а имидж. Но не только.

Достаточно вспомнить, как в прошлом году большая делегация Федерального собрания рванула в Страсбург, чтобы уговорить европейских депутатов не вводить визовый запрет и не замораживать счета российских чиновников, внесенных в «список Магнитского».

«Совет Европы по-прежнему разрывается между политико-географической необходимостью не исключать Россию и принципами отцов-основателей об уважении прав человека и демократических норм, — отмечает профессор Массиас. — Но если в 1996 году аргумент о будущей демократизации России еще проходил, то сегодня он выглядит слабым. Регулярные конфликты между Россией и СЕ, связанные с нарушением прав человека, невозможно списывать на счет лучшего будущего. На самом деле это проявления двух разных концепций демократии и разного понимания основ отношений СЕ и стран-членов».

По мнению политолога, сегодня не может быть речи об исключении России из Совета Европы. «Такой шок сильно дестабилизировал бы совет и повредил бы демократии в России, где и без того налицо отчетливый антизападный дискурс. С другой стороны, неверно было бы во имя европейской «реалполитик» игнорировать принципы Совета Европы».

Некоторые европейские СМИ уже отреагировали на «план Торшина».

«Россия хочет обеспечить себе право игнорировать Европейский суд по правам человека. За это, в конечном счете, ее могут наказать лишением голоса в Совете Европы или даже приостановлением членства», — пишет берлинская Tagesspiegel.

«Если такое решение вступит в силу, учитывая две трети голосов в парламенте за правящей «Единой Россией», то России грозит изгнание из Совета Европы уже нынешней осенью. Потому что новый закон дает возможность России самой решать, какие постановления ЕСПЧ выполнять, а какие нет», — отмечает газета.

Это нарушение Конвенции, под которой Россия подписалась. Наказанием может стать временное лишение голоса в Совете Европы и даже приостановка членства. Такое применялось единственный раз: к «последнему диктатору Европы» Александру Лукашенко.

Скандал и изоляция в Совете Европы ведут к противоположному результату, чем тот, который искала российская элита, вступая в организацию. Пострадает международный престиж России. В первую очередь ее отношения с основным международным партнером — Европейским союзом.

Они в последнее время и так складываются не радужно.

— Когда страна вступает в Совет Европы, она обязуется выполнять его решения, в том числе Европейского суда по правам человека, ставить их выше решений, принятых на национальном уровне. Это непременное условие участия в СЕ, — уверен Фрейзер Камерон, директор одного из ведущих мозговых трестов Брюсселя — Центра Евросоюз—Россия. — Россия не член Европейского союза, но принятие российским парламентом законов, которые допускают непризнание решений ЕСПЧ, наверняка будет иметь весьма серьезные последствия для ее отношений с ЕС. Все страны ЕС являются членами Совета Европы и играют там решающую роль, поэтому такие законы бросают вызов ЕС. В какой степени это испортит отношения ЕС — Россия, можно будет сказать, только имея на руках официальные тексты новых законов. Но последствия обязательно будут. Это скажется и на переговорах о новом базовом соглашении, которые идут уже два года, и на других треках взаимодействия России и ЕС.

— В том числе на диалоге о безвизовом обмене?

— Несомненно.

Другой собеседник «Новой газеты», ведущий эксперт Центра европейской политики (CEPS), бывший посол ЕС в Москве Майкл Эмерсон тоже считает, что при таком развитии событий не могут не пострадать отношения ЕС — Россия.

— Страсбургский суд в своей сфере юрисдикции является высшим судом для всех членов Совета Европы. Отменить его решения — значит игнорировать нормы международного права. Следовательно, очень сильно увеличивается разрыв между заявлениями президента Медведева и фактической российской практикой. Эта тема будет постоянно присутствовать в повестке дня отношений ЕС — Россия, встреч на высшем уровне. Следует ожидать критической реакции всех институтов ЕС и особенно ужесточения риторики Европейского парламента.

— Жесткую риторику мы и так слышим в последние дни. По вопросу выборов, например. Что можно ожидать, кроме риторики?

— ЕС будет пытаться что-нибудь придумать, чтобы Москва изменила незаконные решения. Но так, чтобы не раздуть полемику до такого масштаба, когда она станет неуправляемой. Я могу себе представить, что председатель Европейского совета Херман Ван Ромпей свяжется напрямую с Медведевым, попросит разъяснить позицию и найти приемлемое решение.

Исполнительная власть ЕС, которая держит в голове зависимость от российского газа, возможность использовать Россию в решении своих международных задач, старается не ссориться с Москвой и произносит неприятные для российской элиты слова только под давлением депутатов, на этот раз настроена довольно решительно.

Верховный представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности Кэтрин Эштон выразила озабоченность в связи с отказом российских властей зарегистрировать партию ПАРНАС. Она напомнила, что Европейский суд по правам человека 12 апреля в связи с иском Республиканской партии Владимира Рыжкова вынес решение с критикой громоздкой процедуры регистрации партий в России.

— Политический плюрализм в современном обществе является источником политической легитимности, — отметила она.

На самом деле тональность бывает гораздо важнее, чем прагматичный расчет и юридические формулы. Она, в конечном счете, определяет отношение к стране, атмосферу сделок и, уж если совсем высоко, принадлежность к одной Европе.

Российские дипломаты, описывая переговорные процессы с Евросоюзом, обычно сводят их к формальным, юридическим схемам — мол, европейцы пытаются привязать к делу посторонние вещи, которые не имеют прямого отношения к предмету торга. Чаще всего эти «посторонние», с точки зрения российских чиновников, вещи — права человека, демократия, верховенство закона. Наши дипломаты стараются любые дискуссии свести к голой прагматике. Но Европа при всех греческих долгах и прочих неурядицах пока не готова к чисто прагматическому торгу.