Если бы вы (или я) были палестинцем

На этой неделе я со своими студентами обсуждал тему национальной безопасности, и, когда разговор коснулся войны в Газе, один из студентов, придерживавшийся довольно консервативной и общепринятой – то есть несколько правой – точки зрения, вдруг удивил меня. Безо всякого побуждения с моей стороны, он взял и выложил все начистоту: «Если бы я был молодым палестинцем, – сказал он, – я бы сражался с евреями со всей яростью, даже путем террора. И любой, кто скажет что-то другое – просто врет».

Эти слова показались мне знакомыми – я уже где-то слышал их раньше. Тут я вспомнил: лет десять назад их произнес наш министр обороны Эхуд Барак. Тогда Гидеон Леви, журналист из «Ха-Арец», спросил кандидата в премьер-министры, что бы он делал, если бы родился палестинцем, и Барак откровенно сказал: «Вступил бы в террористическую организацию».

Я с таким ответом не согласен: индивидуальный, групповой или государственный терроризм имеет целью вызвать жертвы среди гражданского населения, не причастного к кровавым преступлениям. Террор не только слеп, пожирая и святых, и грешников – он множит число одержимых, которым кровь ударяет в голову: наша кровь на их головах, их кровь на наших руках. А когда открыт счет крови невинных, кто заплатит по нему, и когда?

Я ненавижу всех террористов в мире, независимо от целей их борьбы. При этом я сторонник любого активного гражданского сопротивления всякой оккупации и оккупантам, а Израиль оказался в их презренном ряду. Такое сопротивление и эффективнее, и справедливее, и не погасит ни одной искры гуманизма. А, может быть, это потому, что я просто старый чудак, и меня не возьмут в террористы?

Но вот что важно: если обыкновенному молодому человеку первым приходит на ум такой ответ, и такие же слова срываются с уст израильского генерал-лейтенанта, каждый должен подумать, что речь идет и о его сыне, оказавшемся в другой среде. Если бы события обернулись иначе, ваш дорогой ребенок почти наверняка стал бы проклятым террористом, потому что принадлежал бы к третьему или четвертому поколению беженцев и угнетенных, и в чем бы тогда он видел спасение? Ему нечего было бы терять, кроме своих цепей.

А мы, его мать и отец, оплакивали бы ушедшего сына, который, став мучеником-шахидом, увидит дом, где он родился, и нас, лишь с фотографии на стене. Сможем ли мы удержать его от осуществления такого плана? Смогли бы мы удержать его, если бы хотели? Разве мы не поняли бы его чувств? Разве мы не смогли бы понять того, что в свое время понял Барак?

Молодые люди, не имеющие будущего, легко отказываются от всего, чего не видят для себя даже на горизонте. Уличное детство, из которого они вышли никому не нужными безработными и бездельниками, не оставило им никакой надежды. Смерть для них лучше жизни, которую они ведут, и в их глазах даже лучше нашей жизни – жизни их угнетателей. С рождения и до последнего дня перед ними маячит их земля, на которую они не ступят свободными людьми.

Нет хороших и плохих народов – есть лишь руководство, которое ведет себя ответственно или безумно. И сейчас мы боремся с теми, подобием которых стали бы мы сами, если бы прожили на их месте 41 с половиной года.

"Ха-Арец", 02.01.2009