Насколько мы тупые? ("Newsweek", США)

"Newsweek" провёл тест среди 1000 американских граждан — 38% провалились. Будущему страны угрожает наше невежество

Есть такие оценки, которые заставляют учителей истории средних школ напиваться. Не так давно, когда по просьбе "Newsweek" 1000 американцев ответили на вопросы теста на получение гражданства США, 29% из них не смогли назвать имя вице-президента. 73% не смогли правильно ответить, почему мы вели Холодную войну. 44% не смогли определить Билль о правах. А 6% не сумели даже обвести кружком на календаре День независимости.

Не поймите нас неправильно: в невежестве граждан нет ничего нового. Столько, сколько они существуют, американцы слабо разбираются в сдержках и противовесах и путают своих сенаторов. И сетовали на обывательство своих собратьев с тех самых пор, как исследователи общественного мнения начали публиковать эти приводящие в уныние результаты опросов - ещё со времён Гарри Трумэна. (Кстати, он был президентом). Согласно исследованию Майкла Х. Дели Карпини (Michael X. Delli Carpini), декана Анненбергской школы коммуникаций, ежегодное изменение в знаниях граждан со времён Второй Мировой войны меняется в пределах в среднем чуть менее 1%.

Но мир изменился. И, к сожалению, он становится все более и более негостеприимным к нелюбопытным «ничегонезнайкам» — таким, как мы.

Чтобы оценить связанные с этим риски, важно понимать, откуда происходит это американское невежество. В марте 2009 года «Европейский журнал коммуникаций» провёл опрос граждан Великобритании, Дании, Финляндии и США по вопросам, относящимся к международным отношениям. Европейцы выиграли у нас с разгромным счётом. 68% датчан, 75% британцев и 76% финнов смогли, например, определить, что такое Талибан, а среди американцев это сумели сделать только 58%, — хотя мы возглавили атаку на Афганистан. Это только последний из множества опросов, которые показывают наше отставание от собратьев из Первого мира.

Большинство экспертов соглашаются, что относительная сложность политической системы США делает её трудной для понимания американцев. Во многих европейских странах парламенты имеют пропорциональное представительство, и партия большинства правит, не будучи вынуждена «делиться властью со множеством субнациональных правительств», — отмечает йельский политолог Джейкоб Хэкер (Jacob Hacker), соавтор книги «Политика "Победитель получает всё"». Напротив, мы обременены непропорциональным Сенатом; запутанным клубком бюрократии штатов, местных и федеральных органов; и почти постоянными выборами для всех мыслимых учреждений (судья, шериф, член школьного совета и тому подобное). «Никто не обладает достаточной компетентностью, чтобы понять всё это, — что вы осознаёте всякий раз, когда голосуете, — пишет Майкл Шудсон (Michael Schudson), автор книги «Добропорядочный гражданин». — Вы знаете, что вам предстоит потерпеть неудачу, и это отвращает вас от того, чтобы узнать больше».

Не способствует делу и то, что в Соединённых Штатах один из самых высоких показателей разрыва в доходах среди развитых стран, когда 400 самых богатых семей загребают больше денег, чем 60% вместе взятых из тех, кто находится внизу социальной лестницы. Как объясняет Дэлтон Конли (Dalton Conley), социолог из Нью-Йоркского университета, «это всё равно что сравнивать яблоки и апельсины. В отличие от Дании, у нас большое множество очень бедных людей, не имеющих доступа к хорошему образованию, и огромное количество иммигрантов, которые даже не говорят по-английски». «Когда исследования проводятся среди рождённых в нашей стране обеспеченных респондентов, США на самом деле могут постоять за себя в споре с Европой».

Положение усугубляется и другими факторами. Один из самых значительных, как утверждает Хэкер, это децентрализованная система образования, которая осуществляется, главным образом, каждым штатом отдельно: «Когда у вас есть более централизованная программа, у вас больше знаний и сильнее гражданская культура». Другое препятствие — то, что мы надеемся на программы вещания, которые диктует рынок, а не на общественное вещание, которое, по данным "Европейского журнала коммуникаций", "уделяет больше внимания общественным вопросам и международным новостям, а также содействует расширению знаний в этих областях"».



Более двух столетий американцам сходило с рук то, что они немногое знали об окружающем мире. Но времена изменились — и они изменились так, что невежество граждан становится большой проблемой с будущими последствиями. Изоляционизм хорош для изолированного общества, но мы не можем больше себе позволить интересоваться только собственными делами. То, что происходит в Китае и Индии (или на японской АЭС), влияет на сборщика автомобилей в Детройте; то, что происходит в законодательном органе штата или в Белом доме, влияет на конкуренцию в Китае и Индии. До появления Интернета было достаточно силы мускулов; информационная экономика требует вместо этого мозгов. И там, где мы когда-то полагались на политические институты (такие как профсоюзы), чтобы обучить средние классы и дать им рычаги, сейчас у нас нет ничего. «Проблема не в том, что люди в прошлом знали намного больше, а сейчас знают меньше, — пишет Хэкер. — Она в том, что раньше их невежество было сбалансировано более тесной политической организованностью». В результате мы имеем общество, в котором спаянные активисты на обоих концах политического спектра доминируют в дебатах — и сбивают с пути политиков как раз в самый неподходящий момент.

Нынешний конфликт по поводу государственных расходов показывает новые опасности невежества. Каждый экономист знает, как бороться с долгом: провести реформы с целью сокращения расходов на дорогостоящие правительственные программы; урезать наш раздутый оборонный бюджет; и (если рост по-прежнему медленный) провести налоговую реформу, чтобы пополнить доходы нашей оскудевшей казны. Однако опрос за опросом показывает, что избиратели не имеют понятия о том, что такое бюджет на самом деле.

В 2010 году, согласно исследованию организации World Public Opinion, выяснилось, что американцы хотят решить проблему дефицита за счёт сокращения помощи другим странам с текущего уровня, который, по их мнению, сейчас составляет 27% бюджета, до более скромных 13%. Реальная цифра составляет менее 1%. В то же время опрос CNN от 25 января показал, что хотя 71% избирателей хочет сокращения участия государства, огромное большинство их против сокращения программ Medicare (81%), соцстрахования Social Security (78%) и Medicaid (70%). Вместо этого они предпочитают сократить пустые траты — категорию, которая, по их фантастическим представлениям, составляет 50% расходов, согласно опросу Гэллапа 2009 года.

Нет необходимости говорить, что невозможно сбалансировать бюджет, если прислушиваться к таким людям. Но политики всё равно им потворствуют и даже поощряют их заблуждения. В результате мы сейчас спорим о том, как сократить краткосрочные расходы, что обойдется в 700 000 рабочих мест в государственном секторе, подвергнув опасности шаткое восстановление и нанеся ущерб нашей способности конкурировать в глобальном масштабе, и в то же время ничего не делаем для решения долгосрочных финансовых проблем, которые угрожают... нашей способности конкурировать в глобальном масштабе.

Учитывая нашу историю, трудно представить, что это изменится в ближайшее время. Но это не означает, что изменения не помогут. В течение многих лет профессор из Стэнфорда, Джеймс Фишкин (James Fishkin), специалист в сфере коммуникаций, проводит эксперименты в области совещательной демократии. Предпосылка проста: голосование граждан вслепую по главным проблемам; затем смотрим, как их мнения эволюционируют, когда они вынуждены противостоять фактам. Что обнаружил Фишкин: хотя люди начинают с глубоких ценностных расхождений по поводу, скажем, правительственных расходов, они склоняются соглашаться с рациональными политическими решениями, как только узнают о доходах и расходах бюджета. «Проблема в невежестве, а не в глупости, — пишет Хэкер. — Мы страдаем от недостатка информации, а не от недостатка способностей». Является ли это излечимым недугом или безнадёжной болезнью, ещё предстоит узнать. Но сейчас самое время начать поиск лекарства.