Антиномии мещанского разума
На модерации
Отложенный
В одной из своих предыдущих публикаций («Гномы в хлеву») я обещал вернуться к одной многообещающей теме. К сожалению, многообещающей. Потому что мы все с ней будем ещё сталкиваться не раз, чем бы и как бы ни закончилась история на территории бывшей УССР.
Потому что по большому счёту именно с этой темы и началась история «бывшести» УССР. Ею ж она в том числе завершается. Это вопрос того, как (и чем ― в смысле, какими материалами, какими мыслями, какими красками и какими контурами) мыслят добрые люди, которых большинство.
Ведь не секрет, что большинством в любом хоть сколько-нибудь живом обществе являются добрые люди. Мы не Га-Ноцри, чтобы уверенно утверждать, что в мире не бывает злых людей. Однако же о неспособности существовать обществу, в котором большинством являются злые люди, можно утверждать с полной уверенностью. Каждый из нас считает себя добрым (по своей мерке доброты, конечно). Каждый считает, что он добр к своим близким и родным и желает им, конечно же, только добра.
Откуда же тогда берётся то самое прозрачное и банальное зло, которым сейчас, такое ощущение, буквально пропитано всё пространство и даже весь объём от Сяна до, по счастью, далеко не Дона?
Ведь ненависть, русофобия, мародёрство, убийства, поиски врагов, нетерпимость к минимальным отклонениям от единственно истинного учения, нацизм, языческое преклонение перед смертью, низкопоклонство перед белым хозяином, желание смерти другому ― всё это воплощённое прозрачное и банальное зло.
Так откуда же оно берётся? И кем поддерживается?
Добрый человек из Мещана
Один великий антифашист ХХ века уже обращался к схожей постановке вопроса. И он не дал нам однозначного ответа. И не мог, пожалуй, дать. Но кое-какие эскизы оставил нам.
Ведь это добрые мещане ― те самые, которые улыбаются вам, когда вы входите в их лавчонку, чтобы оставить там свои гроши за их нехитрый товар.
Ведь это добрые мещане ― те самые, которые с глубокомысленными вздохами и «учёным видом знатока» готовы рассуждать в своих фейсбуках и инстаграмах о «безумном тиране» и «жестоком путлере».
Ведь это добрые мещане ― те самые, которые готовы заламывать руки над душещипательной фотографией несчастного (без преувеличения) животного, попавшего в человеческие разборки, но не готовы признать собственную вину в происходящем или в реальную трагедию реальных людей.
Стоп. Вот и наш сегодняшний предмет разговора.
Знакомьтесь. Антиномии мещанского разума.
Нет-нет, мы не претендуем на место в истории философии и не ниспровергаем И. Канта. Пусть его антиномии чистого (или практического?) разума остаются на своём месте.
Наша задача куда проще. Попробовать заглянуть «под крышечку» этим добрым мещанам. Попробовать понять, между какими стульями сейчас они находятся. Какие сиденья разъезжаются под ними. Попробовать понять если не как именно они жонглируют содержимым своей головы, то хотя бы из чего именно это содержимое состоит.
Для этого мы обратимся к вскрытым самой реальностью (о чём мы также писали в одной из наших предыдущих статей) черепным коробкам добрых мещан, где их содержимое видно как на ладони ― и посмотрим. Не называя конкретных имён и фактов, конечно же.
Конечно, стоит предупредить, что наши обобщения будут достаточно условны и сделаны так, как, например, политологи строят «портрет электората». Однако мы всё же надеемся, что наши обобщения будут хотя бы более информативны, чем типовой гороскоп или политологический прогноз.
И начнём мы издалека. С картины всего мироздания.
Этот мир придуман не ими
Ведь невозможно жить в мире, который непонятен, неочевиден, необъясним. И у добрых мещан есть свой мир ― понятный, объяснимый, очевидный. Правда, любой мыслящий человек, попав в такой мир, почувствовал бы себя в психбольнице. И разбирать этот мир иначе, чем в виде антиномий, действительно невозможно.
Добрый мещанин совершенно уверен, что этот мир всегда был таковым. Нет, конечно, он учил историю в школе и (некоторые) даже вузе, однако история у него проходит примерно по той же категории, что и фэнтези или фантастика. Увлекательное (в лучшем случае) чтиво без малейшего отношения к его собственной жизни. Причём если в фэнтези добрый мещанин всегда находит для себя образцы поведения, смешные цитаты, поводы для задуматься, то в истории ― никогда. В этом есть свой парадокс: куда более реальная история вызывает в нём меньше отклика и меньше понимания реального мира, чем совершенно ирреальные фантазии.
И при этом добрый мещанин никогда не задумается, почему так по-другому выглядят фотографии и видеозаписи совсем недавних по историческим меркам моментов. Фотографии «Дубай 40 лет назад и сейчас» у него вызывают не желание задуматься, какие интересы и какие политические или экономические процессы за этим стоят, а сладострастное желание «хочу так же!»
Добрый мещанин совершенно уверен, что этот мир неравномерен. И что эта неравномерность заслуженна и честна. Что «сторона Добра» всегда обозначается высокими доходами, чистенькими улицами, знаменитыми достопримечательностями. Что «сторона Зла» заслуженно низвергнута в нищету, войны, конфликты, ограбленное состояние. Вот почему ни один добрый мещанин не захочет отправиться в туристическую поездку в какую-либо «страну Зла».
Во-первых, он и так о ней знает всё, что ему надо (например, о КНДР ему всё расскажет «Йонхап», а об ужасах боливарианства и Венесуэлы ― Caracol Television), причём из очень респектабельных источников.
Во-вторых ― он не за тем туда ездит.
И при этом добрый мещанин никогда не задумывается над механизмами этой неравномерности. Вот как так получается, что добрый ― это ещё и красивый, и богатый, и здоровый, и образованный, и высокий в рейтингах, и вообще всё самое хорошее против всего самого плохого? Насколько реален настолько жёстко разделённый напополам мир?
Далее. Добрый мещанин совершенно уверен, что этот мир именно таков, каким ему его описывают. Для доброго мещанина «мир есть текст» в прямом смысле этого слова. Особенно если этот текст хорошо продаётся или продаёт его самого, доброго мещанина.
Но. Когда речь заходит о чём-то противоречащем его убеждениям и вживлённым ему в голову мыслевирусам добрый мещанин моментально вспоминает о том, что любое сообщение ― это ещё и кем-то созданный текст. Вот тут его критичность, его образованность, его способность к рефлексии запускаются на все 146 процентов. Он моментально припомнит и «коммунистическую пропаганду», и «путинских ботов», и «российских хакеров», и «соловьёвские трели». Противоречие здесь ему не просто неочевидно ― он его не видит, даже если его ткнуть в него носом.
Добрый мещанин, наконец, полностью уверен в реальности своего мира. И вот только когда настоящая реальность стучится сквозь одну из четырёх мутных стен виртуальности, которыми эти современные милдред монтэг успели себя окружить, эта «комфортная уверенность» (забавный правовой термин, введённый западными юридическими инстанциями, ищущий обнаружит много вкусного для себя, обещаю) вдруг пропадает.
И реакция доброго мещанина на это очень похожа на реакцию избалованного ребёнка. Нежелание принять такое рандеву с реальностью выливается в истерики, цикличность мышления (тот самый circulus vitiosus, из которого выбить истеризованное мышление невозможно), эмоционирование вместо мышления и много других защитных механизмов.
Не наша задача сейчас исследовать эти защитные механизмы. Но учитывать их при общении с добрым мещанином просто неизбежно придётся.
Потому что убедить доброго мещанина обыкновенными рациональными доводами оказывается невозможным. Его реальность для него первична. Его мир для него единственно настоящий. Его представления о мире ― единственно правдивые (об истине добрый мещанин скромно не заикается, он ведь грамотный, он учил в школе, что мнения важнее истины!)
В мире есть царь, этот царь беспощаден
Такая простая поляризация мира неизбежно отражается и в манихействе взгляда на мир со стороны любого мещанина. Именно это манихейство порождает ханжество мещан, и это очень хорошее упражнение ― поискать связи между этими явлениями.
Манихейство здесь работает как фундаментальная структура мышления, где мир жёстко разделён на Свет и Мрак, Добро и Зло, Верховное Божество Величия и Истины ― и Безобразного Отца Смерти и Греха.
Такое жёсткое и радикальное разделение делает мышление любого доброго мещанина абсолютистским, нетерпимым к полутонам, к сложности, к конкретности. Добрый мещанин использует предельные суждения и предельные аргументы. Дискутировать с ними бесполезно, потому что ты всегда окажешься ближе к злу, чем оппонент. Ну ведь он-то ведь всегда за добро! Он ведь за то, чтобы не стреляли вообще (ну как минимум в его городе).
И если ты попытаешься объяснить логику появления и проявления этой стрельбы, ты проклятый еретик. Потому что какая разница доброму мещанину, если из-за этой стрельбы абсолютное добро оказывается недостижимым? Пусть прекратят стрелять, визгливо будет требовать добрый мещанин у Мироздания.
А если стреляют, то это только по личному желанию конкретного Злого и Беспощадного Царя.
Не экономические закономерности глобального капитализма или империалистическая политика гегемона, не тридцать лет проедания советского наследия или паразитическое отношение к своей стране и своему делу, не безучастное созерцание восемь лет бомбёжек Донецка и Луганска, а личное желание страшного Злого Царя. Ведь до того, как доброму мещанину приказали не любить Злого Царя, не стреляли? Значит, между этими явлениями есть прямая связь.
И она и правда есть. Но вот задуматься о природе этой связи ― это уже задача непосильная для доброго мещанина. Но когда ты признаёшь, что эта связь есть ― добрый мещанин переворачивает шахматную доску и уходит, уверенный в своей победе. Кричать ему вслед, что он прав только на один процент (в существовании этой связи) и неправ на 99 процентов (в природе этой связи), бессмысленно. Для этого его надо сначала, как доктора Уотсона в советском фильме, хорошенько приложить апперкотом, чтобы он не мог уйти с пола от долгого объяснения, что иметь отношение к уголовному миру можно очень по-разному.
Ведь добрый мещанин точно знает, что всё началось потому, что Злой Царь решил поиграть в танчики и машинки. Но задуматься о том, что: а) а кто предыдущие годы играл в эти же танчики; б) откуда у Злого Царя эти танчики и машинки, если он только и способен, что сидеть на Чёрном Троне и злиться на весь мир; в) какова реальные мотивация и причины его действий, ― это слишком сложно для доброго мещанина.
Ведь это уже требует огромных усилий по созданию и поддержке целостной системной картины мира, вписывания в неё всё новых и новых фактов, новостей, информации. А зачем это? Прибыль лавчонки не повышается ведь оттого, что я буду знать разницу между Боливией и Ливией, между Фийоном и Меланшоном, правда?
― Какой красивый грибок! Как ты думаешь, на сколько он мегатонн?
― Не знаю, я не интересуюсь политикой.
Более того, добрый мещанин точно знает, что его городишко обстреливает именно Злой Царь. Лично. Он точно видел в сказках и фэнтези, что Злой Царь оказывается именно в той точке мира, где находятся главные герои. А уж добрый мещанин ― точно главный герой этого мира! Кстати, именно поэтому же именно добрый мещанин может определять, что есть Добро, а что есть Зло. Ведь понятно же, что сторона, на которой находится главный герой, ― это сторона Добра, что тут спорить?
И ещё более того, добрый мещанин железно знает, что если устранить Злого Царя, то все проблемы моментально решатся. Барад-Дур рухнет, Белые Ходоки потеряют свою магию, боевые дроиды перестанут питаться электричеством, все принятые до сих пор решения и вся запущенная социальная и политическая машинерия моментально вернётся к засэйвленному варианту.
Мыслить в терминах общественных интересов, социальных классов, сложных политических структур и экономических закономерностей ― увольте, зачем? Если Зло ― значит плохо, если Добро ― значит хорошо. Что тут думать, прыгать надо!
Ровно по причине той же манихейской картины мира добрый мещанин готов отождествить весь мир (тот, который с нами) с «золотым миллиардом» (в который его самого никогда не пустят, кроме как разве что обслуги и прислуги).
Три миллиарда человек в Китае и Индии, сотни миллионов людей в Иране, Бразилии, ЮАР, Мексике, десятках других стран, так или иначе выразивших своё мнение по поводу ситуации на Украине, его не интересуют. Демократия для доброго мещанина ― это сертифицированная благодать, хиротония, которой могут наделять только сертифицированные епископы демократии. Только брендированные провайдеры и брокеры демократии и свободы слова.
И эта же манихейская картина мира порождает стремление к простым решениям. «Закрыть небо», «обратиться к светлому Западу», «убить Путина», «заставить олигархов устроить заговор против Злого Царя», «чемодан ― вокзал ― Россия», «запретить русский язык» ― всё это явления одного ряда.
Этот ряд называется «простота хуже воровства». Воровства своего собственного и своих детей будущего. Воровства обретённого и созданного тяжёлым трудом родителей и дедов. Воровства собственного мышления и собственной реальности в пользу обманки, лживой иллюзии, лукавого и низкого самоподлога.
Отец Лжи никогда не придумывал более фальшивого и мошеннического пути затащить в ад ищущих правды.
Не вижу ― значит не существует
Именно эта примитивная вера в самоочевидную реальность порождает в мещанском разуме простейшие утверждения.
Добрый мещанин видит взрывы и разрушения ― значит война идёт. Добрый мещанин их не видит (или не желает видеть) ― значит никакой войны нету. Уговоры бесполезны. Апелляция к его совести ― тоже: его совесть совершенно чиста, ибо сам добрый мещанин никогда не стрелял по детям Донбасса.
Добрый мещанин видит произносящего речь политика ― значит он виноват в том, что начинается после этой речи. Добрый мещанин не видит экономических закономерностей, политических процессов, военных приготовлений ― значит этих процессов и не было никогда.
Добрый мещанин видит благополучие Запада и нищету Африки или Южной Америки и не видит механизмов глобального грабежа, неочевидного (экономического или политического, культурного или медиа) насилия. Значит, благополучие достигается только добросовестным трудом и сопровождает как истинный успех лишь честных работников. Ведь ему именно так рассказывали все ― от продажных учёных экономистов и социологов до представителей первой древнейшей профессии на экранах, от режиссёров до авторов учебников.
Добрый мещанин видит своё вчерашнее благополучие и сегодняшнее бедственное состояние и эмоционирует по этому поводу. Он не видит ни собственных заслуг в таком переходе, ни объективных причин, ни сложной системы взаимозависимостей людей.
Вот почему добрые мещане всегда одобряют глупые и инфантильные теории вроде либертарианства Айн Рэнд и дилеров простых объяснений вроде Евгения Комаровского или Максима Каца, Юрия Дудя или Екатерины Шульман.
Такие примитивные схемки, профессионально облачённые в красивые упаковки, отлично продаются на рынке интеллектуальных дискаунтеров, где добрые мещане чувствуют себя очень важными, очень сильными и глубокими, вступившими в состязание с самими интеллектуальными вандербильдами. Вот так и появляются кустарные разоблачения философии, доморощенные объяснения экономики, самострочные политические эксперты, рукодельные дискурсмонгеры.
Но добрым мещанам всё в жилу. Потому что эти кустари-одиночки с мотором, видеокамерой и ютуб-каналом говорят на понятном им языке. Эмоционируют. А главное, не требуют понимать сложных и высоких абстракций. Ведь не вижу ― значит не существует. Не помню ― значит не было.
А абстракция в мещанском смысле не существует никогда. Не существует долга, не существует исторической памяти, не существует истории, не существует культуры. Зато есть своя маленькая лавчонка, сохранность которой для доброго мещанина превыше всех слезинок всех детей Донецка и Луганска.
Реальность больше
Вот почему добрый мещанин может хоть каждую зиму ездить в Альпы кататься на лыжах (особенно если его заработки позволяют это делать), может смотреть киноновинки сразу после их выхода в самых пафосных и мажорных кинотеатрах, может читать модные книжные новинки и при этом сохранять мировидение улитки, горизонт мышления лягушки и эмоциональный репертуар табуретки.
Доброму мещанину не понять до определённого момента, что не чекинами в соцсетях определяется количество и глубина человеческого опыта, не флажками посещённых стран и магнитиками на холодильнике ограничивается мудрость и знание, не количеством собранных в баре алкотрофеев описываются достижения, не хвастовством его ребёнка в школе перед сверстниками по поводу разъездов «на каникулах» создаётся человек.
Реальность больше. И как я уже сказал в одной из предыдущих своих статей, она только что постучалась ко всем нам в двери. Настойчиво и уверенно. По-хозяйски. И добрым мещанам придётся преодолеть свой стандартный животный страх стать человеком.
А равно и придётся начать мыслить, как бы ни хотелось противоположного. Привычного мира больше не будет. Добрые мещане ещё этого не понимают. Они винят «злого Путина» в том, что этот мир закончился, хотя именно Путин сделал всё, чтобы этот мир продлился как можно дольше для добрых мещан по обе стороны от Хутора-Михайловского.
Реальность больше. Она больше закруглённых уголков айфона и наркотических выходок Илона Маска. Она больше тёртых джинсов и запретных плодов общества потребления. Она больше плоского мира ликующей серости.
И это наше счастье и крест ― жить в дни возвращения реальности, повторяю. Реальности Истории. Реальности мира и войны. Реальности человеческого и бесчеловечного. Игры и симуляции закончились. Добрый мещанин по-детски визжит от страха именно потому, что его не учили, что делать, когда мир начинает давать сдачи. Приходится учиться на ходу.
И мы учимся. Новым героям и новым достижениям. Новым радостям жизни (удалось раздобыть пакет крупы? ― ура! Затихла канонада поблизости? ― ну наконец-то! Снова включили электричество? ― каааайф!). Новым смыслам деятельности и существования. Это так же тяжело, как выйти своими ногами из Матрицы. Немногим дано. Но мы выйдем или навсегда останемся в мире теней, как Эвридика.
Так что до встречи в далеко не дивном, но, по счастью, действительно во многом новом мире.
Андреас-Алекс Кальтенберг
Комментарии