Тридцать лет назад был реабилитирован генерал-лейтенант госбезопасности Павел Судоплатов

На модерации Отложенный

Павел Анатольевич Судоплатов неизменно возглавлял суперсекретный 2-й отдел Наркомата внутренних дел, потом — 4-е управление Министерства госбезопасности, а занимался одним и тем же: диверсиями и бессудными убийствами за границей. В том числе — убийством Троцкого. Но всех не перечислишь…

В годы войны организовывал партизанские и диверсионные отряды. Готовил к взрывам объекты Москвы на случай ее сдачи. По поручению Сталина в самый тяжелый для страны момент, в октябре 41-го, через болгарского посла пытался обратиться к Гитлеру с предложением заключить мир.

Двадцать два подчиненных Судоплатова удостоены звания Героя Советского Союза, в том числе такие разные люди, как Николай Кузнецов и Зоя Космодемьянская. Другие Герои известны меньше.

Под его руководством была осуществлена операция, позволившая СССР получить американские ядерные секреты.

Арестован в августе 1953-го.

Освободившись из заключения, он стал автором 14 художественных и документальных книг, опубликованных под псевдонимом и в соавторстве с писательницей Ириной Гуро. А после реабилитации — замечательных, на мой взгляд, мемуаров, о которых заместитель председателя КГБ СССР Леонид Шебаршин с сожалением сказал: «В основном он написал правду, но эта правда может нанести нам большой международный ущерб…»

Страшно даже подумать, сколького Судоплатов недоговорил и где откровенно солгал.

 

Павел Судоплатов. Фото: Википедия

 

 

Уровень цинизма, с которым действовал Судоплатов, поражает. Благодаря ему и таким, как он, античеловеческий режим продержался значительно дольше, чем мог бы.

По мнению Прокуратуры СССР, отразившемуся в приговоре 1958 года, Судоплатов замешан в организации и осуществлении ряда громких убийств — не только Троцкого, что по тем временам приравнивалось к подвигу, но и массы других, в том числе епископа Мукачевской греко-католической епархии Теодора (Ромжи), украинского революционера Александра Шумского, режиссера Соломона Михоэлса, американского коммуниста Исайи Огинса, жены советского маршала Кулика, польского инженера Наума Самета… О последнем «Новая газета» писала в 2013 году (автор — историк Никита Петров); по этому делу сохранились бесспорные документы.

Инженер из Польши Наум Самет был начальником технического отдела и КБ номерного завода, разрабатывал приборы для оснащения подводных лодок. После войны подал прошение о выезде в Польшу, и его стали подозревать в том, что он намеревался бежать оттуда на Запад, чтобы «выдать ставшие известными ему секреты государственной важности». По крайней мере, такую мотивацию изложил Абакумов (тогда — министр госбезопасности, впоследствии расстрелян) 11 июня 1946 года в письме Сталину с просьбой санкционировать тайное убийство Самета. Уже на следующий день согласие было получено, о чем имеется пометка на записке: «Утверждено. Передано по телефону. 12 июня 1946 года»…

Разработка «операции» и ее осуществление были поручены Судоплатову. А по итогам акции им 25 июня 1946 года была написана «справка»: «В соответствии с планом от 13.06.46 г. в городе Ульяновске 17.06.46 г. была проведена операция по «ликвидации» Самета Н.Т. Операция проводилась под видом несчастного случая. Для организации и осуществления задачи по уничтожению Самета — в дальнейшем «С», в район Ульяновска на двух автомашинах выехала специальная оперативная группа…»

В отчете Судоплатов в деталях описывает, как под видом милиционеров задерживали Самета, как пересаживали из машины в машину, как «профессор Майрановский» вкалывал ему «колючку» кураррина…

И «несмотря на то, что укол производился на ходу машины, действие кураррина и колючки были безупречны».

«На 10–12 минуте «С» упал на руки сидящих с ним рядом тов. Майрановского и Лебедева и у «С» началась агония. Минут через 5–7 после этого тело «С» было снято с машины и положено на дорогу. «Студебекер» переехал через тело «С», и когда я убедился что «С» мертв, вся опергруппа направилась в Ульяновск и оттуда в 9-35 утра 17 июня 1946 г. выехала в Москву…»

Он выполнял приказы. Не по собственной же инициативе отправлял в Мексику людей, забивших ледорубом сталинского врага, произведенного в «соратники Гитлера».

Кстати, в Нюрнберге, на главном процессе ХХ века, обвиняемые тоже ссылались на требования «воинской дисциплины», которые обязывали их совершать преступления. Но эти оправдания не помешали приговорить этих преступников к виселице. А потом, когда приговоренных на следующих процессах западные союзники освобождали через десять (пять лет, три года…), это вызывало наше искреннее (и справедливое!) негодование.

Вообще, повторюсь, Судоплатов был уникальным мемуаристом — по осведомленности о самых темных делах страны. По личному знакомству с первыми ее руководителями. По участию в самых засекреченных операциях.

«…Летом 1940 года на даче в Майори, где находился Меркулов (тогда замнаркома), прибывший туда в качестве уполномоченного правительства и НКВД в связи с вступлением Прибалтийских стран в состав СССР, состоялся ряд доверительных бесед как с Мунтерсом, так и с Балодисом. Мунтерс лелеял мечту руководить латвийским государством в составе СССР. Именно я с ним вел эти беседы… Позже Мунтерс был отправлен преподавателем в Воронежский университет, где заведовал кафедрой иностранных языков. Арестовали его перед войной или сразу после нападения немцев. Мунтерс содержался под арестом, но был осужден только в апреле 1952 года Особым совещанием при МГБ и приговорен к 25 годам лишения свободы. Освободили его после смерти Сталина.

По нашему убеждению, министр иностранных дел Мунтерс был идеальной фигурой для того, чтобы возглавить правительство, приемлемое как в немецких, так и в советских интересах. Когда он обязал ведущие латвийские газеты опубликовать фотографию Молотова (в честь его 50-летия), мы восприняли это как знак его готовности установить личные контакты с Молотовым. Наша реакция была незамедлительной: мне тут же выдали дипломатический паспорт на имя Матвеева, а Мунтерса информировали о том, что с ним хотел бы встретиться Матвеев, специальный советник Молотова… В Риге я нанес тайный визит Мунтерсу, выразив во время нашей встречи пожелание Советского правительства как можно скорее произвести перестановки в составе кабинета министров республики, с тем чтобы он, Мунтерс, смог возглавить новое коалиционное правительство…

 

После возвращения в Латвию в конце 1950-х Мунтерс работал в Академии наук Латвийской ССР. Печатался в советской прессе (в частности, в «Известиях»), выступая с резкой критикой западноевропейской и американской латышской диаспоры. В 1964 году был назначен членом курируемого КГБ республиканского комитета по культурным связям с соотечественниками за рубежом.

Всю жизнь «террориста № 1» Советского Союза генерал-лейтенанта Павла Судоплатова можно сопроводить вопросительными знаками.

До сих пор его биография окутана тайнами, его собственные мемуары частью невозможно как-то проверить, частью можно, но тут же наталкиваешься на недоговоренности, искажения, откровенное вранье.

Разве что предпоследний домашний адрес: улица Мархлевского (ныне Милютинский переулок), 9 — чистая правда. Этот трехэтажный особняк был построен в 1928 году для руководителей ОГПУ, девять квартир (лично я знал имена некоторых жильцов, все расстреляны: Ягода, Трилиссер, Артузов, Дерибас…).

Сейчас еще две фамилии добавились, проскочив в мемуарах: Момулов и Судоплатов. Заселились на «освободившуюся» площадь уже после войны, судьба их пощадила — Момулов был начальником секретариата Берии, Судоплатов руководил Специальной службой «ДР» МГБ (террор и диверсии). Но сели оба в 1953-м, арестованные как соучастники бериевского заговора с целью «уничтожения членов советского правительства и реставрации капитализма в СССР».

 

Судоплатов — одна из немногих фигур его ранга — не испытывал никаких иллюзий по поводу тех, в чьи руки попал. Долго и умело инсценировал помешательство, водил за нос ведущих психиатров страны, год пролежал в Ленинградской спецбольнице, в ней и «пересидел» самое опасное время — расстрельные процессы бериевцев — и только потом «выздоровел». Судили его, правда, как при Сталине — без адвоката, с заранее подготовленным приговором. Хоть обвинение в участии в антиправительственном заговоре, которое он отрицал, и развалилось, свои 15 лет получил в основном за него.

Еще в вину Судоплатову вменялись эксперименты над людьми для выявления эффективности отравляющих веществ и ядов, ведь под контролем 4-гоуправления, которое он возглавлял, находились бактериологическая и токсикологическая лаборатории. Сам он и это отрицал, ссылаясь на многочисленные противоречащие друг другу документы. Документы (они специально так писались) можно трактовать как кому захочется. Кто там кому подчинялся? Даже названия управлений менялись едва ли не ежемесячно…

Поначалу во Владимировской тюрьме ему было неплохо: три передачи в месяц, без ограничений, хорошая компания, беседы с коллегами… «Однажды Людвигов (бывший начальник секретариата МВД) сказал, что не может представить Берию таким злодеем. На это Эйтингон саркастически заметил: «Да уж… Вы же возносили его и называли своих детей Лаврентиями». Остальные криво улыбнулись…» (генерал Наум Эйтингон, его многолетний заместитель и друг, непосредственный организатор убийства Троцкого. — П. Г.). «Мне подсадили бургомистра Смоленска при немцах Меньшагина. Наши отношения были вежливыми, но отчужденными. Хотя он был интересный человек, но прежняя жизнь и поверхностное знание нашей действительности меня раздражали, поэтому мы не могли сблизиться…»

Или вот еще сокамерник и собеседник Судоплатова — депутат дореволюционной Государственной думы Василий Шульгин, «военный трофей» Красной Армии, эмигрант с двадцатилетним стажем, когда-то принимавший отречение Николая Второго.

Посетители опять же. Отец кинорежиссера Элема Климова, ответственный работник ЦК КПСС, приезжал…

Климов провел во Владимирской тюрьме несколько дней. По его распоряжению Судоплатову предоставили пишущую машинку, чтобы он напечатал ответы на все его вопросы. Они охватывали историю разведывательных операций, подробности указаний, которые давали Берия, Абакумов, Игнатьев, Круглов, Маленков и Молотов, а также участие в деле проведения подпольных и диверсионных акций против немцев и сбору информации по атомной бомбе… Особенно гостя интересовали Молотов и Маленков. «Я не отрицал своего участия в специальных акциях, но отметил, что они рассматривались правительством как совершенно секретные боевые операции против известных врагов советского государства и осуществлялись по приказу руководителей, и ныне находящихся у власти.

Поэтому прокуроры отказались письменно зафиксировать обстоятельства каждого дела…

Наконец, по предложению Климова я напечатал еще одно заявление об освобождении и реабилитации. Учитывая его совет, я не упоминал имени Хрущева, однако указал, что все приказы, отдававшиеся мне, исходили от ЦК партии…»

Уезжая, Климов сказал, что уверен в благожелательном ответе на просьбу «об освобождении и реабилитации».

А потом все изменилось. XXII съезд прошел, Молотова с Маленковым убрали. И начальники тюрьмы сменились. И передачи не трижды в месяц, а раз в год. И прогулки за пределы камеры сократились. И на длиннющие письма в ЦК и прокуратуру отвечали издевательски коротко: «Нет оснований». Сорок заявлений отправил из Владимира Павел Анатольевич. «Мои сокамерники смеялись над юридической аргументацией моих ходатайств, — вспоминал он. — Ведь законы и борьба за власть несовместимы»…

Во Владимирской тюрьме Судоплатов перенес три инфаркта, ослеп на один глаз, стал инвалидом.

В 1965 году 24 бывших сотрудника КГБ (среди них пять Героев Советского Союза) подписали письмо в ЦК КПСС с просьбой освободить своего начальника Судоплатова. Им ответили: не лезьте не в свое дело. Символично, по-моему.

Но 21 августа 1968 года срок вышел, Судоплатова освободили.

В этот же день войска Варшавского Договора вошли в Чехословакию.

Его жене повезло — не арестовали. Но ее, ветерана органов, полковника, попытались выселить из служебной (той самой!) квартиры. Не удалось — товарищи помогли. Хотя потом особняк все-таки отдали торгпредству Польши. Пришлось переехать (квартира тоже оказалась большая, хорошая).

Надо сказать, все эти годы она не опускала рук, боролась за мужа.

Художник, знавший Судоплатова, рисовавший его для своей серии «Последние люди империи», попавший даже в книгу его воспоминаний, сказал мне: «Это страшный человек!»

Во время сеанса, вспоминал художник, Судоплатов говорил о врагах, о собственной прозорливости, а также о неблагодарности Сталина…

Художник нарисовал портрет, страшный до ужаса.

Вся история ВЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ — это не путь славы, а дорога лжи, предательств и преступлений. Достаточно посмотреть на списки сотрудников, расстрелянных тем самым государством, которому они так верно служили.

Дрожь берет. Еще раз повторю: не надо ссылаться на соседей по планете. Везде спецслужбы — не самая уважаемая работа, везде страницы их истории обильно заляпаны грязью, запятнаны кровью. Но такой истории, как наша, нет ни у кого.

Судя по всему, Судоплатов героически вел себя на следствии. Но если в 1992 году его реабилитировали правильно, по закону, то не значит ли это, что тогда, в 1958 году, его судили неверно? А следствие, которое вел — лично! — генеральный прокурор страны Руденко? Да, Руденко наказания избежал, умер «в своей постели». Хотя в 1937-м был членом тройки, приговорившей к смерти тысячи (тысячи!) невинных людей. В 1945-м на Нюрнбергском процессе пытался протащить лживую версию Катынского расстрела. Потом боролся с диссидентами… Сейчас у Прокуратуры ?РФ есть медаль Руденко, убийцы и лжесвидетеля. Ее с гордостью носят удостоенные этой награды российские прокуроры…

Интересно, есть ли медаль Руденко у прокурора Жафярова, просившего Верховный суд запретить «Мемориал»*? Ибо, сказал он, в частности, «очевидно, что «Мемориал», спекулируя на теме политических репрессий XX века, создает лживый образ СССР как террористического государства».

Умер Судоплатов в 1996 году. Награды ему «вернули» через два года. А именно: орден Ленина; три ордена Красного Знамени; орден Суворова II степени; орден Отечественной войны I степени; два ордена Красной Звезды; медали. Они были отняты той властью, которая ими и награждала. А Ельцин — какое он имел право их вернуть? Простить — можно, оправдать — можно. Но возвращать награды?.. Сомневаюсь.